Нарративная структура рассказа Ю. П. Казакова "Арктур - гончий пес"

Пыхтина Ирина Юрьевна студент, кафедра русской и зарубежной литературы, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Pyhtina Irina Yur'evna Student, Department of Russian and Foreign Literature, Peoples' Friendship University of Russia 6 Miklukho-Maklaya str., Moscow, 117198, Russia miss.irina.pihtina@yandex.ru

Бубнова Наталья Александровна ORCID: 0000-0002-8293-1399 кандидат филологических наук старший преподаватель, кафедра общего и русского языкознания, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Bubnova Natal'ya Aleksandrovna PhD in Philology Senior Lecturer, Department of General and Russian Linguistics, Peoples' Friendship University of Russia 6 Miklukho-Maklaya str., Moscow, 117198, Russia bubnova_na@pfur.ru

Введение

Творчество Юрия Казакова определилось в литературном процессе XX века несколько обособленно. В то время, как в 50–60 е гг. прошлого столетия словесность шла под знаменем социалистического реализма с идеальным героем и «правильными» сюжетами, Юрий Павлович отстаивал право на жизнь литературы лирической, преемницы классики в лице Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, И. А. Бунина. В одной из своих публицистических статей Ю. П. Казаков спорит с противниками своего направления, отстаивая «чувствительность…музыкальность…обостренное внимание к природе…умение показать внутренний мир человека» в современных произведениях ^{[3, С. 6]}.

Казаковские рассказы – лирические миниатюры об обычной жизни во всех ее проявлениях. Его герои – это не ратники труда, но несчастные в любви девушки («Некрасивая»), старики («В город»), дети («Никикшины тайны»), а также и животные. Анималистическая проза, особое отношение к животным, играет важную роль в литературном наследии автора. Несомненно, центральное место в нем занимает ранний рассказ «Арктур – гончий пес», написанный в 1957 году.

Важно, что «Арктура» писатель посвящает М. М. Пришвину. Его Казаков считал своим учителем по перу, сам признаваясь: «А мысли и ощущения Пришвина – мои мысли и ощущения» ^{[7, С. 329]}. И. Кузьмичев пишет: «И Казакова волшебный пришвинский колобок звал в ту страну без имени, без территории…где каждый «когда-то бывал, где все знакомо – и все забыто» ^{[7, С. 109]}. Пришвин был одним из любимых писателей Ю. Казакова, по словам самого прозаика: «не один из советских писателей не трогает так это тайное, как Пришвин» ^{[7, С. 107]}. «Это тайное» Казаков перенес в главного героя своего охотничьего рассказа, пса Арктура.

Сюжет

Несмотря на центричность образа, автор не делает из Арктура "особенного" пса, способного говорить и тем самым транслировать свои мысли и переживания. Напротив, это обычный зверь, лишенный зрения от рождения. Все повествование пронизано жизнеописанием пса, его становлением. Весной Арктур появляется на свет и весной тайно исчезает. Переход состояний главного персонажа из беспомощного щенка в верного пса, служащего своему хозяину - доктору, является лишь завязкой рассказа. Между собакой и человеком возникают трепетные чувства, кажется, Арктур нашел свое место в жизни. Однако неожиданное знакомство с лесом, первая вылазка в дикую природу, открывает для пса какой-то новый, тайный смысл его существования. Так, Арктур перерождается из хилой собаки с «мертвыми глазами» в гончего пса, который гонит зверя и знает свое предназначение.

Обсуждение

Ранее исследователи творчества Казакова не раз прибегали к анализу рассказа «Арктур - гончий пес», поставив его в один ряд с «рассказом-притчей, -мифом». Однако работа С. И. Королева отмечена отсутствием последовательной теоретической базы, нередко автор смешивает между собой типы нарраторов, а иногда объединяет двух разных рассказчиков друг с другом: «нельзя сказать, что повествователь «затерялся» в мире героев. Порой он демонстрирует свое всевидящее око» ^{[5, С. 117–125]}. В нашей статье представлена попытка рассмотреть нарративную структуру и через нее определить доминанту текста. Так как повествовательная сторона рассказа комплексна и сложна по своей природе и должна быть рассмотрена более подробно и системно.

Основные результаты

Итак, в начале произведения повествование идет от экзегитического повествователя (внешнего), по терминологии Е. В. Падучевой ^{[9, С. 203]}. Этот нарратор «всеведущий», он не участвует в сюжетной линии, дает перспективу описания событий “сверху”, он гармонично входит в ткань рассказа, фабула и сюжет которого расходятся, осуществляя прием «рассказа в рассказе». Такой тип нарратора Ж. Женетт обозначил понятием «нулевая фокализация» ^{[1, С. 391–394]}. План пространственно-временной характеристики отмечен несовпадением позиции персонажа и повествователя. В этой части повествования мы узнаем об истории рождения, первые годы жизни Арктура как бы «с высоты птичьего полета». Нарратор – источник информации, он вне событий.

Усиливает эффект отчужденности экзегитического повествователя толика отстраненности, которая прослеживается в лирических отступлениях: начав историю о псе, нарратор «отвлекается» на описание своеобразия жизни цыган и прилет лебедей. Этот тип повествователя с самого начала делит текст на мир людей и мир животных. Стоит отметить, что с последним он в наименьшей степени связан: если о появлении пса в городе сообщается через людскую молву («многие были убеждены», «другие говорили»), то об остальном, сопряженном с описанием рождения Арктура и пребыванием среди своих собратьев-псов, повествователь может лишь догадываться. Закономерно появляются лексемы неуверенности: «наверно», «неизвестно», «чему-то», «где-нибудь», «как-то».

По завершении первой части экзегитический повествователь не уходит с полотна нарратива, но сменяется обычным повествованием от первого лица (Ich-erzälung). Теперь события транслируются от одного из персонажей рассказа, который активно принимает участие в происходящем. В согласии с текстом мы можем предположить, что это охотник-любитель, который на весну-лето снимает жилье ближе к лесу. Так и происходит: повествователь-«Я» поселяется у доктора, местного педиатра, и становится свидетелем дальнейшей домашней жизни Арктура. Пространственно-временной план меняется, теперь позиции повествователя-«Я» и персонажа-охотника совпадают. И охотник-рассказчик, и пес активны в пределах одного хронотопа.

Стоит отметить важный момент повествования - как описываются звуки в рассказе. До появления Арктура на пороге дома доктора для описания окружающей мелодии мира «я-повествователь» прибегает к однозначным, точным определениям: доктор «тончайшей фистулой вытягивал…арии», «петух громогласно пел». Нет сомнений, что здесь аудиальное изображение мира исходит от человека. Однако обратим внимание, как план фразеологии меняется после введения в ход повествования пса. Например, так представлен голос доктора: «звуки голоса хозяина были булькающими и шепчущими». Описание происходит уже на уровне инстинктов, догадок, ассоциаций, будто повествование ведется не от Я-охотника, но от лица Арктура.

Ненапрямую, в конце второй части, автор вводит в повествование еще один тип нарратора. Только он знает, как чувствует и думает пес. С приходом этого типа возникает плановая дихотомия, рассказ ведется уже с внутренней позиции. Это похоже на внутренний монолог немого. Повествователь как бы сливается с сознанием пса, способен в точности и на языке Арктура передать его внутреннюю экспрессию. Еще И. А. Карчагин отметил, что одним из принципов построения композиции рассказа у Юрия Казакова является интериоризация, которая сближает прозу писателя с поэзией, вводя не просто эпических персонажей, повествователей, но почти лирических героев ^{[4, С. 34]}.

Так возникновение Арктура знаменует появление лирического повествователя, который может быть обозначен нами как «Я-ПЁС» (Я-ОН). Ему свойственна несобственно-прямая речь, голос героя (Арктура) преобладает над голосом автора (охотника), хотя формально текст принадлежит самому повествователю. Так говорится в тексте о чувствах пса к доктору: «Он любил его страстно и поэтично, быть может, больше жизни», «Чувство его к своему хозяину было...возвышенным», «он был целомудрен». В этой части нарратор «Я-ОН» несколько возвышенно описывает эмоции Арктура. Он избегает употребления каких-либо точных обозначений по отношению к главному герою. Если обычный повествователь-охотник предпочитает назвать, описать внешне: «еще один обитатель», «потащил слепого», «по привычке пес вздрагивал», «На что ему собака?». То повествователь «Я-ОН», напротив, говорит об Арктуре интроспективно, изнутри, не обращая внимания на внешнее, употребляет лишь местоимение абстрактное «он» и ему производные: «он был целомудрен», «ему хотелось вскочить», «уши его распускались», «он никак не мог вспомнить». Таким образом фокус наррации смещается на внутренний.

И если всезнающий нарратор как бы особняком стоит по отношению к двум другим типам повествователей, на мгновение появившись в начале текста, то разграничить перволичного нарратора-охотника и нарратора «Я-ОН» подчас представляется трудным. Анализ фрагмента второй части наглядно демонстрирует, как эти два последних типа повествователей переплетены между собой, нет точного отделения одного от второго, мысли и рассказ охотника прерываются чувствами Арктура и наоборот. Как было замечено, пространственно-временной план у них совпадает, но, тем не менее, различен план фразеологии (человек/пес) и план психологии (снаружи/изнутри).

В подтверждение этого положения рассмотрим еще один пример из текста, когда Арктур впервые знакомится с лесом, тем самым проходя через обряд инициации, душевного перерождения. В начале четвертой части обычное повествование от лица охотника: «Я пошел утром в лес…». Заканчивается абзац тем, что повествователь раздражен немного глупым поведением пса: «Скоро мне надоело его непонятное упорство». Однако далее идет рефлексия, нарратор сменяется и показывает чувства, впечатления, мысли Арктура: «Лес ошеломил Арктура». Описание представлено уже с точки зрения слепого, подчеркивается тактильное восприятие окружающей среды: «жестковатая уже трава, колючие кусты…упругие молодые елочки». Одно и то же событие передается с разных позиций: перспектива охотника и перспектива слепого пса. В этом случае, чтобы разграничить двух повествователей, нужно ответить на вопрос: чьими глазами нарратор смотрит на мир. Очевидно, контакт с природой на уровне ощущений присущ Арктуру, которому не дано видеть и которого внезапно окружили «пахучие, шелестящие, потрескивающие, колючие предметы». Различие точек зрения на этом уровне Вольф Шмид обозначает термином «перцептивный план», где важно, кто является оценивающей инстанцией ^{[11, С. 70]}. Интересно также, что этот план проявляется и в оценке поведения и характера Арктура. Прослеживается закономерность: перволичному повествователю-охотнику представляется смешным и жалким, что делает собака, по сюжету он не брал его на охоту, так как пес «бежал смешно» и имел «тонкий щенячий голос». В то время, как для лирического нарратора Арктур – настоящий гончий пес. Примечательно, как патетично, даже героически, описана первая охота: «Он рвался, рычал...глаза его налились кровью», «Он был сильно помят и поцарапан», «так велика была его страсть».

Если рассмотреть вышеописанные типы нарраторов в рамках теории повествовательных ситуаций Ф. К. Штанцеля (1979), можно соотнести «всезнающий тип» с аукториальной повествовательной ситуацией, вычленяемой на основе оппозиций перспективы «внешняя-внутренняя» ^{[11, С. 62–63]}. Перволичный тип – это повествование от первого лица, где проявляется идентичность нарратора и персонажа (охотник), а лирический тип «Я-ОН» – персональная ситуация, нарратор – не просто рассказчик, но и рефлектор, проникающий в сознание персонажа (Арктура).

Ю. Казаков неслучайно вводит нарратора, способного постичь мысли и чувства на первый взгляд обычного пса. Делая его главным героем своего рассказа, автор представляет переживания Арктура как переживания обычного человека. Тема свободы – лейтмотив произведения – таким образом раскрывается не столько благодаря внешним характеристикам пса, сколько качествам внутренним. Арктур в повествовательном модусе лирического нарратора оживает, выражая свои чувства и приобретая право голоса. Однажды Казаков написал К. Паустовскому, что работает над рассказами и «везде будет присутствовать личность автора» ^{[7, С. 290]}. Можно предположить, что автор в какой-то степени переносит на Арктура собственные черты и переживания и вкладывает частичку себя.

Заключение

Юрий Павлович Казаков, лирический писатель второй половины XX века, в своих произведениях отражал «доброту, совестливость, сердечность, нежность» ^{[3, С. 6]}. Даже в анималистической прозе, главным героем которой становились животные, писателю удавалось уловить малейшие стремления души и мысли своих безмолвных, тихих персонажей. Так и в раннем рассказе «Арктур – гончий пес» (1957) автор благодаря своеобразию построения нарративной стороны рассказа позволяет понять, что прочувствовал и пережил обыкновенный охотничий пес. Именно с появлением третьего типа повествователя, лирического нарратора, проникающего в глубину души персонажа, способного постичь потаенные чувства, на уровне композиционном в рассказе «Арктур – гончий пес» проявляется лирическая доминанта, свойственная поэтике Ю. П. Казакова и характеризующая ее.