Некоторые проблемы теории сильного государства

В последние годы во многих, если не в большинстве стран мира, как в научном, так и массовом сознании постепенно укореняется твердое понимание необходимости созидания сильного и мощного государства.Видный экономист, академик Российской академии наук В.Л.Макаров пишет: «Опыт стран, переживающих с начала 1990-х годов трансформационный переход, наглядно показал, что необходимый для запуска механизмов устойчивого экономического развития «прирост свобод» отнюдь не находится в линейной зависимости от сокращения функций государства. Напротив, только сильное государство, с чётко работающими институтами способно обеспечить должные гарантии гражданских прав и свобод, создать условия для успеха реформ» ^[1]. По мнению известного американского философа, социолога и футуролога Ф.Фукуямы, построение такого государства, заключающееся в создании новых правительственных учреждений и укреплении существующих, – одна из наиболее важных проблем мирового сообщества ^[2].

Мысль эта, разумеется, не нова. В пользу сильного государства высказывались многие величайшие мыслители, политические деятели прошлого. Ж.-Ж.Руссо, в частности, отмечал: «Лишь сильное государство обеспечивает свободу своим гражданам». Невозможно не согласиться и с утверждением Наполеона Бонапарта. «Слабость верховной власти, – считал он, – самое страшное из народных бедствий» ^[3]. Однако именно в последнее время подобная точка зрения приобрела особую актуальность. Несмотря на ещё довольно яростное противодействие со стороны радикально настроенных либералов с их удручающе примитивными инвективами против государства вообще, все большее число отечественных и зарубежных ученых, политиков приходят к осознанию существования насущной потребности в могущественном и дееспособном государстве. Об этом неоднократно говорили В.В.Путин и даже Д.А.Медведев, отличающийся, как известно, более либеральными взглядами. Другой российский политический деятель С.В.Степашин считает, что тезис о необходимости «возвращения» сильного государства сегодня признан очевидным ^[4]. Проблема формирования такого государства особенно актуализировалась (и, разумеется, не только для нашей страны, а для всего мирового сообщества) несколько лет назад в связи с разразившимся широкомасштабным финансово-экономическим кризисом, охватившим практически весь земной шар.

Пусть неспешная, но неотвратимая моральная реабилитация сильного государства происходит ныне даже несмотря на то, что предыдущее столетие можно, пожалуй, считать рекордным по количеству бесчеловечных, антигуманных тоталитарных режимов. Как известно, в первую очередь именно с такими режимами, иногда оправданно, а иногда и нет, ассоциируется сильное государство. По замечанию В.А.Затонского, «резкая и справедливая критика тоталитаризма и бюрократизма, бесправия человека в условиях административной системы нередко воспринималась, да и сейчас часто воспринимается как обвинительный приговор концепции сильного государства» ^[5].

Мы абсолютно убеждены в том, что наблюдаемая сегодня моральная реабилитация могущественного, дееспособного и эффективного государства, конечно же, не может и не должна рассматриваться в качестве случайности, а напротив, представляет собой закономерность, отражающую объективно обусловленное, исторически детерминированное развитие мировой обществоведческой мысли. Принимая во внимание её направление, мы полагаем, что настало время для формирования концепции сильного государства. Тем более что, по мнению многих исследователей, в значительной степени разделяемом и автором настоящей статьи, целостной концепции сильного государства в истории политической, правовой и философской мысли не существует ^{[5, с. 91]}.

Тем не менее, по причине чрезвычайной сложности и многогранности объекта наших исследований, вследствие того, что государство, как социокультурный и политико-правовой феномен, обладает сущностями нескольких порядков, а формы их проявлений вовне поражают немыслимым многообразием, мы ясно осознаем: разработка названной концепции в её целостном и хотя бы в первом приближении завершенном виде может явиться плодом только совместных и весьма напряженных усилий многих специалистов высокого уровня, представляющих различные отрасли науки: философию, социологию, юриспруденцию, экономику, историю, политологию, культурологию, психологию и др. Поэтому в данной работе мы претендуем лишь на то, чтобы попытаться сделать первые, надеемся, не слишком неуклюжие шаги по пути создания концепции сильного государства, высказать в этой связи некоторые собственные соображения, ответить на возникающие здесь вопросы.

Первый вопрос, на котором целесообразно сосредоточить внимание, может быть сформулирован следующим образом: что есть сильное государство? Каковы его наиболее существенные, отличительные черты? Каковы основные критерии, позволяющие рассматривать его в качестве такового?

Прежде всего, сильным, как нам представляется, может быть признано лишь государство, обладающее значительным властным потенциалом. (Показательно, что в русском языке одним из синонимов, причем очень близким по смыслу, слова «сила» как раз и является «власть»). Это практически означает, что сильное государство должно располагать достаточными материально-финансовыми, административными, организационными, людскими, информационными, коммуникативными, технико-технологическими и прочими ресурсами, которые позволяли бы ему вырабатывать выверенный, научно-обоснованный политический курс и твердо, неуклонно и последовательно проводить его в жизнь, эффективно управлять, энергично воздействовать на общественные процессы, осуществлять на высоком профессиональном уровне нормотворчество и обеспечивать законность и правопорядок, отправлять контрольные функции и т. д., словом, в полном объеме реализовывать все без исключения принимаемые им властные решения.

Раскрывая содержание понятия «значительный властный потенциал», которым, с нашей точки зрения, и должно обладать могущественное, дееспособное государство, мы не случайно в первую очередь отметили необходимость в соответствующей материально-финансовой ресурсной базе. Очевидно, что во все времена, но особенно сегодня, в условиях мирового господства рыночных отношений и соответствующей им идеологии, сильное государство помимо политической власти просто обязано иметь в своих руках и власть экономическую, иными словами, быть богатым. В противном случае политическая власть непременно будет утрачена. «Если государство не может взять верх над частными предприятиями, - справедливо отмечает видный английский логик, философ, математик и общественный деятель Б.Рассел, - оно становится их марионеткой, а те превращаются в реальное государство» ^[6]. А для того, чтобы быть богатым, недостаточно своевременно и в полном объёме собирать налоги (условие, конечно же, необходимое, крайне важное, но всё же недостаточное). Для этого нужно ещё и быть собственником, притом собственником весьма крупным. Таким образом, сильное государство – это, помимо прочего, владелец внушительной доли средств производства.

Значительный властный ресурс предполагает также, что государство и только оно по отношению к своим гражданам и на своей территории может применять силу. Другими словами, лишь сильному государству принадлежит фактическая монополия на силу, реально обеспеченное и притом исключительное право на использование соответствующих структур: армии, полиции, разведки, контрразведки, различного рода спецслужб и проч.

Здесь, однако, необходимо одно существенное уточнение. В формально-юридическом смысле, то есть сугубо теоретически монополией на силу обладает любое, в том числе и недостаточно могущественное и даже очевидно слабое государство. На практике же, как подчёркивает И.Валлерстайн, эта монополия довольно размыта, и чем слабее государство, тем размытей монополия ^[7]. Действительно, ведь во многих странах сила применяется и зачастую, к сожалению, весьма эффективно не только самим государством, но и многими другими разнообразными акторами, в том числе организациями и группами, имеющими полукриминальную или откровенно криминальную направленность. В некоторых сферах они порою успешно конкурируют с государством, заставляя его сдавать свои позиции, а иногда и ставя под угрозу само его существование.

Но когда речь идёт о сильном государстве ситуация оказывается совершенно иной. Она характеризуется тем, что никто кроме него в лице создаваемых им названных выше и иных органов и структур не только не вправе, но и не может в реальности, не в состоянии на деле применять силу. Сильное государство просто не позволяет это делать (за исключением, разумеется, тех случаев, если это допускает в соответствии со своими интересами само государство и под его жёстким контролем).

Следующей отличительной чертой сильного государства в нашем понимании является достаточно обширная сфера влияния государственно-властных структур. «Государство, – совершенно справедливо подчеркивает В.А.Затонский, – отказывающееся от исполнения имманентно присущих ему функций, уходящее (путем прекращения регулирования) из тех сфер общества, откуда уходить оно не имеет права, становится слабым, недееспособным» ^{[5, c. 108]}. Давно провозглашенный и, как ни парадоксально, до сих пор отстаиваемый наиболее рьяными сторонниками либерализма постулат: «Чем меньше государства, тем лучше» (требование, так называемого, «государства-минимум», «минимального» или «маленького государства»), в современных условиях оказывается совершенно неприемлемым. Строго говоря, он неприемлем не только в современных условиях, а в принципе, на всем протяжении истории человечества (разумеется, со времен возникновения государственно-организованных социумов). В этой связи хотелось бы привести рассуждения члена-корреспондента Российской академии наук Г.В.Мальцева, касающиеся роли государства в экономике, с которыми мы полностью солидарны и которые, на наш взгляд, вполне справедливы и в отношении его роли во многих других областях общественной жизнедеятельности. «Требование «государства должно быть как можно меньше» в качестве общего лозунга, – пишет он, – это типичное пустословие. Очевидно, что присутствие государства в различных секторах экономики не равномерно, а его регулирующее воздействие на эти сектора не может быть одинаковым: где-то его нет и не должно быть, где-то его много, но должно быть меньше, где-то его мало, но должно быть больше, словом, общей формулы тут не существует. Поэтому механическое урезывание экономических функций государства, равно как и произвольное их увеличение, неизбежно приводит реформаторов к крупным просчетам. Таких функций у государства должно быть не много и не мало, но столько, сколько нужно. Некоторые из них могут быть выполнены только государством» ^[8]. Здесь естественным образом возникают вопросы: какие экономические, да и не только экономические функции могут осуществляться исключительно государством и что означает, столько, сколько нужно? Мы в данном случае вовсе не стремимся дать исчерпывающий, детальный ответ на эти, несомненно, важные и чрезвычайно сложные вопросы, а полагаем уместным ограничиться обозначением одной наиболее общей, но принципиальной позиции: функции органов сильного государства, т.е. такого государства, которое в современных условиях, именно сегодня, на нынешнем этапе исторического развития и необходимо человечеству, должны быть обширны и разнообразны, компетенция органов такого государства должна распространяться на весьма и весьма широкий круг вопросов, затрагивать в той или иной, зачастую значительной степени многие области общественной жизнедеятельности. Речь идет об обеспечении безопасности как всего государственно-организованного социума и его институтов, так и отдельных индивидов, макроэкономическом и финансовом регулировании, инициировании инновационных процессов в масштабах экономики страны, принятии протекционистских мер в отношении отечественного бизнеса и в более общем плане выработке и осуществлении некой защитной стратегии, противостоящей агрессивной экспансии наиболее развитых держав и мощных транснациональных корпораций, социальной защите населения, охране окружающей среды, образовании, здравоохранении и многом, многом др.

Заметим, что мы в данном случае не совсем согласны с позицией Ф.Фукуямы, который, условно говоря, «разводит» понятия «сфера государственного влияния» и «сила государственной власти». Первое понятие, как считает исследователь, подразумевает, что «на правительство возлагаются различные функции и цели» ^{[2, с. 21]}. Второе – означает «способность государства планировать и проводить политические курсы и обеспечивать следование законам, честно и открыто» ^{[2, с. 21]}. По мнению Ф.Фукуямы, одна из ошибок в понимании государственности состоит в том, что термин «сила» зачастую используется в равной мере и в отношении того, что обычно обозначается как сфера влияния, и в отношении силы или мощи, как таковой ^{[2, с. 21]}. Конечно же, данные понятия не тождественны. В этом, собственно, нет никаких сомнений. Однако, вместе с тем, нам представляется, что сила государственной власти естественным образом обеспечивается, в том числе, и достаточно широкой сферой влияния государственных институтов, а государство не может рассматриваться в качестве сильного и мощного, если оно не вправе распространять свое регулирующее и контролирующее воздействие на существенную часть общественных отношений.

Содержание понятия «сильное государство» этим, разумеется, не исчерпывается. Третий его признак, на наш взгляд, заключается в следующем. Современное государство должно не только иметь в своем распоряжении внушительный властный потенциал, характеризующийся наличием совокупности собственных сил, средств и возможностей, используемых для достижения намеченных целей, не только располагать весьма широкой сферой влияния, но и быть способным организовывать, привлекать, если угодно, мобилизовывать всё население, составляющие его социальные классы, слои и группы, а при необходимости и отдельных граждан для активного, осознанного и добровольного участия в решении возникающих общественно значимых проблем. Оно не вправе допустить, пользуясь выражением выдающегося отечественного философа и политолога А.С.Панарина, «иссякание дефицитнейшей из всех космических энергий – человеческого энтузиазма» ^[9]. «Сильное государство, – отмечает В.А.Затонский, – это инициатор, вдохновитель и гарант созидательной деятельности» ^{[5, с. 89]}. Оно должно быть в состоянии умело, грамотно, искусно нацеливать, направлять, ориентировать, деятельность разнообразных и, как правило, разрозненных институтов гражданского общества таким образом, чтобы отстаиваемые ими специфические, узкопрофессиональные, частные интересы ни в коей мере не противоречили интересам общеобщественным, не входили в конфронтацию с ними, а напротив, дополняли и обогащали их, делая их более ёмкими, содержательными и насыщенными. Иными словами, оно должно пользоваться поддержкой и доверием большинства, желательно подавляющего большинства народа, твердо уверенного в правильности принимаемых господствующей элитой решений, справедливости и разумности проводимой ею политики, и воспринимающего существующие государственные органы и учреждения, как абсолютно легитимные (вне зависимости от того, так ли обстоит дело в действительности или нет). А для этого необходима власть над умами, притом власть над умами, разумеется, не только достигнувших и успешных (они и так поддерживают правящую элиту), но и проигравших, обездоленных и потерпевших, переживающих нищету, бесправие, унижение и безысходность.

Таким образом, сильное государство характеризуется тем, что помимо власти политической и экономической оно располагает и значительной долей власти духовной. «Духовную власть, – справедливо отмечает А.С.Панарин, – осуществляет интеллигенция: в прежние эпохи – церковная, сейчас преимущественно светская» ^{[9, c. 52]}. При этом он особо подчеркивает то, с нашей точки зрения, чрезвычайно существенное обстоятельство, что первостепенное значение здесь имеет нравственное измерение, т.е. что интеллигенцию в данном случае следует рассматривать не только и не столько как обладательницу специальных знаний и профессиональных навыков, а прежде всего и главным образом как хранительницу рафинированной духовности и возвышенных устремлений. «Под интеллигенцией нельзя понимать носителей одних только высокоспециализированных функций, относящихся к эмпирическим заботам общества. Духовная власть – власть над умами – осуществляется не ими, а теми, целью которых является не функция, а воодушевление: кто озабочен проблемами высшего смысла и высших целей» ^{[9, c. 52]}. Именно такие личности, на наш взгляд, представляют собой истинную интеллигенцию.

Конечно, в обществе больном, развращенном и безнравственном, насквозь пропитанном грубым утилитаризмом, чувствительным исключительно к конкретно-практическим нуждам и обретениям, властителями дум, законодателями мод и нравов, общепринятых правил поведения становятся субъекты, не имеющие к интеллигенции (тем более, таким образом понимаемой) ни малейшего отношения. Но как только общество выздоравливает, избавляется от недуга голого практицизма и исключительно гедонистической ориентированности, интеллигенция вновь обретает господствующее положение в духовной сфере. Небезынтересным и вполне обоснованным представляется в этой связи мнение российского философа Г.К.Ашина, полагающего, что «в иерархии элит первенство должно принадлежать не политической элите, но творцам новых культурных норм (не Цезарю и Наполеону, а Будде, Христу, Сократу, Канту)» ^[10]. Иными словами, наиболее ценной и значимой является творческая часть общества, можно сказать, высший слой интеллигенции.

Итак, чтобы быть по-настоящему сильным государство в лице своей правящей элиты вынуждено привлекать на свою сторону светскую и церковную интеллигенцию. Здесь вспоминаются вполне разумные рассуждения видного итальянского экономиста и социолога XIX – XX столетий В.Парето: «Чтобы удержаться у власти, правящий класс использует индивидов из управляемого класса; их можно разделить на две категории согласно двум основным способам, посредством которых такая власть обеспечивает самосохранение. К первой категории принадлежат те, кто используют силу (наёмные убийцы, солдаты, агенты полиции и т.д.), ко второй относятся те, кто используют искусство убеждения и хитрость (политическая клиентела)» ^[11]. Само собой разумеется, что на роль политической клиентелы наилучшим образом подходят представители интеллигенции.

Иногда господствующему классу, в общем и целом, удается привлечь интеллигенцию на свою сторону. Хотя зачастую он, действуя грубо, неуклюже и неумело, терпит неудачу за неудачей и все его попытки на этом поприще оказываются тщетными. Отчего так происходит? Чем объясняется такое перманентное роковое «невезение»? По-видимому, не только тем, что во властвующей элите любого государственно-организованного социума, как правило, весьма ничтожно представительство наиболее интеллектуально развитых и нравственно безупречных его членов. Дело, по большому счету, в другом. Основная причина этого «невезения», этого своеобразного проклятья обладателей политической и экономической властью, безуспешно пытающихся «приручить» своих аналогов в сфере духовной, коренится в глубинных закономерностях и парадоксах исторического процесса, блестяще осмысленных и описанных А.С.Панариным. Со времени известного обособления, выделением на определенном этапе развития человечества духовной власти в качестве самостоятельной, возникают, по его мнению, «понятия высших целей, высшего долга, высшей справедливости – всего того, что выходит за рамки возможностей и забот политической власти. (Добавим: и экономической – А.К.). Так в истории закладывается продукт общественного брожения: между целями, касающимися нормального функционирования общества, (то есть теми, коими озабочена власть политическая и экономическая – А.К.) и высшими целями появляется роковой зазор» ^{[9, с. 51-52]}. Именно поэтому правящей элите нередко так трудно договориться с интеллигенцией, найти у неё столь необходимые для упрочения своих позиций понимание и поддержку.

Есть и другая причина «несговорчивости» представителей власти духовной. Это то, что А.С.Панарин называет одним из величайших парадоксов социального бытия, заключающимся в следующем: «духовной власти – непреодолимой власти над душами людей, достигают не те, кто исправно служит носителям политической власти в качестве экспертов или пропагандистов, а, напротив, те, кто тираноборствует, если не в политическом, то в моральном смысле, возвещая моральное превосходство и конечное торжество униженных и оскорбленных» ^{[9, с. 52]}. Само собой разумеется, что от такого рода людей трудно ожидать шагов навстречу правящему классу, тем более, терпимости, лояльности и благожелательности по отношению к нему.

И всё же мы абсолютно убеждены, что, несмотря на очевидную объективную невозможность полного слияния власти политически и экономически господствующей элиты с властью духовной, их частичное, а при определенных благоприятных условиях даже существенное объединение осуществимо, а главное совершенно необходимо для создания сильного и дееспособного государства. Ведь именно духовная власть берет на себе в обществе основную нагрузку по осуществлению нормообразующей, объединяющей, целеориентирующей и мобилизующей функций. А без их успешной реализации сильное государство – не более чем идеал, в полной мере недостижимый на практике.

Однако, власть над умами и душами людей, столь необходимая современному государству, предполагает не только активную поддержку последнего со стороны интеллигенции. Это условие, как явствует из предыдущего повествования, чрезвычайно существенное, но всё же недостаточное. Такого рода власть возможна лишь при наличии целостной системы концептуально оформленных взглядов и идей, выражающих интересы, мировоззренческие установки, ценности и идеалы правящих кругов, защищающих проводимую ими политику и существующий общественно-политический и экономический строй. Иными словами, сильное государство немыслимо без государственной идеологии.

Более того, совершенно неважно провозглашена ли она официально и закреплена ли законодательно или нет. Главное, чтобы она существовала не де-юре, а де-факто и воспринималась, одобрялась и поддерживалась большинством народа. Для этого государственная идеология должна быть научно-обоснована, обоснована хотя бы в какой-то, желательно в значительной степени. Данная оговорка вовсе не случайна. Следует заметить, что научно-обоснованной государственная идеология, как, впрочем, и идеология вообще может быть лишь в определенной мере или, если угодно, до известных пределов. В этой связи мы полностью согласны с рассуждениями современного российского философа В.В.Ильина. «С гносеологической точки зрения идеология, – пишет он, – выступает типом удостоверения и признания содержания (истины) по недостаточным объективным (сообщающим универсальность) и достаточным субъективным (идущим от особого характера субъекта) основаниям. В этом – внутренняя общность, родственность идеологии вере, также оказывающейся способом признания содержания (истины) с позиции лишь частной убеждённости в его (содержания) справедливости. Отсутствие достаточных объективных (опирающихся на доказательство, обоснование, экспертизу, проверку) и наличие достаточных субъективных (персональные ожидания, прозрения, антиципации) оснований для признания чего-либо истинным делают идеологию разновидностью тенденциозного сознания» ^[12]. Аналогичным образом высказывается и другой отечественный философ А.В.Логинов, констатируя при этом общность воззрений практически всех исследователей, занимающихся проблемами идеологии: «И сторонники идеологии, и её противники всё же придерживаются одного взгляда на специфику идеологии: идеология – искажённое (классовым интересом, социальной позицией) представление реальности…» ^[13].

Вместе с тем очевидно, что в эпоху научно-технического прогресса, повсеместного распространения знаний и образования, секуляризации сознания идеология не может не зиждиться в том числе, а может быть и главным образом на объективном, то есть научно-обоснованном восприятии действительности. В противном случае она будет восприниматься как слепая, фанатичная вера, не имеющая под собой достаточно веских или вообще никаких оснований.

Помимо этого государственная идеология должна быть не только чётко и ясно сформулирована и тем самым понятна населению, но и обеспечена целым комплексом разнообразных и эффективных мер по её пропаганде, внедрению в сознание масс (и в том, и в другом, кстати, огромная роль принадлежит опять же интеллигенции). Только при соблюдении вышеперечисленных условий можно рассчитывать на энергичную поддержку этой идеологии со стороны большинства.

Нельзя не обозначить ещё один признак сильного, могущественного государства, ставший особенно актуальным на современном этапе исторического развития для России (как, впрочем, и для многих других стран). Сильное государство, естественным образом претендующее на самостоятельность и независимость, на энергичное и результативное отстаивание своих интересов, на сохранение суверенитета (или хотя бы значительной его части), даже в условиях интенсивно протекающих процессов глобализации, ведущих сегодня к вестернизации и формированию модели однополярного мира, должно непременно обладать ещё одной отличительной чертой, иметь в своем арсенале ещё одно качество. Господствующая элита такого государства, должна быть национально-ориентированна и национально-ответственна.

Здесь следует подчеркнуть, что речь в данном случае идёт не только о высокопоставленных государственных деятелях. Помимо них в названную элиту, несомненно, входят крупные бизнесмены, владельцы и руководители средств массовой информации, главы религиозных конфессий, видные общественно-политические лидеры, иногда даже влиятельные интеллектуалы – словом, все те, кому принадлежат бразды правления в наиболее важных областях общественной жизнедеятельности – политике, экономике, культуре,

кто обладают реальной властью, в состоянии существенным образом влиять на ход событий, оказывать решающее воздействие на судьбы как отдельных личностей, так и целых народов. Таким образом, под господствующей элитой мы понимаем некую, относительно малочисленную совокупность индивидов, принимающих (или участвующих в принятии) в государственно-организованном социуме наиболее важные, как правило, стратегические решения ^[14].

По мнению И.Н.Протасенко, в современном мире произошло изменение роли элит. «Прежде элита, – пишет он, – была квинтэссенцией народного опыта, выразительницей воли нации и стремления к лучшему будущему. Сегодня быть элитой и реализовать себя как элита означает поставить себя в независимое от национальных интересов положение» ^[15]. Сейчас во многих странах, в известной степени, включая, к сожалению, и наше отечество, представители правящей элиты (точнее, значительная их часть) являются не более чем жалкими эпигонами мироустроительных концепций, этических ценностей и установок, составляющих идеологический базис современной западной цивилизации, очевидно находящейся по многим важнейшим показателям в глубочайшем кризисе. Они, в сущности, вовсе не стремятся перенять то лучшее, что было создано Западом в духовной сфере за истекшие несколько столетий, а лишь алчут механически привнести в национальную культуру инородное цивилизационное содержание, насильственно внедрить чужие, а порою и откровенно чуждые ценности, значения и смыслы. Они меньше всего озабочены потребностями руководимого ими социума, нуждами и чаяниями народа, зато чрезвычайно восприимчивы к собственным материально-финансовым обретениям и потерям, одержимы стремлением достижения успеха, не взирая ни на какие нравственные запреты и ограничения. Им неведомы иные разновидности человеческих мотиваций, кроме своекорыстных. Чувства долга, ответственности перед нацией, призванности служению отчизне и даже любви к Родине, им не свойственны, нередко совершенно чужды. Они – воинствующие космополиты, исповедующие принцип: «Ubi bene, ibi patria» (где хорошо, там и Родина), люди мира, превратившие бойкую и беззастенчивую торговлю национальными интересами в умело организованный, прекрасно отлаженный и прибыльный бизнес. Они заняты разбазариванием или же попросту банальным «проеданием» сырьевых запасов, миллионы лет накапливаемых природой, и богатств культуры, создаваемых гигантскими творческими усилиями предшествующих поколений на протяжении столетий, а то и тысячелетий. О необходимости сохранения и приумножения этих богатств они даже не помышляют. Разумеется, с такой элитой о сильном государстве остается только мечтать. Для того чтобы построить действительно мощное, жизнеспособное государство, его властвующая элита должна быть подвергнута процедуре тщательного аффинирования, целью которой будет её превращение в корпорацию лиц, воодушевленных идеей безусловной приоритетности национальных интересов над какими бы то ни было другими, обеспечения процветания и благоденствия собственной страны.

Всё сказанное в полной мере относится, к сожалению, к России ельциновской эпохи. Однако нельзя не заметить, что сегодня ситуация постепенно меняется к лучшему. Создаётся впечатление, при этом впечатление вполне обоснованное, подкрепленное конкретными фактами практической политики, что высшее руководство страны действительно озабочено защитой национальных интересов нашего отечества.

Последний, выделяемый нами в настоящей статье признак сильного государства может быть сформулирован следующим образом: властвующая элита такого государства непременно должна быть в значительной степени открытой. Правящие круги