Корейская диаспора в Японии, квази-профсоюз Соайкай и Великое землетрясение в Канто

Гайкин Виктор Алексеевич кандидат исторических наук старший научный сотрудник, Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Вастока Дальневосточного отделения Российской академии наук 690001, Россия, Приморский Край край, г. Владивосток, ул. Светланская, 133, кв. 62 Guykin Victor Alekseevich PhD in History Senior research assistant of the Department of Oriental Studies at Institute of History, Archeology and Ethnography of Far East of the Far Eastern Department of the Russian Academy of Sciences 690001, Russia, Primorskii Krai krai, g. Vladivostok, ul. Svetlanskaya, 133, kv. 62 unara49@mail.ru Другие публикации этого автора

Рис. 1. Вербовка рабочих в Корее.

Конец XIX – начало XX в. это эпоха торжества нового (капиталистического) строя, бурного промышленного развития, выхода на политическую арену рабочего класса в качестве влиятельного актора, изменившего соотношение общественных сил, влиявшего на процессы государственного управления. Разбалансирование старой классовой системы грозило разрушением действовавшего политического механизма, крахом государственной власти.

Рабочие организации (профсоюзы), ставшие рупором масс организованных пролетариев, не желавших мириться с низким уровнем жизни и ограниченным участием в управлении государством, заставляли считаться с их требованиями, подкреплёнными угрозой забастовок. Политическим представителем новой общественной силы (рабочего класса и профсоюзов) становились социал-демократические партии, занявшие в парламентах достаточно сильные для пропаганды своей идеологии позиции.

События октября 1917 г. в России и появление такой радикальной оппозиционной организации, как Компартия Японии с «собственным» влиятельным профсоюзом Дзэнкё, заставили гибко реагировавшие на изменение обстановки правящие круги Японии перейти к опережающей социальной политике с целью исключить возможность повторения аналогичных российским событий. Многоаспектная система мер предусматривала и создание специальных квази-профсоюзных организаций реформистского направления, уводивших рабочих со скользкого пути радикальных преобразований общественного устройства, предлагавшие им ненасильственные варианты решения их социально экономических проблем.

В Японии практика так называемой превентивной работы полиции была внедрена в правоохранительную систему в 1917 г. и состояла из двух компонентов – первый это «гию кэйсацу», формирования, состоявшие из волонтёров и молодёжи (в СССР эти общественные объединения назывались народными дружинами) ^{[16, с. 135]}, второй это социальная работа полиции и контроль над организациями, занимавшимися социальной поддержкой безработных, малоимущих и пр., внедрение полиции в ткань гражданского общества, участие «правоохранителей» в формировании его структур ^{[32, с. 83, 84]}. По мнению начальника полицейского управления Токио Маруяма Цурукити успех полицейской превентивной работы зависел от того, в какой степени полиция может «слиться с этими структурами, насколько тесной будет связь между ними, чтобы в зародыше устранять причины, способные взорвать социальный порядок, превратить его в хаос, предотвращать преступления ещё на стадии их подготовки» ^{[13, с. 9]}.

Превентивная полицейская работа была частью большой реформы японской полицейской системы. По образному выражению полицейских менеджеров она заключалась в «массификации полиции и полициизации народа». По мнению Кен Кавасима, «концепция превентивной полиции может быть понята в контексте слабости японской полиции, из-за роста популярности большевизма среди рабочего класса Японии и как реакция на обострение классовых противоречий и социальный кризис в Японии после первой мировой войны» ^{[30, с. 138]}.

Неспособность контролировать силы оппозиции, неадекватность новым условиям социально политической реальности вынудила полицию расширить зону своей «компетентности» и «ареал» полицейской работы, захватывавший широкие массы населения. Как писал в полицейском журнале «Кэйму ихо» полицейский чиновник Танака Такэо: «Весь народ будет прямо или косвенно помогать полицейским структурам» (кокумин дзэнтай ва мина кансэцу ни кэйсацу но ходхёся дэ ару) ^{[27, с. 15]}.

В это же время в Японию, переживавшую промышленный бум, связанный с первой мировой войной, прибывало всё возраставшее число корейских иммигрантов, восполнявших нехватку рабочих для росшей на дрожжах заказов воюющих держав японской индустрии. Если в 1916г. численность корейской диаспоры составляла 5624 чел., то в 1920г. – 31720 чел., в 1930г. – 298000 чел., а к 1945 г. – около 2 млн. чел., абсолютное их большинство составляли рабочие с низкой квалификацией. Дискриминация в оплате труда, грубое отношение администрации предприятий были теми самыми предпосылками, которые неизбежно вызывали вначале робкие, а постепенно всё более серьёзные попытки корейцев защищать свои профессиональные и человеческие права.

Необходимость контролировать огромный массив иммигрантов, склонный к политической самоорганизации, подверженный влиянию коммунистической идеологии, была очевидной. Этим и должен был заниматься Соайкай, созданный в декабре 1921 г. и сочетавший несколько функций – квази-профсоюза, биржи труда и негласно-полицейского вспомогательного органа. (Второй по значимости аналогичной структурой, специализировавшейся на корейцах была «Найсен кёвакай», основанная в 1924 г. со штаб-квартирой в Осака). В качестве одной из главных задач Соайкай декларировалось установление японо-корейской гармонии и взаимной любви, что было отражено в названии (соай – взаимная любовь).

Политическое и финансовое содействие формированию новой структуры оказали администрация генерал-губернаторства, МВД Японии, командование армии, компании Мицубиси и Мицуи, с помощью которых был сформирован фонд в 300 тысяч иен. Маруяма Цурукити поручил руководство фондом двум корейцам – Ли Ки Донгу и Пак Чум Гуму, которые на эти средства менее чем через год после экономического кризиса 1920 г. основали в Токио корейский квази-профсоюз под полицейской «крышей» ^{[14, с. 85, 86]}

При финансовой поддержке правительства Соайкай в течение двух лет открыл 6 филиалов – в Нагоя (12 мая 1923 г.); в Осака (15 мая 1923 г.), с отделениями в Мисима (11 августа 1923г.) и Идзуми (23 сентября 1923 г.); в префектуре Сидзуока с отделением в Хамамацу (5 марта 1924 г.); в префектуре Яманаси с отделением в Кофу (10 апреля 1924 г.). В Корее был создан филиал в Пусане (апрель 1924 г.) с тремя отделениями в Сеуле. К 1929 г. Соайкай насчитывал более 16 тысяч членов, стоимость имущества составляла более 420000 иен ^{[30, с. 140]}.

Табл. 1. Финансовые активы (авуары) Найсэн кёвакай

и осакского отделения Соайкай.

Источник: Kawashima Ken. The proletarian gamble. Duke university press.

Durham and London. 2009. р. 144.

От полиции и госструктур Японии Соайкай получал льготы, приоритеты и возможности для вербовки в свои ряды новых членов и наказания корейских рабочих, которые отказывались вступать в Соайкай. Число таковых резко выросло после того, как конкурент полицейского квази-профсоюза – коммунистический корейский профсоюз в Японии Росо превратился во влиятельную организацию.

Соайкай имел специальное разрешение от МВД на вербовку корейских крестьян в Корее на работы в Японии даже после того как генерал-губернаторство и МВД после окончания первой мировой войны, решили прекратить массовую вербовку корейцев для работы в Японии.

Наём рабочих в Корее на японские шахты, заводы и общественные работы был запрещён, но вербовка крестьян разрешалась при условии, что они вступают в Соайкай. Газета «Чосон ниппо» в мае 1924 г. сообщела, что большая группа корейцев, собиравшихся выхать из Пусана в Японию для работы на угольных шахтах смогли сделать это только после согласия вступить в Соайкай ^[28].

Поездки функционеров Соайкай в Корею для рекрутирования новых членов часто сочетались с организацией встреч с протестующими корейскими крестьянами. В провинции Южная Чолла более 8 тысяч крестьян с 1923 г. безуспешно сопротивлялись продаже 1400 чосё государственной земли в южной части острова Хайдо за 170000 иен японскому помещику Токуда. В 1924 г. крестьяне превратились в арендаторов участков, ставших собственностью лэнлорда-абсентеиста и теперь протестовали против высоких процентов на ссуды, жаловались на большие расходы при выращивании ячменя и риса ^[10]. Токуда согласился принять меры для снижения на 4% расходов на рис и на 3% на ячмень, что корейские арендаторы посчитали недостаточным и продолжили борьбу ^[10].

В качестве ответного шага Токуда обратился к вице-президенту Соайкай Пак Чум Гуму, который весной 1923 г. открыл филиал квази-профсоюза в Осака (родном городе Токуда). В августе 1924 г. Пак Чум Гум и другие функционеры Соайкай приехали в Корею вместе с землевладельцем Токуда, который за плату «нанял» Пака, чтобы тот в качестве посредника встретился с корейскими крестьянами. 8 августа 1924 г. Пак и большая группа функционеров Соайкай были брошены на «усмирение» крестьян и «трансляцию» им условий лэндлорда, пока полиция арестовывала вожаков крестьянского сопротивления ^[10].

Использование Соайкай в качестве посредника или провокатора, на переговорах со стачечниками, изменяло вектор борьбы рабочих, направляя его против Соайкай, впоследствие стало паттерном манипулятивно-провокационной практики разрешения трудовых конфликтов в пользу владельцев предприятий. Эта политтехнология доминировала при разгроме забастовок, особенно после введения в действие в 1925 г. закона о защите порядка (тиан ихо). Соайкай, действуя в качестве квазипосредника, замещая действительного противника, провоцировал столкновения, «вызывал огонь на себя» (гнев и силовые действия бастующих). После этого, под предлогом прекращения стычек в конфликт вмешивалась полиция и проводила аресты.

Японский автор Онива Синсукэ описывая забастовку японских рабочих на фабрике музыкальных инструментов Нихон гакки в 1926 г. констатировал: «Уникальность забастовки на Нихон гакки в том, что репрессии против бастующих проводила не полиция, а банды (в том числе организованные Соайкай)». По мнению Онива, использование банд преследовало три цели: Заставить силой забастовщиков прекратить стачку, отвлечь рабочих от прямых атак на компанию, создать трения внутри бастующего коллектива, чтобы его члены тратили энергию на распри, создать повод для полиции вмешаться и произвести аресты на основании нарушения закона о сохранении порядка (тиан ихо) ^{[18, с.118]}.

Рис. 2. Корейские шахтёры, шахта компании Мицубиси г. Иидзума префектура Фукуока.

Контроль над корейской диаспорой не мог быть полным без участия Соайкай в процессе превращения корейской рабочей силы в товар на рынке труда Японии. Массы безработных корейских иммигрантов представляли собой лёгкую добычу квази-профсоюза, имевшего благодаря прямым связям с полицией рычаги для оказания влияния на всех акторов рынка труда – работодателей, посредников-субподрядчиков, нанимающих подёнщиков, государственные биржи труда.

Как и другие организации социальной поддержки в Японии, Соайкай был создан в русле реализации программы поддержки безработных (для предотвращения социального взрыва) в годы рецессии. В 1921 г. в Японии был принят первый закон о биржах труда, на основе которого в Японии была организована сеть государственных бюро по найму, которые должны были стать посредниками между работодателями и безработными. Идея основать этнически специализированные корейские организации социальной поддержки нашла многих сторонников среди чиновников высокого ранга, таких как Хирада Сю из администрации префектуры Осаки и Сакаи Тосио из мэрии г. Осака. Создание особых корейских структур, предоставлявших посреднические услуги по найму, имело целью, по словам Сакаи, не только помочь корейским подёнщикам, но и «сделать так, чтобы безработные корейские рабочие не отнимали работу у безработных японских рабочих» на государственных биржах труда, особенно на биржах созданных зимой 1925 г. в шести крупных мегаполисах в рамках Программы борьбы с безработицей ^{[23, с. 144]}. Биржи труда Соайкай отсекали корейских безработных от их японских собратьев по несчастью.

Поддерживаемый и используемый полицией, UERP, мэриями как официальный брокер (родо бурока) на рынке труда, Соайкай стал монопольным посредником между нуждающимися в дешёвых рабочих руках субподрядчиками в рамках программы общественных работ и мастерами заводов с одной стороны, и массами хронически безработных корейцев в мегаполисах Японии с другой стороны. На рынке труда в Токио Соайкай сохранял монополию практически со времени основания в 1921г. Согласно его данным в 1922г. из 10878 корейских рабочих проживавших в Токио 9096 (84%) нашли работу через агентства по найму при Соайкай. Из этих 9096 рабочих 45% трудились на общественных работах (строительство и ремонт различных объектов), занимаясь примитивным физическим трудом, 30% занимались торговлей и прочими работами и 20% трудились на небольших предприятиях. С января по апрель 1923 г. эта пропорция практически не изменилась – 80% устраивались на работу через Соайкай ^{[31, с. 51-60]}.

Великое землетрясение в Канто 1923 г., полностью разрушившее японскую столицу изменило жизнь корейской диаспоры. Драматическим воплощением неприятия японцами новых членов японского общества стали события, последовавшие за стихийным бедствием, во время которого погибли более150 тысяч жителей этого региона. Вскоре после катастрофы стали циркулировать слухи о том, что корейцы поджигают дома, убивают и грабят японцев, распространяют наркотики. В атмосфере хаоса и психологического шока многие японцы поверили в это. Масло в огонь подлили радиосообщения токийской полиции, предупреждавшие о том, что корейцы, объединившись с японскими анархистами, якобы занимаются мародёрством, убийствами мирных японцев ^{[32, с. 39]}. Резервисты японской армии и гражданские добровольцы организовали группы патрулирования улиц с целью поиска таких «бесчинствующих» корейцев. Эти обвинения были фальсификацией. Презираемые корейцы стали удобным козлом отпущения для пребывающих в шоке японцев. Кроме того появился предлог «поставить их на место». (События 1919 г. в Корее повысили уровень национального сознания корейских иммигрантов, их активность в отстаивании своих прав).

Правительство Японии ничего не сделало, чтобы прекратить кровавую истерию, опровергнуть распространяемые о корейцах слухи. Через два дня после землетрясения МВД разослало в префектуры директиву о криминальном поведении корейцев, которое якобы было частью большого корейского заговора. Местным властям предписывалось строго пресекать корейские беспорядки и криминальные инциденты с участием корейцев ^{[32, с. 39]}.Во время корейских погромов японскими военнослужащими, волонтёрами было убито около 6 тысяч корейцев. Японская полиция закрывала глаза на эти преступления. Иногда убийцы приговаривались к символическим срокам 1-1,5 года заключения.

В то же время, с целью сохранить в тайне убийство тысяч корейцев полиция и армия возложили на Соайкай обязанность удержать корейцев от бегства из горящего города через вселение их в специально построенные на северо-востоке Токио в районе Хондзё общежития. Маруяма Цурукити, ставший начальником полицейского управления Токио, дал указание Пак Чум Гуну - вице-президенту и сооснователю Соайкай превратить эти общежития в так называемые сюёдзё (термин, означающий нечто среднее между жилищем, лагерем и тюрьмой), чтобы уберечь корейцев от дальнейшей расправы со стороны членов националистических групп ^[4].

В следующие недели департамент гражданского строительства, полиция и армия постоянно использовали полицейский профсоюз для мобилизации корейских рабочих на восстановление разрушенного города. Японская армия стала пионером использования 4000 корейских рабочих под надзором Соайкай для разбора завалов и строительства временных бараков ^[7]. Вице-президент Соайкай Пак Чум Гум и функционеры квази-профсоюза организовывали корейские бригады по 30-40 человек для вывоза мусора и строительных работ ^[9].

Как выразился Пак: «Лучший способ для корейцев продемонстрировать добрую волю и искренность – активное участие в полезных для общества восстановительных работах» ^[6]. В течение двух месяцев бесплатного труда по расчистке столицы зарплату корейцам платил Соайкай. В конце 1923 г. Пак Чум Гум с гордостью заявил: «До землетрясения японцы не проявляли интереса к предложениям Соайкай использовать корейцев на общественных работах… Но сейчас, после того как стали видны плоды их общественно-полезного труда, отношения между японцами и корейцами начали налаживаться. Работодатели стали проявлять большой интерес к корейским рабочим и это здорово» ^[9].

После 1923г. роль корейских рабочих в строительстве дорог, мостов, тоннелей и др. возросла. Принятие плана восстановления столицы Японии (1923 – 1927 гг.), предусматривающего проведение огромного объёма ремонтно-строительных работ укрепил позиции Соайкай, как поставщика неквалифицированных рабочих. В 1924 г. департамент строительства мэрии Токио зарегистрировал квази-профсоюз в качестве субподрядчика (укэои гёся) и стал регулярно предлагать Паку и Соайкай большие контракты на строительство объектов, требующие от 500 рабочих и более ^[8]. Контроль этой организации над корейскими подёнщиками (главным образом в Токио, в меньшей степени в Нагоя, Сидзуока, Яманаси, Фукуока, Осака) продолжал расти и после завершения работ по восстановлению разрушенных городов.

Чиновники Соайкай не останавливались и перед прямым силовым принуждением корейцев к вступлению в полицейский профсоюз. 14 июня 1926 г. в префектуре Яманаси группа из нескольких боссов Соайкай и боевиков столкнулась с примерно тысячью корейских подёнщиков, нанятых компанией Фудзи минобу для строительства железной дороги в районе Нисихатидай. 30 соайкайцев вооружённых пистолетами и дубинками объявили рабочим, что «Членство в Соайкай ваша обязанность» ^[29].

Около половины рабочих отреагировали в том духе, что «Соайкай нам не нужен, взносы за членство собираются для того чтобы несколько шишек жирели» ^[29]. В ответ 15 функционеров Соайкай начали перепалку, переросшую в серьёзное столкновение, в котором трое корейских строителей были убиты и 50 ранены ^{[30, с. 163]}. Результатом этого кровавого побоища было вступление сотен запуганных подёнщиков в квази-профсоюз. В итоге корейские рабочие в Яманаси оказались разделёнными на два лагеря. Как писала газета Kofu city telegraf: «1000 подёнщиков раскололись на просоайкайцев и антисоайкайцев» ^{[30, с. 164]}.

Ким Ту Ён активист корейского рабочего профсоюза Росо в июле 1929 опубликовал статью о Соайкай в журнале "Сэнки", в которой охарактеризовал руководство Соайкай как «банду богатых субподрядчиков», поставляющих корейских подёнщиков для строительных боссов, которые «осваивают» средства программы общественных работ и выполняют социально-политический заказ правительства Японии и полиции.

Ким следующим образом отвечает на вопрос, почему в полицейском профсоюзе так много членов: «Представим безработного корейца, только что прибывшего в Японию из Кореи… Он должен найти работу как можно быстрее, но технической возможности для этого у него нет и он практически не говорит по-японски. Кореец идёт на городскую биржу труда, но его посылают (по договорённости с полицией) в офис бюро найма профсоюза Соайкай. Если у него нет крыши над головой, полиция опять-таки направляет его в Соайкай. Если кореец торгует на улице вразнос какой-то мелочёвкой, чтобы свести концы с концами полиция запрещает его «бизнес» и направляет его в Соайкай, где ему будут «прочищать мозги» разговорами о японо-корейской гармонии (найсэн юва сисо). Если он попытается устроиться на работу на стройку или подёнщиком с тачкой на гравийный карьер, подрядчик посылает его в Соайкай. А чтобы в Соайкай тебе дали направление на работу, нужно вступить в эту организацию... Всё это будет приправлено соусом рассуждений об укреплении японо-корейского союза (найсэн юго)» ^[3].

Общественные работы (строительство шоссейных и железных дорог, укрепление берегов рек, ремонтно - строительные работы в городах и т.п.) стали отраслью, где Соайкай доминировал как поставщик рабочей силы. В 1927 г. 90% трудоустройств по линии полицейского тред юниона приходилось на общественные работы; в 1930 г. – 35%; в 1931г. – 72,7%; в 1932г. – 67,5%. Во все годы процент безработных, направляемых с бирж труда Соайкай на заводы не превышал 35%, исключение составлял 1929 г. – 74% ^{[30, с. 166]}. В Осака и Нагоя трудоустройств на заводы по линии Соайкай было всегда больше, особенно это касалось текстильных фабрик, нанимавших работниц-кореянок ^{[31, с. 58, 59]}.

Рис. 3. Барак корейских шахтёров, шахта компании Мицубиси г. Иидзума префектура Фукуока.

Приоритетными направлениями работы Соайкай было управление рабочими общежитиями (сюкухакудзё), подведомственные биржи труда (сёкугё сёкайдзё), и медицинские клиники для корейских рабочих, сюда же вкладывалась большая часть финансовых средств. В совокупности эти три компонента составляли механизм контроля за корейцами, трансформации приезжавших из Кореи, не знавших языка и японских реалий бывших крестьян, в готовый к использованию товар на рынке подённого труда.

Табл. 2. Инвестиции Соайкай в строительство и содержание подведомственных

учреждений в Токио 1925-1934 гг.

Источник: Kawashima Ken. The proletarian gamble. Duke university press. Durham and London. 2009. р. 148.

Самые большие инвестиции шли в строительство общежитий для корейских иммигрантов. В 1925 г. в Токио на эти цели было истрачено 63900 иен, намного больше, чем было выделено на аналогичные общежития для японских рабочих, управляемые японскими благотворительными организациями. (В строительство рабочего общежития для японцев «Кокурю» в Токио в районе Кодзимати в 1923г. было вложено 25000 иен. Общежитие Соайкай вмещало 500 рабочих и имело размер 1770 цубо, общежитие «Кокурю» вмещало только 258 рабочих и имело площадь 400 цубо.) На 1927 г. 10 из 14 рабочих общежитий для японцев в Токио обошлись при строительстве менее чем в 10000 иен каждое ^{[30, с. 256, 257]}. Рабочие общежития предназначались для корейских иммигрантов, ставших жертвой антикорейских настроений домохозяев-японцев, которые отказывались сдавать жильё корейцам, выгоняя съёмщиков, в результате чего тысячи корейских подёнщиков становились бездомными. Строительство общежитий также преследовало цель обучения собранных вместе корейских подёнщиков навыкам жизни в незнакомой им среде, объяснение японских традиций и реалий, для адаптации иммигрантов к новой действительности.

В брошюре Соайкай, изданной в 1929 г. говорилось: «в результате антипатии домовладельцев, отказывающихся сдавать жильё корейцам, бездомные подёнщики и целые корейские семьи оказываются на улице под открытым небом. Специфика существования корейцев такова, что, если они оказываются на улице, то неизбежно впадают в нищету, на которую накладывается языковая и культурная дисгармония с чужой средой. Всё это может привести к радикальному изменению образа их жизни – превращения их в бродячих полуживотных (фурё сэйкацу), что, естественно, скажется отрицательным образом на настроениях и мыслях корейских безработных. Рабочие общежития Соайкай призваны облегчить их существование, изменить привычки и приучить к японскому образу жизни» ^{[1, с. 13, 14]}. При общежитиях полицейского профсоюза были организовываны вечерние школы для рабочих с курсами разговорного японского языка, начальных знаний математики, корейского письма ^{[1, с. 17, 18]}.

Предполагалось, что усвоение этого объёма информации (японский язык, корейское письмо, арифметика) позволит корейцам адаптироваться на рабочих местах, решать проблемы в отношениях с мастерами-японцами, японскими субподрядчиками, а также с корейскими брокерами, кумигасира, старшинками групп подёнщиков. (В 1924 г. 91,1% корейцев в Японии были неграмотны и не обучались в школе.) В 1940 г. уже 60,3% иммигрантов могли писать по- корейски. В разные годы с 1926