Наука и образование в глобально-ноосферной перспективе

Урсул Аркадий Дмитриевич доктор философских наук профессор, директор Центра, академик, Академия наук Молдавии, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские горы, 1, стр. 51 Ursul Arkadii Dmitrievich Doctor of Philosophy Head of the Center, Scholar at theof the Academy of Sciences of Moldova; Professor, Moscow State Univeristy 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory 1, building #51 ursul-ad@mail.ru Другие публикации этого автора

Урсул Татьяна Альбертовна доктор философских наук заведующий кафедрой, Национальный исследовательский технологический университет "Московский институт стали и сплавов" 119180, Россия, г. Москва, Ленинский проспект, 4 Ursul Tat'yana Al'bertovna Doctor of Philosophy Head of the Department at National University of Science and Technology "Moscow Institute for Steel and Alloys"  119180, Russia, g. Moscow, Leninskii prospekt, 4 ursult@mail.ru Другие публикации этого автора

Для научного познания характерно расширение пространственных масштабов и формирование все более системно-целостного видения мира. Расширение пространственных границ познания в определенной степени ограничивается глобальными пределами (что является одним из обстоятельств взрывного роста глобальных исследований), так как связано с особенностями планеты как космического тела. Знание о глобальных процессах именуется глобальным знанием и от него, следуя «пространственной логике», можно перейти к «космическому знанию», однако такой термин не получил широкого распространения, несмотря на появление космической деятельности и революционное развитие астрономических наук (более принятым считается термин «космические исследования»).

В принципе в настоящее время в процессе познания более важную роль играют глобальные, нежели космические императивы и масштабы, если иметь в виду всю совокупную деятельность человечества. Но это не повод мыслить только геоцентрически, упуская из виду стратегическую перспективу освоения космоса, без которого невозможно неопределенно долгое развитие цивилизации, зародившейся на нашей планете, что было ясно еще К.Э. Циолковскому. Поэтому практическая направленность познания имеет свои планетарно-пространственные приоритеты, изменяющиеся в связи с уровнем цивилизационного развития. Возможно, что такие приоритеты можно обнаружить и для теоретических фундаментальных исследований, которые гораздо менее привязаны к практике.

Вместе с тем, для нас важны не только пространственные, но и временные характеристики научного познания, особенно более пристальное внимание науки к будущему. Основной акцент при осознании будущего должен быть уделен сценарию глобального перехода к устойчивому развитию (УР) как принятому ООН и входящими в эту международную организацию государствами нормативному прогнозу, объявленному основной стратегией выживания цивилизации, спасения от угрожающих глобальных кризисов и катастроф. Реализация этого нормативного прогноза в перспективе приведет к созиданию планетарной сферы разума, которая будет реализовываться через УР ^[1]. Глобальный переход к УР и последующий ноосферогенез, на наш взгляд, с самого начала формирования эволюционной глобалистики, футуроглобалистики и ноосферологии представляется в качестве одной из наиболее важных проблем осознания будущего.

Возникает вопрос, какая же наука будет изучать процессы ноосферогенеза как становления сферы разума? Мы полагаем, что это будет ноосферология, название которой сменяет широко используемое ранее учение о ноосфере. Термин «учение» перестал использоваться для формирования новых направлений и научных дисциплин. Более того, наметилась тенденция называть новые дисциплины так, как именуются сами объекты исследования, когда гносеологический и онтологический аспекты редакционно совпадают в наименовании.

Так «экономика» – это и наука и область хозяйственной деятельности, а термины «международные отношения» и «мировая политика» имеют названия не только соответствующих областей политической и иной деятельности, но и научных и образовательных дисциплин (специальностей). И этот способ наименования существенно отличается от другой политической науки – политологии, название которой слагается из двух греческих слов («политика» – искусство управления государством и «логия» – учение). Можно понять, что добавлять в конце терминов «международные отношения» и «мировая политика» еще и окончание сложных слов «логия» (или что-то иное) было бы явно неуместно. Однако называть науку так же, как обозначается изучаемый ею объект не является удачным способом наименования, несмотря на то, что это происходит всё чаще.

Объект и его отражение в знании – это разные аспекты, один относится к «онтологической плоскости», а другой к гносеологической. В этом смысле в англоязычной литературе для выделения научных исследований часто используется термин «studies» (international studies, global studies), что вполне уместно и достаточно адекватно. Не исключено, обсуждаемые здесь наименования еще будут изменены и станут более приемлемыми.

Надо сказать, что и геополитика также разделяет эту двойственность обозначения предмета научной дисциплины и объекта ее изучения (хотя для перехода геополитики на планетарный уровень исследования предлагается, например, такое наименование как глобальная политология ^{[2, с. 14]}).

Было бы вполне логично предполагать, что УР и ноосферогенез могут изучаться ноосферологией и аргументы в пользу такого варианта мы приводим в этой работе. Однако можно предложить и другой вариант, когда специально для УР может быть предложено другое название научной и образовательной дисциплины, например, просто «устойчивое развитие», т.е. также как для мировой политики или геополитики. А в англоязычной литературе такое наименование может выглядеть как «CD studies».

Наши аргументы в пользу ноосферологии связаны с тем, что сфера разума как будущая область бытия человечества в перспективе третьего тысячелетия будет формироваться через УР. В идеале ноосфера будет представлять собой систему коэволюции общества и природы, в которой наивысшего развития достигнет нравственный интеллект человека, приоритетными станут принципы гуманизма, и будет обеспечено устойчивое безопасное во всех отношениях развитие на планете и за ее пределами.

Духовно-информационная и рациональная сущность ноосферы предполагает приоритет информации как ресурса развития над веществом и энергией, опережающее развитие интеллектуальных процессов по отношению к материальным (речь, прежде всего, идет о развитии духовной культуры и управления, науки и образования, а также процессах информатизации всех сфер человеческой деятельности).

Наука при переходе к УР ноосферной ориентации должна не только обосновать идею и сформулировать модель будущей сферы разума, но и сама будет подвергнута ноосферным трансформациям. Предполагаемые преобразования в любой сфере деятельности, способствующие переходу к УР и становлению ноосферы, можно именовать УР-трансформациями, связанными с управленческими решениями (в том числе и на глобальном уровне), принимаемыми в опережающем режиме и в условиях риска и неопределенности. Постепенно, по мере возвышения интеллектуально-информационных факторов в процессах эволюции, УР-трансформации будут превращаться в ноосферные преобразования.

Постиндустриальное общество, в которое вступили развитые страны, предстает как некая последняя «формация» в эволюционном ряду естественно-стихийного исторического развития. Это своего рода конец истории, которую можно трактовать как конец западной (техногенно-потребительской) модели развития и, тем самым, конец процесса вестернизации, закат евроатлантических ценностей. Это и конец истории стихийного процесса развития человеческого рода, поскольку эта стихия ведет к цивилизационной катастрофе и требует, в случае выживания человечества отказа от стихийных самоубийственных механизмов. Это и конец истории модели неустойчивого развития - НУР, причем не только в его западном варианте) как неадекватной будущим вызовам и опасностям, предвещающим глобальные и космические катаклизмы.

Усиливающийся интерес к будущему связан не только с его неизбежной ожидаемостью и непредсказуемостью, но и с ростом алармистских настроений, которые имеют объективные основания в появлении кризисных и даже катастрофических тенденций, угрожающих гибелью цивилизации едва ли не в текущем столетии. Если еще в XX в. (по крайней мере, в первой половине) развитие человечества в основном представлялось как едва ли не как триумфальный прогресс, то сейчас, в начале XXI века многие ученые склоняются к выводу о том, что цивилизация уверенно все ускоряющимися темпами движется к своему самоубийству и даже своей деятельностью провоцирует гибель всего живого – омницид. На фоне этого пессимистического сценария важно усилить как поисковые, так и другие формы исследования, прогнозирования и планирования глобального будущего, и попытаться изменить современную форму (модель) развития в пользу дальнейшего непрерывного и безопасного существования и эволюции человечества.

Почти любая сфера деятельности современного человека предполагает сосредоточение основных усилий на настоящем ("здесь и сейчас"), а не на других периодах времени. Что-то делать во имя будущего с этих позиций означает отвлекать внимание от настоящего, отнимать от него ресурсы в пользу непонятного и неизвестного будущего. В принципе такая схема рассуждений характерна для поведения большинства людей в модели неустойчивого развития, для которой это считается социальной нормой. Однако для глобальной реализации модели УР и, тем более, для её ноосферной ориентации, подобная мировоззренческая и темпорально-деятельностная установка оказывается уже неприемлемой.

При анализе роли и взаимосвязи трех темпомиров (прошлого, настоящего и будущего) в большинстве сфер социальной деятельности в модели НУР обращает на себя внимание их асимметрия, или, лучше сказать, неравенство. Это "деятельностное неравенство" заключается в том, что основное внимание уделяется прошлому и настоящему, а будущее находится где-то на периферии нашего внимания и интересов. Разумеется, в зависимости от рода деятельности пропорции в отношении темпомиров (т.е. прошлого, настоящего и будущего) оказываются разными. Но то, что будущее оказывается не в "почете", – это достаточно очевидно, и известный афоризм "после нас хоть потоп", демонстрирует это пренебрежение будущим в нынешней экономоцентрической модели НУР.

Если постиндустриальное общество, вырастая стихийно из общества индустриального, в значительной степени детерминировано своим прошлым (и лишь частично настоящим), то формирующееся из него устойчивое общество (в перспективе ноосфера) больше зависит от образа желаемого будущего («будущего, которого мы хотим»). И эта принципиально различная темпоральная детерминация требует различной методологии подхода к изучению их развертывания. Если к постиндустриальному обществу применимы традиционные методы исследования цивилизационного процесса как естественно-исторического развития, то к УР необходимо подходить с позиций созидательно-конструктивного, системно-ноосферного подхода, который начал активно развиваться в связи с исследованием проблем УР.

Будущее «устойчивое общество» как сфера разума должно оказаться единой глобальной цивилизацией, преодолевшей конфронтационные тенденции, ставшей на путь общемирового консенсуса, взаимопонимания, толерантности, ненасилия, способной решить глобальные проблемы и элиминировать негативы глобализации в процессе планетарного перехода к УР. Будущая глобальная ноосфера – это мегаобщество, которое должно выступать неким интегративным образованием, реализующим в известной степени те футурологические и социологические представления и концептуально-теоретические модели, которые совместимы с «коридором возможностей» траектории УР.

Перед наукой поставлены новые цели – цели выживания и выхода из антропоэкологического кризиса, цели решения глобальных проблем и устранения негативов глобализации и других глобальных процессов через переход к УР и становление ноосферы ^{[3, 4]}. И от того, в какой мере наука поможет воплотить в реальность эти цели, зависит наше общее будущее. Наука это "устойчивое" будущее должна изучать и помогать в реализации его наиболее приемлемого для человечества сценария.

Общепланетарный кризис затронул и науку, которая, как отмечал Л.В. Лесков, «не могла ни предсказать заблаговременно наступления системного эволюционного кризиса, ни разобраться в его причинах и корнях. И главное, не выходя за рамки традиционной научной парадигмы, не удается обосновать эффективную стратегию и концепцию преодоления глобального кризиса и перехода к модели устойчивого, самоподдерживаемого развития» ^{[5, с. 5]}.

Говоря о становлении ноосферной науки (которая по идее должна будет лишена указанных недостатков), мы имеем в виду, конечно, то будущее состояние науки, соответствующее эпохе ноосферы, которая вначале будет формироваться уже в ближайшее время через УР. Эволюция от модели НУР к новой цивилизационной модели будет содержать определенные черты ноосферогенеза, но о последнем можно будет говорить лишь на более поздних этапах движения по пути устойчивой эволюции. Само это развитие, несмотря на предполагаемые качественные изменения в широком историческом плане, будет представлять собой социоприродный самоорганизационный процесс, включающийся в пределах несущей емкости экосистем в глобальную эволюцию. Поэтому, наряду с системным видением этого процесса, на наш взгляд, важно исследовать наше общее, включая и достаточно отдаленное, будущее в ходе его становления в качестве различных типов и этапов глобально-эволюционного процесса.

До сих пор наука в основном изучала прошлое и настоящее, которые даны в уже имевших место либо ныне существующих фактах (которые должны быть достоверными). Изучение будущего в современной науке занимает, на наш взгляд, незаслуженно ограниченное место, несмотря на существование прогностики, футурологии, исследований будущего. Будущее «захватили» фантасты, игнорирующие факты (поскольку их к тому же еще не существует), а ученые мало прилагают усилий «отобрать» у них эту сферу.

И одна из причин этого заключается в том, что наука (и, прежде всего, социально-гуманитарное знание) предпочитает иметь дело с фактами, которые являются эмпирической базой науки. Вполне естественно, альтернативы грядущего и сценарии как "будущие факты" тех или иных процессов входят в науку не столь же полноправно. И классическая гносеология здесь не занимает адекватную позицию, ибо ее концептуально-теоретическое отношение к будущему противоречиво. И хотя предсказание и прогнозирование признается одной из функций научного знания, теория не считается доказанной и истинной, если она не основывается на фактах, эмпирических данных, практике и т.п., которые по своему научному статусу и определению могут отображать только настоящее и прошлое. Вот почему современное научное познание в основном исследует прошлое и современность и, по сути дела, почти не уделяет внимание будущему. Это последнее не входит столь же полноправно как прошлое и настоящее в традиционные модели эпистемологии во всех ее разновидностях.

Реальный поворот науки к будущему и его исследование может начаться только в том случае, если будет сформирован иной образ (модель) науки как целостной единой системы в ее социоприродных и “опережающих» аспектах. Так или иначе, термин “опережение” присутствовал в науке модели НУР (особенно для фундаментального знания), но по вполне понятным причинам не играл существенной роли в общем видении целостного образа науки. Чтобы будущее в науке имело бы равноправный статус с настоящим и прошлым следует либо расширить интерпретацию термина “история”, либо использовать более широкий эволюционный подход. В действительности эволюционный процесс, развертывающийся во времени, выступает как целостная взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего. Связь (причем нелинейная) темпомиров в широкой перспективе оказывается весьма важной для исследования будущего, что должно способствовать широкому распространению вероятностно-гипотетических и нормативно-целевых форм научного знания (сближающего его с решениями) и соответствующих видов человеческой рациональности и научной рациональности в особенности.

Императивность поворота науки к будущему продиктована тем, что традиционное видение предметного поля науки в темпоральном ракурсе в основном как исследования прошлого и настоящего исчерпало себя в эпистемологическо-научном и утилитарно-практическом смыслах. Это «пристрастие» к упомянутым темпомирам закрепила история как научная дисциплина, уделявшая внимание преимущественно прошлому социальному бытию. Однако теперь стало очевидным (хотя далеко не для всех), что именно будущее, а не прошлое является наиболее важным и конструктивным темпоральным фактором (модусом) человеческого существования и развития.

И, как уже отмечалось, из традиционно понимаемой истории исчезла (может быть, и не до конца) окружающая человека и человечество природа. Всемирная история фактически была оторвана от природы и начала противоречить фактом своего существования и деятельности естественным процессам и циклам биосферы (угрожая последней глобальной катастрофой). Традиционное видение истории (да и всего обществоведения), обрывающееся на современности и оторванное от природы, оказалось принципиально бесперспективным, ограниченным развертыванием и существованием человечества в модели НУР с ее пространственно-временными границами и биосферными пределами.

Наука, игнорирующая будущее, неизбежно подошла к тому, что настало время либо уйти в прошлое вместе с моделью НУР, либо существенно футуризироваться, причем не только в социальном, но и в социоприродном измерениях. Возникла необходимость повернуть широкий фронт исследований к новой модели социоприродного развития, ориентированной на будущее, в котором окажется место и человечеству, и окружающей его природе. Пока такой в какой-то степени теоретически разработанной моделью оказывается лишь модель УР и последующего ноосферогенеза как форм социоприродной эволюции. В еще более широкой перспективе речь идет о глобальной эволюции, в которую должно «вписаться» социоприродное развитие.

В социоприродной модели устойчивой эволюции придется отказаться от понимания человеческой деятельности, содержание которой составляет только преобразование окружающего мира, деятельности как способности к преобразованию биосферы, созиданию новой искусственной среды своего обитания. Подобное понимание деятельности характеризует в основном этап производящего хозяйства и техногенной цивилизации, где на первый план выступает именно преобразование природы с целью создания новых продуктов, удовлетворяющих не только естественные, но и многие нерациональные потребности растущего народонаселения планеты.

Акцент на будущем означает уменьшение доли фактологического знания, практики, истинности и т.д. в «общем фонде» научных результатов. В принципе тенденция «нефактологического», виртуального и модельного подходов отчетливо обнаруживалась в науке на протяжении всех ее этапов развития. И в этом «виновато» не только предсказание и исследование будущего, но и появление и развитие наук, отвлекающихся в той или иной степени от истинности своих положений и их содержательности. Классическим примером такой науки является математика, где важна не истинность результатов, а логическая непротиворечивость аксиом. Положения математики настолько отвлечены от содержания, что по сути дела изучают аксиоматическим и символическим методом особого рода формы – так называемые математические структуры (Н. Бурбаки) и математические категории.

Однако, не будучи опытной наукой, полностью (либо частично) отвлекаясь от эмпирии, математика все же считается «полноправной» научной дисциплиной в системе всего научного знания. Такого рода «двойной» стандарт все же оправдан, поскольку математика выполняет свою функцию в науке как целостной системе, способствуя процессу ее математизации, позволяя категории истинности быть характеристикой не отдельных фрагментов, а всей науки в целом. Похоже на то, что истина потеряет свою монополию и может стать в один ряд с некоторыми другими понятиями, как, например, модель, проект, прогноз, сценарий и т.д. Наиболее интересной моделью для изучения проблем ноосферной науки является, на наш взгляд, современная космология, которая перегружена вероятностным знанием и виртуальными моделями.

Что касается понятия истины, которая рассматривается как соответствие мысли своему предмету, то в западной философии науки, в особенности в трудах ее ведущих представителей, это понятие почти не встречается. Однако многие ученые и прежде всего представители технических и естественных наук широко используют понятие истины. Отказ от этого понятия оказывается далеко не безобидным процессом, на что обратил внимание А.Л. Никифоров ^[6].

Вместе с тем, точка зрения о том, что пора отказаться от понятия истины, сдать ее в гносеологический архив истории, дискутируется и в нашей философской и обществоведческой литературе. Так, А.П. Назаретян полагает, что пора отказаться от «истинностной гносеологии, заменяя ее мышлением модельным» ^{[7, с. 106]}. «Методологам пора недвусмысленно признать, – полагает этот автор, – что истинностная парадигма науки уже превратилась в анахронизм, оставить соответствующий понятийный аппарат служителям культов и ориентировать работу в области логики, гносеологии и аксиологии на функциональные (прагматические) категории. Задача научных исследований – не поиск Истины, а построение эффективных моделей мира, позволяющих, с одной стороны, повышать инструментальный потенциал интеллекта и, с другой – совершенствовать механизмы самоограничения. Если определяющей «общечеловеческой» ценностью в условиях кризиса принять выживание планетарной цивилизации, то главными средствами, которыми наделяет человека научное знание, становятся сила и мудрость – умение целесообразно управлять внешними процессами и внутренними импульсами. Ибо только углубляющееся вмешательство интеллекта в ход естественных событий с комплексной оценкой последствий и надежным самоконтролем способно отвести от человечества угрозу самоистребления» ^{[7, с. 107]}.

На наш взгляд, отказ от «истинностной эпистемологии» и полный переход к «модельной гносеологии» вряд ли вообще когда-то состоится, поскольку выяснение отношения знания к объекту в плане их соответствия (причем взаимного) все же останется одной из важных задач и будущей науки. Однако включение модельных представлений и виртуального знания в науку будет шириться, особенно в связи с проектированием нашего общего социоприродного устойчивого будущего.

В этом случае в будущей науке будут иметь место как поиск истины, так и создание моделей, сценариев, прогнозов, которые либо объясняют смысл исследуемого объекта, либо позволяют его создавать, проектировать, воспроизводить. «Истинностная гносеология» позволяет изучать объект без воздействия субъекта, а «модельная эпистемология» станет основой формирования новых объектов, которые уже зависят от субъекта.

Часть науки, связанная с познанием истины, будет акцентировать внимание на законах и иных результатах познания, не зависящих от субъекта. Другая же ее часть будет заниматься моделями, в особенности моделями будущего, которые могут стать законами, фактами и т.д., лишь воплотившись в реальность в ходе практической деятельности. В этом последнем случае моделирование (в частности, будущего), становится полноправным участником научного процесса, что особенно важно на этапе информатизации (создания компьютерных моделей).

Кстати, идея виртуального и опережающего моделирования от математики перешла к информатике, в которой в дополнение к традиционной «математической реальности» появилась так называемая виртуальная реальность как своего рода отвлечение от действительности, которая ее породила. Виртуальная реальность также имеет дело с иным предметом, нежели эмпирические науки, что не исключает и даже предполагает влияние виртуальной реальности на «настоящую» реальность. Впрочем, с виртуальной реальностью имеет дело не только информатика, но и психология, космонавтика и т.д., что предполагает появление особого рода научного направления – виртуалистики, которая, возможно, будет включена в состав научного знания в статусе аналогичном статусу математики и информатики ^{[8, 9, 10]}. Важно в дальнейшем выявить, можно ли получаемую «виртуальную информацию» считать научным знанием, или для этого необходимо иное наименование этой информации и другой ее «познавательный статус». Эти проблемы только поставлены и на них пока окончательного ответа не существует.

Принципиально важным является не просто исследование динамики социоприродной системы «человек – общество – природа» в ракурсе нелинейной связи времен (прошлого – настоящего – будущего), но и в оптимизации этой связи и акценте на будущем. Такой акцент необходим, прежде всего, потому, что требуется достаточно решительно отойти от классических схем видения эволюции, а в дальнейшем и описывающей ее истории, в том числе, и как чисто стихийного процесса, и видения истории цивилизации лишь в социальном аспекте в модели НУР.

Модель социоприродного УР уравнивает развитие поколений человечества во времени, исходит из того, что конец истории в форме планетарного омницида не должен наступить, для чего необходимо изменить форму (стратегию) цивилизационного процесса. И в этом смысле модель УР как социоприродного процесса, если она реализуется, позволит удовлетвор