Переводческая мотивация и предисловие Шарля Бодлера «Edgar Poe, sa vie et ses œuvres» к изданию текстов Э. А. По

Тетенова Мария Александровна аспирант, кафедра истории и методологии перевода, Московский Государственный Университет им. М.В. Ломоносова 119234, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1, корп. 51 Tetenova Mariia Aleksandrovna Postgraduate student, The Higher School of Translation and Interpreting, Moscow State University 119234, Russia, Moscow region, Moscow, Leninskie Gory str., 1, building 51 tetenova.mariia@gmail.com Другие публикации этого автора

«Закончить перевод оригинального текста» для переводчика не обязательно значит «закончить работу». После завершения непосредственно самого перевода текста переводчик часто приступает к новому этапу, важному для него как профессионала и ремесленника: он представляет свою работу, то есть пишет своего рода сопроводительный комментарий. У комментария могут быть самые разные цели, как и формы: постраничные сноски, внутритекстовые комментарии в скобках, предваряющие саму работу предисловия и внетекстовые высказывания в тематических изданиях, программах, форумах и т.п. Именно в этих комментариях исследователи находят те самые «откровения» переводчиков: о том, как быть переводчиком, о своих собственных отношениях с автором текста, об особом восприятии: текста или/и автора, о трудностях, с которыми они столкнулись при выполнении своей работы, об инструментах, которые они использовали, чтобы преодолеть эти самые трудности. Комментарии тем важнее, что они становятся ценными артефактами для исследователей, изучающих переводы и работающих в русле переводоведения. Именно переводческие комментарии являются объективным мерилом для препарирования текста перевода, для его критики: исследователь и читатель уже заранее получает эту особую настройку, задаваемую переводчиком, для чтения определённого перевода, читатель получает возможность принять во внимание всё то особое, что имеет сказать переводчик, настроить свой «фокус». Французский исследователь Мишель Баллар подчёркивает ценность переводческих комментариев:

«Если мы посмотрим на историю перевода и переводоведения, то увидим, что [...] именно сами переводчики испытывают навязчивую потребность говорить о своей работе. От Цицерона до Ива Боннефуа, от Лютера до Этьена Доле, от Джона Драйдена до Джорджа Кэмпбелла, от Андре Жида до Владимира Набокова: переводчики не перестают считать свою работу объектом изучения, иными словами, они сами занимаются одной из форм переводоведения. (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. Si l’on considère l’histoire de la traduction et de la traductologie on constate […] que ce sont les traducteurs eux-mêmes qui éprouvent le besoin, de façon compulsive, de parler de leur travail. De Cicéron à Yves Bonnefoy, en passant par Luther, Étienne Dolet, John Dryden, George Campbell, André Gide ou Vladimir Nabokov, les traducteurs n’ont cessé de prendre leur travail pour objet de iscours, c’est-à-dire de pratiquer des formes de traductologie.) [Ballard 1992 : 273]

К переводческим комментариям, которые не могут быть обделены вниманием, нельзя не отнести предисловия Шарля Бодлера. Шарль Бодлер, известный французский поэт XIX века, трудился не только над собственными произведениями, но и над переводами других авторов. Переводы Ш. Бодлера сегодня изучаются не только как переводы, сделанные поэтом и писателем, но и как отпечатки, засечки на пути формирования непосредственно его собственного поэтического языка. Особый интерес при изучении переводческих артефактов, оставленных Ш. Бодлером, представляют написанные им предисловия, в которых поэт-переводчик не только описывал своё видение авторского текста, но и отмечал своё собственное отношение к автору, называя американского поэта «сильнейшим пером того времени», «одним из величайших гениев, когда-либо существовавших» [Bentabet 2015: 7], давал оценку стилю, называя Э. По «слишком умным» для своего времени и окружения («… он писал в стиле, чрезмерно превышающем средний уровень образованности, чтобы ему хорошо платили») (перевод наш – прим. авт) (фр. ориг. «…il écrivait dans un style trop au-dessus du niveau intellectual commun pour qu’on pût le payer cher» [Baudelaire 1856 : 19]), освещал свою переводческую стратегию («Мне почти нечего сказать о произведениях этого необычного гения. Публика сама определится со своим мнением о них. Для меня, вероятно, было бы трудно, но не невозможно разгадать его метод, объяснить его подход к работе, особенно в той части его произведений, где главный эффект заключается в продуманном анализе.») (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. «Des ouvrages de ce singulier génie, j’ai peu de chose à dire. Le public fera voir ce qu’il en pense. Il me serait difficile, peut-être, mais non pas impossible de débrouiller sa méthode, d’expliquer son procédé, surtout dans la partie de ses oeuvres dont le principal effet gît dans une analyse bien ménagée.) [Baudelaire 1856: 28].

Ш. Бодлер известен в первую очередь как автор сборника «Цветы зла» («Les Fleurs du Mal»), опубликованного в августе 1857 года. Своим современникам Ш. Бодлер NATTбыл известен как журналист и критик искусства, работавший в журнале «Liberté de penser», денди, растративший половину состояния отца за полтора года, после чего судом ему предпишут ограниченный ежемесячный пансион в 200 франков [Natta 2017: 133], «Данте падшей эпохи» (перевод наш – прим. авт.) (ориг. фр. «Dante d'une époque déchue») [Aurevilly: 380], «тяготеющий к классицизму, взращенный романтизмом» (перевод наш – прим. авт.) (ориг. фр. « tourné vers le classicisme, nourri de romantisme ») [Décaudin: 402], неоднократно замеченный в употреблении наркотиков и страдающий от сифилиса, что оставит свой след в его творчестве.

Именно в журнале «La Liberté de penser», где Бодлер работал главным редактором, был опубликован рассказ Эдгара Аллана По «Месмерическое откровение» (англ. Mesmeric Revelation) в переводе Ш. Бодлера под заголовком «Révélation magnétique» — именно эта публикация положила начало череде переводов Э.А. По Ш. Бодлером. Именно этот момент, 15 июля 1848 года, принято считать за отправную точку увлечения французского поэта американским автором: с того момента он неоднократно будет эксплицитно выражать своё восхищение Э. По, а также переводить его произведения. По мнению Робера Коппа, появление творчества Э. По в жизни Ш. Бодлера имело столь особое значение, что Ш. Бодлер даже оставил свою «революционерскую лихорадку» (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. La connaissance des œuvres de Poe et de Joseph de Maistre atténue définitivement sa « fièvre révolutionnaire ») [ Kopp: 60].

В 1856 году выходит сборник рассказов Э. А. По в переводе Ш. Бодлера под названием «Histoires extraordinaires», к которому переводчик пишет объёмное предисловие, разделённое на 4 главы. В сам сборник вошли 13 рассказов: «Double assassinat dans la rue Morgue» (англ. The Murders in the Rue Morgue); «La Lettre volée» (англ. «The Purloined Letter»); «Le Scarabée d’or» (англ. «The Gold Bug»); «Le Canard au ballon» (англ. «The Balloon-Hoax»); «Aventure sans pareille d’un certain Hans Pfaall» (англ. «The Unparalleled Adventure of One Hans Pfaall»); «Manuscrit trouvé dans une bouteille» (англ. MS. Found in a Bottle); «Une descente dans le Maelstrom» (англ. A Descent into the Maelström); «La Vérité sur le cas de M. Valdemar» (англ. The Facts in the Case of M. Valdemar); «Révélation magnétique» (англ. Mesmeric Revelation); «Les Souvenirs de M. Auguste Bedloe» (англ. «A Tale of the Ragged Mountains»); «Morella» (англ. «Morella»); « Ligeia » (англ. Ligeia); « Metzengerstein » (англ. «Metzengerstein»). Часто представляемый как продолжение рассказа «Double assassinat dans la rue Morgue» (англ. The Murders in the Rue Morgue) рассказ «Le Mystère de Marie Roget» (англ. The Mystery of Marie Rogêt) в переводе Ш. Бодлера будет опубликован позже, в сборнике «Histoires grotesques et sérieuses» в 1864 году.

Эдгар Аллан По (1809 – 1849), ставший объектом столь живого интереса для Ш. Бодлера, сегодня считается одним из наиболее известных представителей американского романтизма. В первую очередь, он известен своей прозой, хотя также существуют стихи, критические заметки и статьи его авторства. Стоит особенно подчеркнуть течение романтизма, повлиявшее на становление авторского языка и стиля обоих авторов: оба автора выстроили свой поэтический язык в процессе препарирования данной им эпохой романтической базы. Так, символизм, который впоследствии сформируется на основе текстов в том числе и Ш. Бодлера корнями уходит в романтизм: символизм во многом переосмысливал основные, ключевые для романтизма категории, такие как страсть, понимание красоты (эстетика), эго героя.

Ш. Бодлер неоднократно подчёркивал общность взглядов на искусство с Э.А. По, даже несмотря на разность происхождения и культур: «Он верил, будучи истинным поэтом, что цель поэзии состоит в том же, в чём и её принцип, и что она не должна иметь своей целью ничего другого, кроме самой себя.» (перевод наш – прим. авт.) (ориг. фр. Il croyait, en vrai poëte qu’il était, que le but de la poésie est de même nature que son principe, et qu’elle ne doit pas avoir en vue autre chose qu’elle même.) [Baudelaire 1856: 16]. О самом себе Ш. Бодлер говорит буквально то же самое: «Поэзия, если только вы захотите погрузиться в себя, допросить свою душу, вспомнить свои полные счастья воспоминания, не имеет другой цели, кроме как самой себя.» (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. «La poésie, pour peu qu'on veuille descendre en soi-même, interroger son âme, rappeler ses souvenirs d'enthousiasme, n'a pas d'autre but qu'elle-même.») [Baudelaire 1868: 21] Это не единственный пример общего анализма фигуры Э.А. По в предисловии к «Histoires Extraordinaires»: Бодлер в целом описывает не столько текст, над которым он работал, сколько самого Э. А. По, его жизнь и его творческий путь, а также сложности, с которыми ему, По, пришлось столкнуться:

«Он верил только в неизменное, вечное, единое, и наслаждался — жестокая привилегия в любящем себя обществе! — тем великим макиавеллианским здравым смыслом, что идёт перед мудрецом, как столб света, через пустыню истории. – Что бы подумал, что написал бы он, несчастный, если бы услышал, что богослов упраздняет ад из дружеского чувства к роду человеческому, а философ чисел даёт гарантии, что за один су с человека он отменил бы войну — и заодно смертную казнь и правила правописания, эти два следующих друг за другом безумства! – и так много других больных, которые записывают, навострив уши по ветру, свои кружащиеся фантазии, столь же неуловимые, как и стихия, диктующая их им? — Если прибавить к этому безупречному видению истины (что являлось настоящим недугом в некоторых обстоятельствах) изысканную утонченность чувства, которое мучила фальшивая нота; тонкость вкуса, которую всё, кроме точной пропорции, приводило в возмущение; ненасытную любовь к Красоте, которая вобрала в себя всю мощь нездоровой страсти; не удивишься, что для такого человека жизнь стала адом и что кончил он дурно; вы будете восхищаться тем, что это могло продолжаться так долго.» (перевод наш — прим. авт.) (ориг. фр. Il ne croyait qu’à l’immuable, à l’éternel, au selfsame, et il jouissait – cruel privilège dans une société amoureuse d’elle même! – de ce grand bon sens à la Machiavel qui marche devant le sage, comme une colonne lumineuse, à travers le désert de l’histoire. – Qu’eût-il pensé, qu’eût-il écrit, l’infortuné, s’il avait entendu la théologienne du sentiment supprimer l’Enfer par amitié pour le genre humain, le philosophe du chiffre proposer un système d’assurances, une souscription à un sou par tête pour la suppression de la guerre, – et l’abolition de la peine de mort et de l’orthographe, ces deux folies corrélatives ! – et tant d’autres malades qui écrivent, l’oreille inclinée au vent, des fantaisies giratoires aussi flatueuses que l’élément qui les leur dicte ? – Si vous ajoutez à cette vision impeccable du vrai, véritable infirmité dans de certaines circonstances, une délicatesse exquise de sens qu’une note fausse torturait, une finesse de goût que tout, excepté l’exacte proportion, révoltait, un amour insatiable du Beau, qui avait pris la puissance d’une passion morbide, vous ne vous étonnerez pas que pour un pareil homme la vie soit devenue un enfer, etqu’il ait mal fini ; vous admirerez qu’il ait pu durer aussi longtemps.)

Ш. Бодлер впервые открыл для себя американского поэта Эдгара Аллана По в переводе Изабель Менье, опубликованном в газете «La Démocratie pacifique» 27 января 1848 г.: опубликован был короткий рассказ «Le Chat Noir» (ориг. англ. The Black Cat). О впечатлениях французского поэта вспоминает Шарль Асселино, близкий друг Ш. Бодлера, в своей книге «Charles Baudelaire : sa vie, son oeuvre»: «С первых чтений он воспылал восхищением этим неизвестным гением, с которым он совпадал в самых тончайших вопросах. Таких одержимостей: столь совершенных, столь быстрых, столь абсолютных, я встречал немного. Где бы он ни был, на улице, в кафе, в типографии, утром, вечером, он спрашивал своих собеседников: «Знаете ли вы Эдгара По?» И, в зависимости от ответа, либо горячо изливал свой энтузиазм, либо заваливал вопросами своего слушателя.» (перевод наш – прим. авт.) (ориг. фр. «Dès les premières lectures il s’enflamma d’admiration pour ce géni inconnu qui affinait au sien par tant de rapports. J’ai vu peu de possessions aussi complètes, aussi rapides, aussi absolues. A tout venant, où qu’il se trouvât, dans la rue, au café, dans une imprimerie, le matin, le soir, il allait demandant : − Connaissez-vous Edgar Poe ? Et, selon la réponse, il épanchait son enthousiasme, ou pressait de questions son auditeur.») [Asselineau 1869: 39] Бодлер признает это и сам: «Я нашел американского писателя, который вызвал во мне невероятную симпатию». (перевод наш – авт.) (ориг. фр. « J’ai trouvé un auteur américain qui a excité en moi une incroyable sympathie ».) [Bentabe 2015: 103]

В июле 1848 года в журнале «Liberté de penser» появляется первый перевод Ш. Бодлера рассказа Э.А. По «Магнетическое откровение» (англ. Mesmeric Revelation), и, хотя он не был ни первым переводчиком Э.А. По, ни его первооткрывателем, Ш. Бодлер стал считаться основным и наиболее известным переводчиком Э.А. По, а также способствовал его популяризации во Франции. В результате работы Ш. Бодлера американский автор находит во Франции популярность и признание, которых у него не было в его родной стране. Несмотря на превалирующую популярность переводов пера Ш. Бодлера, Эдгара По переводили и другие писатели и поэты: Уильям Хьюз, Фрэнсис Раббе, Изабель Менье и другие. Однако, именно Ш. Бодлер составил собрание рассказов Э. А. По в трёх томах для французской публики, которое стало судьбоносным для признания американского автора. Рассказы, представленные в этом сборнике, составляют примерно две трети «Tales» (1846), сборника, изданного при жизни Э.А. По. Ш. Бодлер переводил именно эти тексты: американский поэт уже мёртв на момент начала работы Ш. Бодлера. Французский поэт, тем не менее, видит между ними особое художественное родство, которое в его глазах объясняет схожесть их мышления и восприятия. К тому же, их жизненное и финансовое положение весьма схожи: несчастные, бедные, погрязшие в долгах и зависимостях, они подначиваемы своим талантом искать «новое» искусство, переопределять и создавать его заново. Будучи современниками с разницей в 12 лет, они проживают недолгую жизнь: 40 лет для американца и 46 лет – для француза. Во Франции в этот момент происходит революция в мире литературы: против классиков выступает Парнасская школа, объявляя новые ценности. И пусть Ш. Бодлер и не причислял себя к парнасцам, а По и вовсе не знал о них, они, тем не менее, вторят их тезисам: искусство должно быть ради искусства. Такое глобальное совпадение мировоззрений не могло не оставить следа для француза, о чём он сам открыто свидетельствует. Его цитату приводит в своей книге литературный критик Леон Лемоннье:

«Что весьма необычно и что я не могу не заметить, так это близкое сходство, хотя и не намеренно подчёркнутое, между моими собственными стихами и стихами этого человека, <что есть> следствие наличия определённых темперамента и атмосферы.» (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. «Ce qu’il y a d’assez singulier, et ce qu’il m’est impossible de ne pas remarquer, c’est la ressemblance intime, quoique non positivement accentuée, entre mes poésies propres et celles de cet homme, déduction faite du tempérament et du climat. ») [Lemonnier: 108]

Ш. Бодлер посвятил свое время и свой труд переводу Э.А. По, ибо обнаружил, что американский поэт и писатель похож на него самого, он увидел в Э. А. По «mon semblable, mon frère». Об этом он говорит прямо в своём письме Теофилю Торе 1864 года: «Знаете, почему я так терпеливо переводил По? Потому что он был похож на меня. В первый раз, когда я открыл его книгу, я с ужасом и восторгом увидел не только придуманные мною сюжеты, но и фразы, придуманные мною и написанные им двадцать лет назад.» (ориг. фр. Savez-vous pourquoi j’ai si patiemment traduit Poe ? Parce qu’il me ressemblait. La première fois que j’ai ouvert un livre de lui, j’ai vu avec épouvante et ravissement, non seulement des sujets rêvés par moi mais des phrases pensées par moi, et écrites par lui vingt ans auparavant.) [Baudelaire: 123]

Леон Лемоннье находит Ш. Бодлера идеальным переводчиком для такого писателя и поэта, как Э.А. По, он утверждает, что для того, «чтобы передать всю исключительность Эдгара По в полной мере, нужен был человек, равный ему по таланту и чья душа вибрировала бы в унисон с его собственной: и это Шарль Бодлер.» (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. « pour rendre à Edgar Poe son originalité entière, il faudra un homme qui soit son égal par le talent et dont l’âme accordée vibre à l’unisson de la sienne : Charles Baudelaire.») Стоит отметить, что Леон Лемоннье знал, о чём говорил: сам он перевёл 30 эссе и 30 рассказов Э.А. По, которые были опубликованы в его переводе на французский язык только 90 лет спустя в издании Classiques Garnier 1950 года. Так, 47 текстов, переведённые Ш. Бодлером, далеко не исчерпывают творчества Э.А. По, хотя именно им во многом был предопределён французский образ американского писателя. Говоря об особом французском образе Э.А. По, представляется необходимым привести цитату Ш. Асселино, что большинство поклонников По — французы, в то время как его хулители неизменно англосаксонцы, и приписывает <ответственность за это> Бодлеру. [Asselineau 1967: 99] Тот факт, что «французское лицо» По оказалось куда более привлекательным, чем английское, заставляет нас задаться вопросом, в какой мере переводы Ш. Бодлера могут быть причиной этой разницы во мнениях критиков.

Разница во мнениях критиков действительно разительна: Леон Лемоннье даже приводит отзыв читателя из Revue Française, написанный после прочтения предисловия и рассказов в переводе Ш. Бодлера: «В своем предисловии господин Бодлер показал американский характер своего автора с такой силой сочувствия и таланта, что рискует переборщить, ибо пока, признаюсь, я прочитал только половину книги, и предисловие кажется мне самой важной частью, самой трогательной, самой человечной и даже самой необычной историей.» (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. « M. Baudelaire a, dans sa préface, exhibé le personnage américain de son auteur avec une verve de sympathie et de talent qui risque fort de dépasser le but, car jusqu’ici, je dois l’avouer, n’ayant encore lu que la moitié du livre, la préface m’en paraît le morceau capital, l’histoire la plus touchante, la plus humaine et même la plus extraordinaire. ») [Lemonnier 1928: 155] Так, задавшийся целью заставить французское общество принять и понять американца французский поэт настолько вложил всего себя в это предисловие, что читатели порой оставались впечатлены настолько, что рассказы самого Э.А. По не могли сравниться с той проникновенностью и эмпатией, что излагал француз в своём комментарии. Эта чувственная и болезненная привязанность Ш. Бодлера к американскому писателю фиксируется, цементируется в предисловии для будущего, благодаря переводам текстов Э.А. По. Несмотря на разность культур и происхождений и расстояние между ними, Ш. Бодлер оказывается способен различить среди строк сходство их видений, жизней, талантов, испытать к уже покойному американскому писателю настоящее восхищение. Таким образом, при прочтении предисловия их отношения кажутся нам как будто бы личными, интимными, сообщническими, где два поэта разделяют одни взгляды на Искусство, они кажутся как будто ратующими друг за друга. Наконец, Ш. Бодлер как будто отождествляет себя с По, он узнает себя в его творчестве, а его – в самом себе.

Предположим, что именно по причине своей глубокой привязанности Ш. Бодлер не может позволить Э.А. По остаться неизвестным писателем для Франции. Французский поэт в своей переписке с Сен-Бёвом формулирует свою цель так: «Необходимо, то есть я хочу, чтобы Эдгар По, который не особо известен в Америке, стал великим человеком для Франции» (перевод наш – прим. авт.) (ориг. фр. Il faut, c’est-à-dire que je désire qu’Edgar Poe qui n’est pas grand’chose en Amérique, devienne un grand homme pour la France») [Baudelaire 1932: 352] Такая формулировка подразумевает его восприятие переводческого дела как серьёзную миссию, где он хочет создать определённое восприятие Э.А. По – такое же подобострастное и полное восхищения, как у самого Ш. Бодлера, — и это становится основным нарративом вокруг американского поэта. Именно благодаря труду Ш. Бодлера именно такой ореол сопровождает Э. А. По во Франции, а Стефан Малларме пишет в начале сборника своих переводов Э.А. По следующие слова: «памятник французского вкуса гению, который, как и наши самые почитаемые мастера, оказал на нас влияние» (фр. ориг. «un monument du goût français au génie qui à l’égal de nos maîtres les plus vénérés, exerça chez nous une influence») [Jones : 1] Так, Поль Валери в своей книге «Situation de Baudelaire» также уделяет внимание выдающимся переводам текстов Э.А. По Ш. Бодлером: «Этот великий человек был бы сегодня совершенно забыт, если бы Бодлер не потрудился ввести его в европейскую литературу. Заметим здесь, что всеобщая слава Эдгара По практически отсутствует или оспаривается только на его родной земле и в Англии.» (фр. ориг. Ce grand homme serait aujourd’hui complètement oublié, si Baudelaire ne se fût employé à introduire dans la littérature européenne. Ne manquons pas de d’observer ici que la gloire universelle d’Edgar Poe n’est faible ou contesté que dans son pays d’origine et en Angleterre.) [Valéry: 20]

Француз хочет представить американского писателя французской публике не только посредством перевода, но и представляя личность, жизнь и деятельность своего американского коллеги в своих предисловиях, критических заметках и статьях. В рассматриваемом нами предисловии он подробно описывает жизнь Э. По, его взгляды на искусство, его семью, его любовь, его тексты, обстоятельства его смерти. Когда он знакомится с текстами американца, он хочет знать всё о нём, несмотря на отсутствие изданий полных собраний сочинений: Бодлер пользуется своими знакомствами и получает от американцев, живших в Париже, выпуски газет, в которых публиковались тексты Э.А. По.

Ш. Бодлер в предисловии уделяет много внимания биографии Э.А. По, подчёркивая его ум и утончённость. Это также отмечает Клэр Хённеке в своей диссертации под названием «Бодлер – переводчик По»: «В статьях и предисловиях Бодлера больше внимания уделяется фигуре автора, чем его творчеству. Например, в статье 1852 г., а также в её переработке в предисловии к "Histoires Extraordinaires" 1856 г. Бодлер предлагает читателям сильное и выразительное биографическое изложение, а его сугубо литературный анализ, очень короткий, остается поверхностным и во многом "заимствованным" у различных американских критиков, на статьях которых Бодлер основывался при написании своих заметок». (перевод наш – прим. авт) (фр. ориг. <…> les articles et préfaces de Baudelaire portent davantage sur la figure de l’auteur que sur son oeuvre. Dans l’article de 1852, par exemple, ainsi que dans sa refonte en préface aux HE de 1856, Baudelaire offre à ses lecteurs une présentation biographique forte et évocatrice, tandis que son analyse strictement littéraire, très courte, reste superficielle, et qu’elle est en grande partie « empruntée » à différents critiques américains, sur les articles desquels Baudelaire s’est appuyé pour écrire ses notices.) [Hennequet 2005: 17] Рассмотрим предисловие более детально, чтобы убедиться, насколько такой вывод справедлив.

В первой части предисловия, занявшей неполных 5 страниц в издании 1856 года, Ш. Бодлер начинает своё представление Э.А. По: он начинает его как писатель, как поэт, представляя читателю картину посмертного суда над душами: «Не так давно перед нашим судом предстал несчастный человек, на лбу которого красовалась редкая и необычная татуировка: "Не везёт!" То была этикетка его жизни, которую он носил над глазами, как книга носит свое название, и наше исследование показало, что этот причудливый знак был жестоко правдив.» (перевод наш – прим. авт.) (фр. ориг. «Dans ces derniers temps, un malheureux fut amené devant nos tribunaux, dont le front était illustré d’un rare et singulier tatouage : Pas de chance ! Il portait ainsi au-dessus de ses yeux l’étiquette de sa vie, comme un livre son titre, et l’interrogatoire prouve que ce bizarre écriteau était cruellement véridique.») [Poe 1856: 7] С самых первых строк Ш. Бодлер представляет Э. А. По как человека, с которым несправедливо обошлась судьба, кто незаслуженно оказался погрязшим в невыносимых тяготах жизни артиста, от фр. artiste – человек искусства, чью тонкую душевную организацию общество не понимает и не принимает: «В истории литературы есть похожие судьбы, настоящие проклятия, — люди, на чьих испещрённых морщинами складках лба загадочно было написано "усердствующее невезение". Слепой Ангел искупления схватил их и хлещет в назидание другим. Напрасно в их жизни проявляются талант, добродетель и благодать. Общество готовит для них особую анафему и обвиняет их в недугах, причиной которым и были эти гонения.» (перевод наш — прим. авт.) (фр. ориг. Il y a, dans l’histoire littéraire, des destinées analogues, de vraies damnations, – des hommes qui portent le mot guignon écrit en caractères mystérieux dans les plis sinueux de leur front. L’Ange aveugle de l’expiation s’est emparé d’eux et les fouette à tour de bras pour l’édification des autres. En vain leur vie montre-t-elle des talents, des vertus, de la grâce ; la Société a pour eux un anathème spécial, et accuse en eux les infirmités que sa persécution leur a données.) [Poe 1856: 7] Для слова «guignon» электронный словарь Larousse предлагает такое истолкование: «Malchance persistante, en particulier au jeu», т.е. настойчивое (устойчивое, усердствующее) невезение, осо