Российско-латвийские отношения первого периода независимости Латвии в контексте восточной политики Германии

Политический кризис, мировая война, революционные потрясения начала двадцатого столетия на пространстве Российской империи сформировали центробежные тенденции и сепаратистские настроения в её национальных окраинах. Брест-Литовский мирный договор 1918 г., который вывел Россию из войны, стал и точкой отсчёта в образовании ряда самостоятельных государств на её территории. Одним из таких государств стала Латвийская Республика.

Главным событием на пути обретения независимости Латвийской Республикой является Мирный договор от 11 августа 1920 г. с Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой. Исходя из провозглашённого ею «права всех народов на свободное самоопределение вплоть до полного отделения от государства, в состав которого они входят», РСФСР безоговорочно признала «независимость, самостоятельность и суверенность Латвийского Государства» и «добровольно и на вечные времена отказалась от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к латвийскому народу»^[1].

Дальнейший ход событий, в частности, потеря Латвией независимости в результате вхождения её в состав Советского Союза в 1940 г., свидетельствуют о том, что в таких делах не бывает ничего «вечного». Это обстоятельство вновь и вновь ставит перед исследователями задачу более внимательного рассмотрения событий, связанных с образованием и ликвидацией латвийской независимости. Важность этой задачи подтверждает господство политизированных оценок, как правило, осуждающих Россию и её правопреемника – СССР, особенно за действия 1940 года, квалифицирующиеся в постсоветской Латвии как оккупация и аннексия враждебного по отношению к Латвийской республике и агрессивного Российского государства. Так были оценены события конца 1930-х – 1940 г. официальными властями Латвии в декларациях: «О восстановлении независимости Латвийской Республики», принятой Верховным Советом Латвийской ССР 4 мая 1990 г., и «Об оккупации Латвии», принятой Сеймом Латвийской Республики 22 августа 1996 г.

Тогда же в Латвии стали говорить о русских не как о традиционном этническом меньшинстве, веками проживавшем на её территории, а как об оккупантах и гастарбайтерах.

Однако в последнее время все чаще раздаются трезвые голоса, требующие принимать во внимание особую «деликатность» проблемы ^{[2, с. 7]}, призывающие историков и политологов исходить в оценке латвийско-российских отношений из всего комплекса проблем, встававших в то время перед европейскими политиками. Необходимо учитывать все аспекты международных отношений, на развитие которых влиял самый главный европейский, да и мировой фактор – нацистская Германия, стремившаяся к мировому господству [3. C. 192]. Немаловажное значение приобретает также объективная правовая оценка договоров, заключённых Советской Россией с прибалтийскими странами.

Необходимо иметь в виду, что вся недолгая история Латвийского государства первого периода независимости, процесс становления и ликвидации суверенитета Латвийской республики напрямую были связаны с развитием российско-германских отношений. Прибалтика стала в первой половине ХХ в. тем регионом, где столкнулись интересы двух европейских держав, Российской империи, РСФСР, СССР и Германского рейха, стран, внутреннее развитие которых уверенно эволюционировало в сторону формирования авторитарных диктаторских режимов. С учётом этого обстоятельства и возможно приближающееся к истине рассмотрение не только предыстории, но и всей двадцатилетней истории Латвии в период между двумя мировыми войнами.

Ко времени, когда на повестку дня был поставлен вопрос о независимости, Латвия, а вернее сказать, земли, населённые латышами, уже два столетия находились в составе Российского государства. Весьма показателен и сам процесс вхождения этих земель в состав России. Он начался в ходе Северной войны со Швецией, когда в 1709 г. русские войска под командованием фельдмаршала Б. Шереметьева заняли Ригу. 30 сентября 1710 г. по «Жалованной грамоте» Петра Первого дворяне и бюргеры Лифляндского княжества были объявлены подданными России. Русский царь возвратил лифляндскому дворянству, немецкому, в своей основе, которое доминировало в Лифляндии со времён Ливонского и Тевтонского орденов, все земли, отнятые у них в период шведско-польского владычества, превратив их в главных собственников земли. За ними были сохранены и все другие права и привилегии, которыми они обладали ранее. Другим актом – «Жалованной грамотой городу Риге» были подтверждены сословные права граждан Риги (статусы, чины, вольности, древние обычаи, преимущества, а также «владения наследственными местностями на том же основании, как оные издревле от разных государей содержаны были»).

Юридические права России на Лифляндию были закреплены Ништадтским мирным договором 30 августа 1721 г. ^[5] Россия, выплатив Швеции значительную контрибуцию, получила северную часть Латвии (Видземе) с городом Ригой, на территории которой была создана Лифляндская губерния. Договор окончательно закрепил в Прибалтике существовавшее господство немецкой культуры и сохранил в качестве официального немецкий язык. Ст. 10 договора гласила: «Его царское величество обещает, что все жители Лифляндские, шляхетные и нешляхетные, и в провинции обретающиеся города, магистраты, цехи, и цунфты при них, под свейским правлением имевшие привилегии, постоянно и непоколебимо защищены будут.

Таким образом, российское правительство в абсолютной неприкосновенности оставило сложившуюся здесь систему права: уголовного, гражданского, административного, особое сословное законодательство, судоустройство и судопроизводство.

Второй этап собирания латышских земель в составе Российской империи связан с разделами Польши, после которых Речь Посполитая перестала существовать на политической карте мира. В 1772 г. в результате первого раздела к Российской Империи отошла Польская Инфлянтия – Латгале, которая была оформлена как Двинская провинция в составе Псковской губернии. В 1777 г. она была разделена на три уезда – Двинский (Даугавпилсский), Режицкий (Резекненский) и Люцинский (Лудзенский).

В 1795 г. состоялся третий раздел Польши. Но ещё до этого события курляндское дворянство, опасавшееся революционных волнений, обратилось к российской императрице Екатерине II с просьбой взять их под свою опеку. Переговоры в Петербурге между делегацией курляндского рыцарства и русской императрицей закончились отречением герцога от престола ^[6]. Он получил вознаграждение в сумме стоимости своих имений, ежегодную пенсию и обеспечение вдовьей доли для своей жены. Дворяне признали себя подданными российского престола. Курляндское герцогство было преобразовано в Курляндскую губернию Прибалтийского (Остзейского) края.

Присоединением Курляндского герцогства и Пильтенского округа завершился процесс собирания в составе Российской империи земель, заселённых латышским народом. Юридически переход был оформлен 15 апреля 1795 г. «Указом о присоединении на вечные времена к Российской империи княжеств Курляндского и Семигальского, а также округа Пильтенского». Жители края получили не только гарантии соблюдения российскими властями прежних их прав, но и приобретения «прав, вольностей, выгод и преимуществ», которыми обладали российские подданные.

Можно согласиться с утверждением известного латвийского общественного деятеля Г. Меркеля, который положительно оценивал присоединение Прибалтики к России. (Меркель Гарлиб – прибалтийский немец, священник г. Катлакалн. Автор книги «Латыши, особенно в Видземе, на исходе философского века» о национальном пробуждении латышского народа). Включение Лифляндии, Курляндии и Латгалии в состав России, считал он, объединив под скипетром одного государства территории, населённые латышами, обеспечило не только воссоединение латышского народа, но и его продолжительное мирное развитие. «Под властью России Лифляндия почти девяносто лет жила в мире; это дало время латышу проснуться от духовной летаргии» ^{[8, c. 126]}. Присоединение территории, населённой преимущественно одним этносом, создавало предпосылки и предопределило формирование в будущем национальной государственности латвийского народа.

Но осуществление стратегических планов Петра I и последующих российских императоров, их стремление прочно закрепить позиции России на Балтике, вызывали необходимость заручиться поддержкой новой власти со стороны привилегированного остзейского дворянства. Поэтому не имела никаких последствий попытка поднять на заседании Уложенной комиссии в 1766 г. так называемый «остзейский вопрос». Именной указ императрицы Екатерины II от 3 июля 1783 г. о распространении на Остзейский край Учреждения о губерниях 1775 г., предполагавший создание в Лифляндии общероссийской административной и судебной систем, привёл лишь к уравнению в правах местного и российского дворянства. В создававшемся губернском правлении предполагалось наличие двух «экспедиций» – русской и немецкой, а судопроизводство могло осуществляться как на русском, так и на немецком языке. Однако и аборигенное латышское население не остались без призрения новой власти. Распространённое на Ригу общее для Российской империи Городовое положение 1785 г. предоставило гражданские права, в том числе право избирать и быть избранным в органы городского самоуправления, всем её жителям, независимо от национальности (деление на граждан, к которым причислялись только немцы, и неграждан, латышей и русских, было отменено).

Тем не менее, Лифляндия и Курляндия продолжали находиться на «особом положении». Они ещё довольно долго не рассматривались для проживавших здесь русских людей как отечество, о чём свидетельствуют многочисленные правительственные манифесты, призывавшие их «вернуться в пределы отечества» ^{[5, т. XV. № 11007, 11456; т. XVI. № 11618, 11720, 11815; т. ХХ. № 14870, 17870; т. XXVI. № 19786; т. ХХХII. № 25677]}.

Русское население, несмотря на общую государственную политику, начав освоение территории Прибалтики в эпоху Раннего Средневековья (поселения русских купцов зафиксированы в летописях и ливонских хрониках уже в XII – XIII веках, а 1212 год считается годом основания в Риге «Русской деревни» ^{[9, с. 18]}), успешно продолжало наращивать своё присутствие в землях латышей. Играли свою роль не только притягательная сила географически близких к русскому государству земель, заселённых балтийскими племенами, но и наличие здесь торговых путей в Центральную Европу, выхода к Балтийскому морю. Сказывалась традиционная веротерпимость местного населения, радушно принимавшего беженцев из русских земель, в том числе представителей разного рода сект, преследовавшихся официальной церковью ^{[10, C. 22]}. Среди таковых видное место занимали старообрядческие общины, сформированные в Риге и её предместьях выходцами из Пскова, Новгорода, Москвы ^{[11, c. 66]}.

С изменением политического статуса прибалтийских земель после присоединения к России в эти земли был открыт путь русским купцам и ремесленникам, им было разрешено селиться в Риге и других городах Лифляндии. Ликвидация в середине XVIII в. таможенных границ, отделявших прибалтийские губернии от остальной Российской империи, усилила приток русских поселенцев. Русское население Лифляндии пополнялось также за счёт беглых крепостных крестьян из внутренних губерний России. Серьёзным стимулом для них являлось отсутствие в прибалтийских губерниях до вступления на престол в 1796 г. Павла I рекрутской повинности ^{[12, c. 6]}.

Распространение на Ригу Городового положения 1785 г. не только усилило приток в Прибалтику русского населения, но превратило колонизацию края в важный фактор его экономического и социального развития. Отмена крепостного права в России в 1861 г. обеспечила свободу передвижения всем слоям населения, в том числе и податным сословиям. В Лифляндии рядом с крупными домовладельцами, предпринимателями, фабрикантами, купцами, появляется русская интеллигенция: врачи, учителя ^{[10, c. 33]}.

Вхождение русского народа в полосу демографического взрыва во второй половине XIX в. превратило естественный прирост русской этнической группы в основной источник пополнения русского населения Лифляндии и Курляндии.

В царствование Александра I была внесена робкая «поправка» в правовое положение остзейских привилегированных сословий, которой подчёркивалось, что местные права и привилегии не должны противоречить общероссийским законам. Фактически же ничего не изменилось и в 1845 г., когда «особый порядок» и «особый» статус Риги были юридически узаконены «Сводом местных узаконений губерний Остзейских» ^[13].

Не привела к ограничению прав местных помещиков на землепользование и проведённая на территории Курляндии и Лифляндии в 1818 – 1819 гг. отмена крепостного права, поскольку крестьяне освобождались только лично, без права претендовать на землю.

Как отмечал известный русский правовед Б. Э. Нольде, «Россия позволила балтийским сословиям и обществам перевести с собою, через государственную границу, весь юридический свой багаж, не подвергая его таможенному осмотру, и отложила обстоятельный перебор его до другого времени» ^{[14, c. 358]}.

Такой «перебор» прежнего юридического багажа латвийского общества начался во второй половине XIX в., но и он не привёл к посягательству на его традиционные воззрения и обычаи.

Начало политике интеграции Прибалтийского края с особым «остзейским порядком» в общероссийское пространство было положено в царствование Александра II. Были предприняты попытки закрепления статуса русского языка в качестве государственного в ходе перевода на него делопроизводства губернского правления и всех присутственных мест. В правительственных кругах и на страницах российской периодической печати («Голос», «Москва», «Московские ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости», «Биржевые ведомости») стал активно обсуждаться вопрос об ограничении привилегий прибалтийского дворянства, улучшения положения крестьян. Требовалось также унифицировать судебную и школьную системы с теми, которые были приняты во внутренних губерниях России. Это вызвало жёсткое противостояние остзейского дворянства. Так, проф. Дерптского университета К. Ширрен в своём «Лифляндском ответе» славянофилу Ю. Самарину подчёркивал, что «остзейцы ничего общего с русским народом не имеют, кроме принадлежности к одному государству» ^{[15, S. 95]}.

Новая школьная политика в Прибалтике была продолжена Александром Ш. В 1880 – 1890-е гг. в образовательных государственных и частных учебных заведениях края стал вводиться русский язык, изучение которого становилось обязательным для каждого гражданина, живущего в России. Эта политика была вполне естественной, поскольку диктовалась самой жизнью, и достаточно продуманной, ибо введение русского языка в Остзейском крае, как, кстати говоря, и в районах проживания других «национальных меньшинств», осуществлялось не в одночасье и не одним росчерком пера. Здесь обязательное преподавание предметов в школах на русском языке внедрялось постепенно, в течение шести лет (с 1887 по 1893 гг.). Такую «мягкую» политику положительно оценивали современники, которые подчёркивали «заботливость» правительства в отношении постепенного «обрусения» окраин и интеграции их в общероссийское пространство ^{[16, c. 10]}. Сказывалось традиционно терпимое отношение к национально-культурным, религиозным, правовым особенностям населения нерусских областей. И хотя особый статус западных национальных районов был проявлением некоторой децентрализации унитарного государства, но он являлся и своеобразным способом решения национального вопроса в многонациональной империи. Регулирование общественных отношений в отдельных регионах осуществлялось посредством специальных законодательных актов.

К концу XIX в. русские стали второй по численности национальностью в Остзейском крае после латышей (8 % населения). Наибольшее число русских – 77 тыс. (15 % от всего русского населения) приходилось на Латгалию, 68 тыс. (5 %) – на Видземе ^{[17, S. 93]}. Проведённая в 1913 г. в Риге отдельная перепись населения выявила 88,7 тыс. жителей русской национальности (19 % от всех жителей Риги). Значительная часть русских входила в состав администрации населённых пунктов и служила в полиции. В вооружённых силах их доля доходила до 70–80 процентов, 10 % составляли работники образования, науки, искусства, здравоохранения ^{[18, c. 7]}. К 1918 г. численность русского населения достигла 10 % (на 70 % латышей, 7 % немцев, 6 % евреев).

С таким населением находившаяся в составе Российской империи Латвия встретила начало ХХ столетия, Первую мировую войну, русскую революцию и обретение независимости. Независимость впервые в истории латвийского народа была получена из рук РСФСР в условиях военного времени и в результате унизительных для России договоров с её главным противником в этой войне – Германской империей. В Прибалтике, ставшей ареной военных действий, столкнулись их интересы. Часть территории Латвии (Курземе) была оккупирована немецкими войсками уже в 1915 г. На другой её части (Видземе и Латгалия) располагались русские войска Северного фронта. В августе 1917 г. войска генерала Корнилова после поражения в боях с германской армией оставили Ригу. Линия фронта переместилась на восток, и немецкие войска заняли Земгале и Ригу. Между тем, на не оккупированных немцами территориях, в северо-восточной части Лифляндии, латышские революционеры при помощи большевистских военных организаций в ноябре 1917 г. провозгласили советскую власть. В декабре 1917 г. правительство Советской России решило вопрос о включении в состав Советской Латвии четырёх уездов Витебской губернии (Латгалии), населённых латышами-католиками. Первое советское правительство Латвии (Исколат), располагавшееся в городе Валка, в свою очередь, издало декрет о национальном и государственном самоопределении Латвии.

Ослабление России разбудило аппетиты Германии в отношении Прибалтики и создало возможность для притязаний на включение её в состав Рейха. Германская военная администрация добилась от местных ландтагов оккупированных областей принятия решений об отделении Латвии от России и вхождении их в Рейх. На Брестских переговорах германское командование потребовало от советской делегации оставления за Германией 150 тыс. кв. км в Прибалтике (всю Курляндию, часть Лифляндии, г. Ригу и Рижский залив с островами). Отказ советского правительства удовлетворить эти требования послужил предлогом к срыву переговоров и к наступлению германской армии по всему фронту в Прибалтике. В течение 5 дней (18–22 февраля) вся Латвия была оккупирована немцами, и германские войска вышли на подступы к Пскову ^{[19, c. 112-113]}.

3 марта 1918 г. мирный договор между РСФСР, с одной стороны, и Германией, Австрией, Болгарией и Турцией, с другой, был подписан в Брест-Литовске. Его не зря называли «грабительским» и называют «циничным», ибо немцы, навязавшие его, не пощадили побеждённой России. Она понесла огромные территориальные, людские и экономические потери: около 1 млн. кв. км, включая польские, литовские, частично белорусские и латвийские земли. На территории Прибалтики создавались «независимые» государства, получившие название «окраинных» (Rangstaaten). Россия потеряла почти 56 млн. человек – треть населения страны, проживавшего на отделённых территориях, лишилась 54 % промышленного потенциала и 33 % железных дорог ^{[20, c. 123]}.

Советское правительство, признав действительным прежний договор России с Германией от 8 декабря 1874 г., согласилось на немедленное возобновление дипломатических и консульских сношений между сторонами. В Брест-Литовском договоре были оговорены права и привилегии германских штатных консульств и должностных лиц дипломатических и консульских представительств Германии, и «прикомандированных к германским консульствам в России специальных чиновников, а также агентов русского финансового ведомства и их секретарей (атташе) в Германии» ^{[21, c . 369]}.

Для эксплуатации российских богатств немцы планировали создать синдикат с капиталом от 50 до 100 млн. марок. Собираясь превратить поверженную Россию в особый сырьевой придаток Рейха, они предполагали создать при германском представительстве в Москве специальный «хозяйственный штаб» для координации экономической деятельности своих фирм в России.

Первой крупной политической акцией нового российского внешнеполитического ведомства – Наркомата по иностранным делам под руководством Г. В. Чичерина стало принятие германо-австрийской миссии по делам о военнопленных во главе с графом Мирбахом. В апреле в Берлине во главе с А. А. Иоффе открылось Полномочное представительство РСФСР и Российское генеральное консульство. Первого полпреда советского правительства в Германии немцы считали весьма образованным человеком, «который обладал формами общения, сильно отличавшими его от товарищей по партии». А. А. Иоффе происходил из зажиточной еврейской семьи в Крыму, всё состояние которой подарил большевистской партии. Как личному другу и политическому соратнику Л. Д. Троцкого, Иоффе было уготовано стать жертвой «большой чистки», если бы он уже в 1927 г. из-за болезни и разочарований сам не лишил себя жизни ^{[22, S. 27]}.

Брест-Литовский договор, однако, не провозглашал ликвидацию суверенитета России над Лифляндией и Эстляндией, что не помешало германским властям развернуть активную работу по установлению такого «государственного порядка», который был им угоден. Буквально спустя всего одну неделю после подписания договора на совещании представителей Верховного главнокомандования и имперского правительства о политическом положении в Литве и прибалтийских областях было принято решение о сохранении Германией «фактического господства» в этих областях «путём подчинения их своей верховной власти». Прибалтийские области (т. е. Курляндия – Литва, Лифляндия и Эстляндия) должны были объединиться в «единое государственное целое» и присоединиться к Германской империи ^{[23, c. 478]}. 14 апреля объединённый ландрат прибалтийских земель такое желание высказал. «Единое сплочённое конституционно-монархическое государство с единой конституцией и единым управлением» присоединялось «к Германской империи путем личной унии с прусским королем» ^{[24, т. 1, c. 514]}.

В результате самостоятельность новых государств была отдана на откуп завоевателю, принявшему окончательное решение о создании из них некоего «союза» в рамках Германского рейха, включавшего Эстляндскую, Лифляндскую и Курляндскую губернии Российской империи. «Чтобы менее резко бросалась в глаза зависимость законодательства окраинных государств в регулируемых единым образом областях права, постановления о введении имперских законов в этих странах были окончательно исключены из вводной части и в изменённой и смягчённой редакции помещены в конце», – значилось в письме статс-секретаря имперского ведомства внутренних дел имперским ведомствам. Существовала острая потребность завуалировать происходящее, поскольку «основная масса латышского и эстонского населения, как подчёркивал на одном из совещаний будущий президент Германии Фридрих Эберт, депутат рейхстага и правый лидер социал-демократии, является противником договора» с Германией, «если даже они и хотели отделения от России» ^{[25, т. 1, c. 588]}.

В связи с этим появилась необходимость договориться с Россией о её отказе от своих бывших территорий.

Советское правительство было вынуждено пойти на переговоры с немцами, открывшиеся в Берлине в августе 1918 г. Немецкая сторона считала, что «переговоры были трудными», поскольку советский полпред А. А. Иоффе «был уполномочен добиться также восстановления законного порядка в некоторых местах России, где ещё фактически существует состояние войны между нами и большевиками». Учитывая существующие условия, русские представители, тем не менее, «вели переговоры разумно и по-деловому» ^{[26, c. 638]}. В результате 27 августа 1918 г. был заключен «Добавочный договор» к Брест-Литовскому мирному договору, в ст. 7, гл. IV которого указывалось, что «РСФСР отступается от верховной власти над Лифляндией и Эстлянд