Когнитизация реальности как у-ничто(жение) жизненного мира человека

Развитие философии в первые две трети ХХ века – это процесс ее истощения как онтологии и шире – метафизики, содержанием которого было окончательное торжество сознания над бытием, идеального над материальным, логоса над поэзисом и фюзисом. Неокантианство, гуссерлевская феноменология, структурализм, лингвистика, логический позитивизм, аналитическая философия – избавляясь от бытия, все они сосредотачиваются на сознании. Точнее, как потом окажется, на ментальности и его/её внешнем выражении – языке, слове, «науке». Разумом, сознанием, умом, мышлением, познанием, «эпистемологией» становится всё (до времени различия между ними были не важны). В них живут, с ними работают. Метафизика, обязательно предполагающая онтологию, остаётся на обочине. Но «прогресс не остановишь», счастье редко бывает долгим. В результате происшедшей во второй половине века информационной революции мир вступил в эпоху постмодерна.

Постмодернистская деконструкция, постструктурализм – это атака не только на бытие, «присутствие», но и на сознание. На язык и слово. На Логос. Наряду с широко известной борьбой Ж. Деррида против «лого(с)центризма», рубежное значение здесь имели идеи Р. Рорти, особенно его книга «Философия и зеркало природы» (1979 г.). Об окружающей человека природе, разумеется, речь в ней не идёт, однако разбивается и зеркало как её отражение; даже как «прожектор», которым, начиная с Канта, «высвечивали» реальность, форм(ир)уя вещи. «Цель книги заключается в том, чтобы подорвать доверие читателя к «уму» как к чему-то такому, по поводу чего нужно иметь «философский» взгляд, к «познанию» как к чему-то такому, о чём должна быть «теория» и что имеет «основания», а также к «философии» как она воспринималась со времён Канта» ^[1,с.5].

Р. Рорти провозгласил «смерть эпистемологии», место которой должен занять элиминативный материализм, что означает редукцию сознания к физиологии, к «конфигурации нервных окончаний мозга». Вторая глава упомянутой книги называется: «Личности без умов» (дожили! – В.К.). Предполагается, что любое ощущение передаваемо без апелляции к психике и ментальности. Все высказывания о мире могут быть скоррелированы с состоянием нейронных связей и, например, вместо того, чтобы предупреждать ребёнка о горячем утюге, пугая, что при прикосновении к нему будет больно, матери будут говорить: «не трогай, он стимулирует С-волокна». Так устраняется психофизический дуализм и снимается так называемая трудная проблема «таинственной природы ментального». Снимается, но «как бы».

Физиологический редукционизм слишком примитивен, чтобы на нём остановиться. Он ограничивает возможности обработки и искусственной имитации внешнего мира. Поэтому в дальнейшем, Р. Рорти дополняет его языковым и текстуалистским редукционизмом. Другие «элиминаторы», например, Д. Деннет, с них начинают, а заканчивается все у всех представителей аналитической философии информационной теорией сознания. Или когнитизмом как логико-математическим бихевиоризмом/редукционизмом, из чего следует, что функции сознания могут выполняться на любом другом, не обязательно физиологическом материале и другими, не обязательно «ментальными» способами. Известный мысленный эксперимент с «китайской комнатой» показывает, что находящийся вне её человек не сможет отличить живое сознание того, кто действительно знает китайский язык от производимых по определённым правилам ответов на задаваемые вопросы того или чего, кто/что этого языка не знает. «Дух в машине» становится самой машиной. В таком случае вся наша психика, сознание, ментальное – это проявление фолк-психологии, «вторичные качества», которые должны преодолеваться и отбрасываться, подобно тому, как наука преодолела, отменила цвета, представив их в виде разной длины электромагнитных волн. Считать, например, что небо голубое, то же самое как верить, что там живет Бог. Критики Р. Рорти, Д. Деннета, прочих сторонников полной элиминации сознания и редукции человеческого мировоззрения к научному, не случайно называют их теории «философией зомби».

Стать Зомби – это пугает, но только сначала, до принятия на передовых рубежах прогресса известного лозунга «смерти человека», после чего можно уже ничего не бояться. Зомби – предварительное состояние, своего рода болезнь к этой смерти, обусловленная подавлением нашей способности к смысловой рефлексии, предшествующая окончательной потере идентичности, что даже несколько утешает: не так сразу и скоро. В настоящее время в рамках когнитивистской концепции замены сознания информацией идет интенсивное обсуждение перспектив создания Зомби. Человек, который мыслит, отвечая на вопрос «как», но не думает к каким результатам это приведет за пределами его мыследеятельности, то есть без (о)сознания ее причин и целей – зомби. Но еще «слабый», ибо мышление здесь происходит на человеческом материале, обусловлено его возможностями и ограничениями. «Полноценный Зомби» – это сильный, программируемый зомби, существо, которое хотят получить в процессе, вернее, результате «управления по(со)знанием», которое должно заменить традиционное образование и работ по соединению человека с компьютером, а далее над роботами с искусственным интеллектом^[2]. Подобно тому, как самолёт не машет крыльями, но летает быстрее птицы, так эти Артефакты смогут выполнять деятельные функции человека, не воспроизводя его физиологически, психологически или ментально. Значит и без сознания, как нашего «субъективного переживания мира» и «привилигированного доступа» к себе. У них будет свой, постаналоговый «привилигированный доступ» и своё «самоописание».

Означает ли лишённость сознания то, что Данные (полученные «из» или оставшееся «без», вместо человека) Создания, перестанут ориентироваться в окружающей их среде? Изменять её? Нет, ибо они будут иметь /останутся с мышление/м/. Останутся способными к спонтанной, априорной, синергетически самоорганизующейся функциональной активности.

В нашей философско-психологической литературе раньше и без сомнения глубже Р. Рорти, так как, опираясь на марксистскую традицию социокультурной трактовки сознания, он не ограничивал себя дилеммой Mind-Body, эти проблемы обсуждал выдающийся советско-российский постмодернист, гуманитарный технолог Г. П. Щедровицкий. Согласно «мыследеятельностной теории» сознание и мышление это принципиально разные феномены. Характеризуя этапы развития возглавлявшегося им методологического (постгносеологического, постэпистемологического, трансцендентально-конструктивного, направленного к когнитивизму) движения, он говорил: «Я должен сделать следующий шаг. Одним из важнейших результатов последующего периода - 60-х, начала 70-х годов – было различение мышления как субстанции и сознания. И надо спрашивать, как устроено сознание, и разрабатывать теорию сознания как таковую. И это – совершенно особая дисциплина. Сначала надо строить философию сознания, потом науку о нём, если она возможна. Но это – то, чем я не занимаюсь, и я там мало что понимаю. А вот мышление – это не сознание. Мышление – это особая субстанция. Вот что мне важно различить»^{[3, с.100]}.

Таким образом, если сознание неотъемлемо от человеческого индивида, его телесности, физиологии, чувств и переживаний, то мышление есть некий самостоятельный процесс и функция места. Оно происходит не (непременно) в голове, «между ушами», как изящно выражаются сторонники растворения сознания вовне, и не (обязательно) биологично, телесно. Отсюда следует, что его носителем может быть не только человек, а любое иное Нечто. И только в том числе – человек. Казалось бы, неразрывная цепь: жизнь-человек, сознание-мышление – разрывается. Живое изгоняется из своего последнего убежища. Чтобы никакого «водно-углеродного шовинизма». Роковой разрыв.

В классическую эпоху отделять сознание от мышления никому не приходило в голову. Различали разум и рассудок, но не качественно, а «по качеству», как две «способности души»: высшую и низшую. Первая направлена на постижение абсолютного, божественного, бесконечного, рассматривает причины, цели и смысл явлений, вторая на предметы земные и конечные, их описание, анализ, классификацию. После философской смерти Души и Духа вос-приемником обеих этих способностей стало Сознание. Было привычно думать, что всякое мышление есть сознание, логос, язык. Что это словесное обозначение какого-то содержания, его «обработка» и движение в понятиях, суждениях, умозаключениях, которые, в конце концов, дают нам модель мира, позволяя ставить цели, решать задачи по его познанию и преобразованию. Вопрос о возможности мышления без словесного выражения, или хотя бы внутренней речи, без рефлексии был дискуссионным, в большинстве случаев решаясь, особенно если это теоретическая, а не художественно-эстетическая сфера жизни, в пользу языка как «непосредственной действительности мысли». На восхвалении языка и словесного текста передовые гуманитарии ХХ века истёрли все свои языки. Великие языки! И вот тебе на…

В сущности говоря, модернистская эпоха совпадает с эпохой Логоса. Это докогнитивистская, доинформационная, дотехнологическая эпоха, хотя в ней зарождалось и первое, и второе, и третье. Постмодернизм – начало новой, «снимающей» человека эпохи Матезиса. Это эпоха перехода от языка и дискурса (оказывающихся годными только для «домашнего хозяйства»), к «письму» (программированию!), от смысла к «пустым знакам» и информации, ставшее состояние которой даёт трансмодернизм, философией которого является трансцендентализм, а «обнаученной» формой когнитивизм. Увы, язык теперь придётся при(от)кусить. Добровольно, за ненадобностью. Когнитология – теория мышления без сознания, то есть без содержания и смысла, тем более без образов и психики. В перспективе – без субъекта = означающего. Молчи и пиши, «шевели клавой» (мозговыми нейронами) – говорит она человеку, лишая его ответного слова. Результат проверим путём тестирования. А скоро и прямого (дистанционного) сканирования (вот откуда поступает заказ на дегуманизацию образования, его «безлюдную» (официальный термин!) модель – «министры» с тупой добросовестностью его лишь исполняют). Когнитология – теория и методология превращения человека в зомби.

К высказыванию М. Хайдеггера «наука не мыслит» часто относятся как к парадоксальной, слегка шокирующей, идиоматическо-метафорической фразе: что поделаешь, «антисциентист». То же самое, однако, признают, считая достоинством, логические позитивисты (истинными могут быть только аналитические высказывания, идеалом познания являются полностью формализованные теории) и понимают многие, особенно неординарные, учёные. «Предложения математики, равно как и законы логики, записываются при помощи особой символики в виде формул без участия словесных выражений. Требование осмысленности высказываний заменяется при этом правилами составления формул (курсив мой – В.К.). Процесс логического вывода заменяется манипуляциями с такого рода формулами по точно и ясно указанным правилам. Теория задаётся правилами составления формул, исходными формулами и правилами механического получения из одних формул новых формул»^{[4, с. 219]}.

Если посадить эти положения на достижения «прикладного», т.е. компьютерного исчисления, то мы получим когнитивное познание. Во всей красе и мощи, уповая на которые транс(про)грессивные теоретики с гордостью сообщают: «За нас думает математика». И теперь, продолжив до ближайшего к нам времени, можно по достоинству оценить стандартную характеристику когнитивизма: «С конца 60-х гг. анализ природы человеческого познания с помощью информационных моделей становится общепринятым подходом. В результате здесь постепенно стало доминирующим направление, ориентированное на создание новых когнитивных компьютерных моделей (напр., разработанная ещё в 1958 программа Логический Теоретик), которые в принципе могли бы рассматриваться как достаточно адекватные имитации различных аспектов человеческого познания»^{[5, с.264]}.

Имитации познания и мышления в виде вычисления. Познания без языка(!), и мышления (!!) = восприятия, представлений и понятий. Познания без понимания. Познания как (не)познания. Без смыслов и значений, от которых оно только отталкивается в его начале или они «вышелушиваются» в его конце, при интерпретации, культивировать способность к которой становится всё труднее, поскольку под влиянием машинного мышления человек постепенно совсем перестаёт понимать о чём, о какой реальности и зачем мыслит. Не в этой ли положительной обратной связи, все больше порождающей «мыслящих зомби», одна из причин быстрого распространения когнитивных методов в философии и забвения ее экзистенциально-мировоззренческого на/значения?

Будем, однако, верить, что (пока) мы находимся в сознании и надо успеть понять, как возникает и существует мышление сначала без сознания, а потом и без человека. Без рефлексии. = Как специфическая реальность. Естественно, отталкиваясь от человеческого сознания, достигшего в своём историческом восхождении по ступеням абстракции предела и переступившего его ради достижения чистой априорности (в терминах метафизики – «меонности», ибо само априорное=доопытное=внереальное состояние есть, в пределе, Ничто). Другими словами, от сознания, ставшего трансцендентальным, превратившегося в «голую», формальную мысль, пройдя путь from consciousness (mind) to mind (intellect). «После Канта и Лобачевского», открывших перспективу существования иных, неевклидовых миров. «После А. Пуанкаре и Г. Перельмана», до(по)казавших возможность, а, может быть, неизбежность, и принципиальную форму/лу перехода из нашего мира в миры иного. Такое мышление вряд ли можно считать познавательным и деятельностным. Потому что оно больше не направлено на существующую реальность и, не воспроизводя, не преобразуя её, рекурсивно конструируется. Самоорганизуется. Направлено на и от самого себя, к другому, включая себя как другого. Непрерывное движение вовне – через различие. Через отрицание идентичности любого сущего: различие и повторение, различие и повторение; повторение, но постоянно от(раз)личного. Если функционально это автоматизм, то «по содержанию», это состояние коммуникации. Коммуникация – другая ипостась информации. Информации не «о чём-то» (репрезентирующей, интенциональной), а как таковой (функционирующей, субстанциальной). Это процесс её «жизни», её (не)существования. Бытия нет, есть со–бытие. Событие во времени. Без пространства, протяжённости, телесности. Постмодернистская онтология – это онтология коммуникации, а коммуникация есть «детерриториализованная» информация в действии. В актуальном (не)бытии. Именно коммуникативная трактовка мышления позволяет перейти к мышлению-без-о-сознания, базой которого является компьютерная технология, а «голово-ручное» естественное мышление, хотя бы и математическое, предстаёт его предпосылкой, подготовкой к нему. Последней ступенью ракеты, которая отстреливается после преодоления виртуально-космическим кораблём земного притяжения и выходом в постчеловеческий Техн(косм)ос.

Коммуникационная трактовка мышления является продолжением информационной теории сознания. Информационная теория, лишая сознание субъектности и семантики, фактически превращает его из сознающего мышления в мышление-исчисление, которое теперь правильнее называть (так и называют) – Интеллектом, раскрывающим себя через распознавание образов, кодирование, декодирование, конфигурацию и прочие способы преобразования информации. При этом, однако, остаётся проблема: где источники и механизм существования духа, «кастрированного» до постсознания-мышления-интеллекта? Он пока мёртвый, «спит». Информация, если ее никогда не запрашивают, текст, который никто не читает, человек, который ничего не хочет, существуют только /им/потенциально. А субъекта действия больше нет. Выход в том, что в роли запрашивающего вполне может быть как другой человек, так и «агент» –другая информация, другой текст – «субъектное». В этом суть коммуникационной онтологии.

Поскольку на практике с каждым годом мы плотнее и толще завёртываем себя в кокон паутинного (не)бытия, в около и собственно философско-теоретических кругах информационный бум сменяется коммуникационным: основываются журналы, открываются кафедры, создаются факультеты коммуникации. Коммуникация больше не является средством связи между вещами, телами и субъектами, т.е. формой передачи содержания. Она онтологизируется: media is message, – объявил М. Макклюэн. Оказывается, что до коммуникации у людей не может быть никаких понятий, они создаются в процессе коммуникации. «Трансмиссионная» модель коммуникации сменяется «конститутивной», т.е. бытийствующей. Примерно в это же время К.-О. Апель развивает идеи о том, что основой всего является идеальное коммуникационное сообщество и, модернизируя Канта, вводит понятие «априори коммуникации». Буквально до абсурда, до патологии, считая коммуникацией всё, что можно помыслить, доводит коммуникационизм Н. Луман. Место Бога или материи (самое слабое, требующее веры, место в теоретическом обосновании «староевропейской» метафизической философии), место кантовской трансцендентальной и гуссерлевской «аналогизирующей» апперцепции (самое слабое, требующее веры, место в обосновании трансцендентализма и феноменологии), отныне занимает Коммуникация. Да ладно бы «от-ныне». Так нет, /от/всегда и навсегда. Коммуникацию всерьёз предлагают считать субстанциальной сущностью мира и человека. Опять от века. Наиновейшая редакция Книги Бытия: «В Начале была Коммуникация… Всё через неё начало быть, и без Неё ничего не начало быть, что начало быть». Ни одна, существующая 5-10 лет теория, по историческим меркам сиюминутная, на меньшее – не соглашается. Вот такое теперь «архе».

Эта сметающая всякий историзм, истину, а теперь и смысл, подавляющая любые попытки думать о целях и последствиях прогресса, сила подпитывается не только экспансией «обыкновенной» коммуникации. Если информация почва, то коммуникация – способ существования когнитивного (искусственного) мышления-интеллекта. Искусственный интеллект часто представляют как имитирующий поведение отдельного человека, в виде оснащённого мышлением робота. Между тем правдоподобнее считать, что, обладая коммуникационной природой, он представляет собой формализованное «распределённое мышление». Всемирная коммуникационная паутина (Интернет), глобальная электронно-информационная Сеть – это всеобщая «ризома», Матрица как грибница Интеллекта, на которой и из которой вырастают его конкретные формы. Её грибовидные «протуберанцы». Одновременно – это гробница сознания, она лишает людей-индивидов самости, превращая в агентов-«дивидов», эффект коммуникационного взаимодействия которых на порядки выше, чем если бы это было суммацией индивидуальных результатов. При/павших к(в) ней и в(за)ключённых в неё (ин)дивидов она «начиняет» не просто информацией, а программой (не)их действий.

В статусе подобного бессубъектного интеракционизма когнитивный интеллект является не познанием чего-то или отражением какой-то реальности, а именно самой реальностью. Новой. Виртуальной и опредмеченной, о(за)хватывающей собой (в себя) природу, используя её как материал, а человека превращая в своего агента, лишая тем самым – обоих – идентичности, а значит их «первой», бытийной реальности. Она существует, но не действительна. Как «вторичные качества». Если в начале модернистской эпохи вторичные качества признавались результатом чувственного моделирования мира, т.е. мнимыми, в её конце таковым признаётся и его словесно-мыслящее, дискурсивное моделирование. В теории деконструкции одной из почтенных является категория логотомии. Почти лоботомии, если опуститься на физиологический уровень. Не случайно, среди «про(с)двинутых» когнитивистов распространяется «логофобия». В позднем постмодернизме её «позитивной» формой как выражением полного преодоления лого(с)центризма (дискурса) стала грамматология Деррида и трансцендентальная семиотика Аппеля: наконец-то никакого смысла.

И философия computer science встраивается, составляя фундамент, в (со)здание эпохи трансмодерна.

Приобретая субстанциальные характеристики, и экспансионистски распространяясь, постчеловеческий искусственный интеллект начинает существовать по собственным законам. Не в качестве конструкта людей, созданного ими, а как саморазвивающаяся реальность:artificial nature. Конструктивистская идеология, едва успев овладеть умами философских новаторов, вытесняется «новым эволюционизмом», а лучше бы сказать, ин(о-э)волюционизмом (для нас). Этот будто бы «натуралистический поворот», когда о нем толкуют в контексте когнитивизма, суть антинатуралистический поворот, при котором Разум, приобретая статус универсального natural intelligence, уравнивается со Вселенной, и оба, не различаясь, предстают в виде «матрицы и её информационных полей». Что и есть будто бы наконец-то «подлинное бытие». Для его субстратного воплощения как Вселенной «It,s from bit» началась разработка так называемых «машин созидания» – самодействующих нанороботов, которые будут производить подобную когнанотивную реальность непосредственно. На фоне столь грандиозных успехов в распространении и материализации вычислительного мышления, а также по мере того как виртуальные (в смысле – потенциальные) микро, нано и мега миры становятся реальными, «естественными», наш естественно-реальный, жизненный макромир становится безжизненным = искусственным, виртуальным (в смысле – мнимым). Перверсия миров!

Таким образом, если посмотреть на когнитологию как явление несколько глубже, чем принято, то это и не «логия» (изначально), и не познание (теперь). Это процессы математического цифрового моделирования сущего, превращения человека в зомби и становления/конструирования на их основе искусственной постчеловеческой реальности. Естественно-научная триада: материя – жизнь – сознание трансформируется в трёхуровневую иерархическую комбинацию дигитальных сетей: информацию – коммуникацию – искусственный интеллект, который, конвергируясь с нанотехнологиями, с объективной необходимостью будет преобразовывать Землю в другую, чуждую «этно-фоно-фалло-логоцентричному» человеку планету. Которую больше некому будет познавать. Да что: «будет». В передовых рядах теоретиков науки процесс самоотрицания начался на практике. Провозглашается, что наблюдатель теперь должен находиться не вне познаваемого процесса, а в нем. Внедренным в него. Быть его частью. «Экзофизику» должна сменить «эндофизика»^[6]. Так возникает новая, замкнутая на себя кибернетическая (компьютерная) модель мира. Но мы ее уже не увидим, ибо наблюдать без рефлексии, не отличая себя от объекта, значит перестать быть наблюдателем и превратиться в то, что наблюдается. «Уйти в машину». В универсум World Wide Grid, который поглотит наш мир как черная дыра. Любая ноосфера без рефлексирующего наблюдателя – просто сфера. Только на другом субстрате. Захотев познать океан, соляная кукла вошла в него и растворилась там. Она стала его частью. Данными Сети. И все, конец (света).

Таким может быть результат исторического движения человечества от «бытия-в-мир(ф)е» (мифопоэтическая эпоха) к бытию как «картине мира» или «бытию-в-Боге» (метафизика), потом к «(не)бытию-в-сознании» (трансцендентализм, феноменология, структурализм), далее, через деконструкцию субъектного логоцентристского сознания к бессловесному и бессмысленному грамматологическому (трансцендентально-семиотическому) (не)бытию как «мышлению-без-сознания» (трансмодернизм) и, наконец, этапу искусственного технического интеллекта как трансгрессии к «небытию-в-ином». К Инобытию. К «alter world», «another world» («позитивная смерть», «пережизнь», «бессмертие», «творческое исчезновение» и прочие концептуальные слова для самообмана). И всё через трагическую диалектику непрерывного «снятия» как отрицания одного состояния бытия другим. Ответственно с-мыслящие люди склонны считать, что в таком случае для человечества настали последние времена. Оно вступает в эпоху Апокалипсиса (идеи «атеистического» конца света, которые будоражат современное человечество, символическое выражение и без(д)умная форма этого процесса).

В последнее время постиндустриальная информационная цивилизация предпочитает называть себя другим именем: «общество знания». Подобное переназывание следует признать её идеологической потребностью. Это потребность в незнании (непонимании) того, что происходит на самом деле, ибо истина настоящего положения Homo vitae sapiens противоречит его природе, как в телесной, так и в разумной ипостаси. Его антропологическая идентичность как определённой формы бытия начала изменяться в сторону самоотрицания. Процесс когнитизации влияет, прежде всего, на «sapiens», поскольку «по истине и на самом деле» формируется общество постсмыслового мышления-исчисления, всё более автоматизирующегося и синергетически саморазвивающегося (это утверждение можно подкрепить бесчисленными фактами и самопризнаниями его членов). Другими словами – это «общество незнания», в котором процесс потери сознания как понимания идёт полным ходом. Общество не-о-сознающее, но информационно эффективное и без(д)умно производительное, отчего когнитивно-техническое знание-незнание, незаметно, но довольно быстро становится парадигмальным способом отношения к миру. Всё больше людей, охотнее пишущих, чем говорящих. В дальнейшем бессознательное знание будет существовать, передаваясь без «выведения вовне», «от мозга к мозгу» или во взаимодействии нейронов мозга с компьютером, над чем упорно работают в лабораториях технопарков и о чём день и особенно ночь/ю/ мечтают теоретики так называемого церебрально открытого общества. Или по-другому – цифрового, виртуально коммуникационного общества. Ещё по-другому – нейросоциума. И во всех случаях это – пост(транс)общество. (Не)общество (не)знания.

Чтобы не путать новое бессознательно-бессловесное знание с традиционным бессознательным как интуитивным и образным, его лучше характеризовать как «пост» или «сверх» сознательное. «Пост» или «сверх» определяется ценностно, нашим отношением к нему. Если «пост» – то отношение отрицательное, ибо, теряя сознание, мы перестаём быть по-человечески осваивающими мир существами. Мы падаем в информационную могилу. Отсюда горечь и ужас, желающих продолжения жизни консерваторов. А если «сверх», то удовлетворительное, ибо, преодолевая мудрость, мы выходим на новый уровень владения миром. Вплоть до алхимического преобразования его и себя. Отсюда радость прогрессоров, что снимаются ограничения, накладываемые на мышление нашей биологической природой, хотя человек при этом становится «человеческим фактором», крайне несовершенным, везде тормозящим и мешающим, но, «к счастью», мало чего определяющим. «Сделано без человека» – вот идеал качества продукта или надёжности любого процесса. При наличии компьютерных способов обработки информации мыслить в нём своей головой то же самое, как вести устный счёт в уме или столбиком на бумаге или, стоя рядом с многокубовым экскаватором, копать землю детской лопаткой. Никто устно и не считает. Подобно тому, как перестали копать и считать, постепенно перестаю(ну)т думать и говорить. Не будут культивировать. Ни землю, ни головы. Очевидно, что буквально в ближайшее время передовые теоретики, как осуществленный идеал «личностей без умов», некогнитивное смысловое мышление признают архаическим, а его носителей безнадёжными ретроградами. Быть «в сознании», понимать, что написано и что происходит, будет неловко, стыдно, а потом опасно.

Сознание (сознающее мышление) антропологично и социально. По сути, оно всегда апостериорно, в нём различаются субъект и объект, цели и средства, внешнее и внутреннее. Интеллект-мышление (мыслящее бес/над/сознательное) технично и универсально. По сути, оно всегда априорно, самоценно, однородно и тождественно себе. Редукция сознания к мышлению с очевидностью коррелятивна превращению личности в «мыслящего зомби» и «утрате социального», о чем тревожатся все сколько-нибудь глубоко прогнозирующие аналитики тенденций развития современного мира. Чистый разум – чистая глупость, – оценивал Ницше зарождение этого подхода в кантовской философии. Но дело, как видим, оказалось серьезнее. И теперь вопрос Дижонской академии, на который отвечал Ж.Ж. Руссо: &l