Полемика Ф. М. Достоевского-журналиста с католицизмом: к постановке проблемы

Юдахин Артем Александрович аспирант, кафедра Истории журналистики и литературы, Институт Международного Права и Экономики Имени А. С. Грибоедова 111024, Россия, Москва область, г. Москва, ул. Шоссе Энтузиастов, 21 Iudakhin Artem Aleksandrovich Postgraduate Student, Department of History of Journalism and Literature, A. S. Griboyedov Institute of International Law and Economics 111024, Russia, Moskva oblast', g. Moscow, ul. Shosse Entuziastov, 21 Artemyudakhin@yandex.ru

Введение в проблематику

Религиозно-философский и, в частности, конфессиональный аспекты творчества Ф. М. Достоевского играют ключевую роль в адекватном замыслу автора понимании большинства значимых текстов писателя. Это утверждение верно как в отношении, условно, концептуального микроуровня текста — отдельных, локальных посылов и смыслов, заложенных автором в художественном произведении, так и макроуровня или «большой» идеи — ведущей генеральной концепции, выстраивающей структуру и логику повествования текста, а также буквально «пронизывающей» его содержание. В том или ином виде религиозно-конфессиональная проблематика затрагивается Достоевским во всех без исключения романах «великого пятикнижия», и, кроме того, сам автор придавал ей важное, существенное значение. Именно поэтому полноценный анализ как художественного, так и публицистического творчества писателя вне упомянутой проблематики невозможен, поскольку его следует a priori признать слабым и не отражающим всей полноты картины.

В религиозно-конфессиональном аспекте творчества писателя особо выделяется перманентная полемика Достоевского с католицизмом, охватившая последний, послекаторжный период жизни и творчества автора. Подтверждение квантитативной и квалитативной релевантности антикатолической полемики налицо: католическая тема проходит красной нитью через все романы Достоевского 1860-1880-х гг., где-то она принимает фоновый и «случайный» характер, а где-то, как, например, в романах «Идиот» и «Братья Карамазовы», имеет уже значение лейтмотива. Раз за разом акцентируемая автором католическая тема не является лишь дополнительным (а потому, в принципе, необязательным) удачным литературным приемом, за ней кроется огромный пласт личных размышлений, раздумий и идей самого Достоевского, затрагивающих вопросы общественно-политической истории, философии, историософии и богословия. Примечательно в этом смысле то, что все художественные произведения автора 1860-1880-х гг. имеют свой творческий полигон и свое идейное закулисье. В качестве первого выступают многочисленные черновые наброски и заметки к романам, опубликованные в фундаментальном тридцатитомном Полном собрании сочинений Ф. М. Достоевского^[1]. К концептуальному закулисью художественного творчества писателя я отношу те источники, примеры, идеи и события, которые оказали непосредственное или опосредованное влияние как на мировоззрение Достоевского, так и на замысел романов и его творческую реализацию. Достоевский-писатель в этом плане неразрывно связан с Достоевским-хроникером и Достоевским-журналистом, поскольку, как это было не раз доказано и продемонстрировано литературоведами-достоевистами, в художественном творчестве писатель часто обобщал, претворял и переводил на иной, символический или метафорический уровень события и эпизоды из повседневной жизни. Это обстоятельство, в свою очередь, делает существенно важным исследование фактологического базиса романов писателя. В аспекте антикатолической полемики автора следует, прежде всего, обратить внимание на генезис католической темы в мировоззрении и творчестве писателя, относящийся к первой половине 1860-х гг.

В 1861-1863-х гг., а также в 1864-1865-х гг. братья Ф. М. Достоевский и М. М. Достоевский издают литературный и политический журналы «Время» и «Эпоха». С января 1861 г. журнал «Время» не только входит в число толстых петербургских журналов, но и начинает соперничать по популярности с такими периодическими изданиями, как «Отечественные записки» и «Русское слово», занимая по количеству подписчиков третью позицию по отношению к абсолютным лидерам — «Современнику» (7000 подписчиков) Н. А. Некрасова и «Русскому вестнику» (5700 подписчиков) М. Н. Каткова ^[45]. Приведенные статистические данные уверенно подтверждают слова норвежского исследователя Г. Хетсо о том, что журналы братьев Достоевских имели «широкое влияние на русскую общественную мысль» ^{[43, с. 7]}. Известно, что Ф. М. Достоевский принимал самое деятельное участие не только в издании журналов, но также в подборе материалов и их редактировании. По свидетельству самого Достоевского, за два года сотрудничества с журналом «Время» им было написано около ста печатных листов, что, несмотря на возможное преувеличение, свидетельствует о весомом личном вкладе писателя в наполнение журналов публицистическим или же художественным материалом ^{[43, с. 10]}. Этот факт чрезвычайно важен. Существует целый перечень анонимных статей, опубликованных в журналах «Время» и «Эпоха», который исследователи, прибегая к методу статистико-лингвистического анализа, атрибутируют Достоевскому. После смерти брата в 1864 г. Ф. М. Достоевский возглавляет редакцию журнала «Эпоха», который просуществует еще год и закроется в 1865 г.

Таким образом, Достоевский, активно занимаясь журналистикой на протяжении первой половины 1860-х гг., непосредственно и постоянно соприкасается с тем, что принято называть «репортерским поиском» ^{[25, с. 153]} и его основным предметом — фактами и событиями повседневной жизни. Каждодневная фиксация онтологических фактов ^{[4, с. 164]}, т.е. жизненных событий и происшествий в общественно-политическом разрезе составляет собственное содержание публикаций «Политического раздела» журналов братьев Достоевских, которые, на наш взгляд, занимают особое место в формировании антикатолических настроений Ф. М. Достоевского. Переходя к анализу ключевых позиций антикатолической медиа-повестки отечественной журналистики первой половины 1860-х гг., заметим, что Ф. М. Достоевский отдельно фиксировал заинтересовавшие его факты, сюжеты и события в записных книжках и тетрадях, датируемых 1860-1865 гг. Именно поэтому далее, для ограничения круга поиска, мы будем анализировать главным образом лишь те основные информационные поводы, которые напрямую или косвенно связаны с упомянутыми самим Достоевским сюжетами.

Интересно, что первое критическо-полемическое замечание относительно католицизма Достоевский делает уже в 1861 г. В примечании к опубликованным в журнале «Время» рассказам французской писательницы графини В. де Гаспарен «Голубятня» и «Бедный мальчик» Достоевский пишет, что автор, при написании произведений, «к сожалению, вдохновлялся более католицизмом, чем евангельским учением» (19, 213). Несмотря на то, что оценка Достоевского коррелирует с содержанием рассказов, она сама по себе, в отрыве от текстов, предстает в качестве определенного маркера, демонстрирующего уже устоявшееся к тому моменту негативное отношение Достоевского в католичеству. Противопоставление католичества и «евангельского христианства» станет лейтмотивом последующей антикатолической полемики писателя, а также одной из составляющих его оригинальной историософской системы. Интересное замечание относительно появление католической темы в поле зрения Достоевского делает Н. О. Лосский в работе «Достоевский и его христианское миропонимание»: «поворот к православию начался у Достоевского не с усмотрения положительной ценности своей Церкви, а с отталкивания от чужого вероисповедания, именно от католицизма» ^{[30, с. 81]}. Следует продолжить мысль Лосского и указать на побудительные мотивы обращения Достоевского к католической тематике. Главным мотивом, на наш взгляд, послужили реалии российской и, шире, европейской политической жизни первой половины 1860-х гг. и, прежде всего, то, что в историографии принято называть «польским вопросом» и «римским вопросом».

Ф. М. Достоевский и «польский вопрос»

В историографии термином «польский вопрос» обозначается затяжной внутриполитический кризис, вызванный комплексом неразрешенных российским правительством проблем социально-политического и этно-религиозного характера, разворачивавшийся на территории Западных губерний Российской империи в XIX столетии. Время возникновения «польского вопроса» определялось по-разному: И. С. Аксаков в 1863 г. писал о столетней драме «польского вопроса» ^{[3, с. 75]}, согласно же мнению российского публициста М. П. Погодина, временем появления "польского вопроса" можно считать 1830-е гг. ^{[28, с. 143]}. Актуализация темы «польского вопроса» в первой половине 1860-х гг. связана, прежде всего, с польским восстанием 1863-1864-х гг., широко освещавшимся отечественной журналистикой. Тематика «польского вопроса» в различных вариациях присутствует и на страницах журналов братьев Достоевских. Примечательно, что в оценке происходящего на западных рубежах Империи Достоевский был солидарен с авторами славянофильского (И. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин) и почвеннического (Н. Н. Страхов) направлений, полагавших, что в «подполье» русско-польского конфликта скрывается конфликт религиозно-конфессиональный и цивилизационный. Католическая тема, таким образом, выступает в «польском вопросе» на первый план, поскольку католицизм исторически был неразрывно связан с польской самоидентичностью, польским национальным самосознанием. Кроме того важную роль в подготовке и проведении восстаний сыграло польское католическое духовенство, ставшее активной силой национально-освободительного движения ^{[27, с. 124]}. Один из исследователей вопроса констатирует: «Вспыхнувшее в 1863 г. на территориях современной Польши, Литвы и Белоруссии вооруженное восстание увлекли за собою много белого и монашеского духовенства. Одни из них исполняли среди восставших функции духовных пастырей и исповедников, другие вошли в состав повстанческих властей, иные стали с оружием в руках во главе повстанцев» ^[24]. Восстание 1863 г. лишь со всей очевидностью обозначило тот факт, что, как заметил один современный исследователь, «католическая церковь рассматривалась российским правительством заложником польского вопроса» ^[13].

Ведущими силами восстания выступили городское население (горожане, мещане), шляхта и католическое духовенство (епископат, ксендзы) Польши и Литвы, ориентировавшиеся на польскую политическую эмиграцию, возглавляемою лидером партии «Отель Ламберт» князем Владиславом Чарторыйским (1828-1894) ^{[2, с. 16, 32]}. Отметим, что поддержка заговорщиков католическим духовенством прослеживается на всех фазах восстания: в католических костелах распевались революционные гимны и произносились проповеди, призывавшие к выступлению ^{[2, с. 23]}; уже в самом разгаре восстания ксендзы активно участвовали в терроре прорусски настроенного крестьянства Западного края и Царства Польского. Современный исследователь свящ. Г. Щеглов приводит ряд показательных фактов, свидетельствующих о том, что именно ксендзы не раз выступали подстрекателями в жестоких расправах революционных отрядов над православными священниками и членами их семей ^[46]. Как вспоминал очевидец описываемых событий: «Ксендзу, служителю алтаря Господня, проповедующему с кафедры о человеколюбивом учении Христа, ничего не значило самому убить какую-нибудь беспомощную женщину в глазах ее детей, повесить беззащитного старца или отравить не внемлящего их богопротивному учению» ^{[2, с. 72]}.

Об участии польского низшего клира в восстании писали и И. С. Аксаков, и Ю. Ф. Самарин, который, к примеру, в одной из своих статей 1863 г., приводит следующую картину: из леса выходит банда польских инсургентов и вступает в деревню, возглавляемая польским ксендзом, в одной руке держащим распятие, а в другой — шестиствольный револьвер, поскольку «где не берет слово, там возьмет пуля и пробьет насквозь не поддающийся увещанию череп, будь он мужской или женский» ^{[38, с. 364]}.

Схожий с самаринским образ революционного ксендза-палача присутствует в одном из стихотворений известного дипломата и поэта Ф. И. Тютчева:

«Осьмой уж месяц длятся эти битвы,

Геройский пыл, предательство и ложь,

Притон разбойничий в дому молитвы,

В одной руке распятие и ножь» ^{[42, с. 121]}.

После начала восстания Папский престол развивает бурную активность в сфере внешней дипломатии. Отметим примечательный факт: если польское (ноябрьское) восстание 1831-1832-х г. было резко осуждено Католической Церковью в лице папы Григория XVI, заявившего князю А. Чарторыйскому в 1841 г., что он вынужден был осудить польскую революцию, и, в случае необходимости, сделает это вновь ^{[1, s. 597]}, то по отношению к восстанию 1863 г. Рим занял неоднозначную позицию. С одной стороны римский понтифик Пий IX публично призывал католиков молиться за угнетаемою Польшу ^{[41, с. 336]}, а в 1863 г. даже инициировал процесс канонизации епископа Иосафата Кунцевича (1580-1623), прославившегося зверскими преследованиями православной Церкви в XVII столетии. Данный символический акт имел ярко выраженный политический подтекст. В том же 1863 г. дипломатические отношения Ватикана и России фактически были разорваны.

С другой стороны, 20 февраля 1863 г. папа осудил польскую революцию и призвал поляков уважать государственно-церковные законы Российской империи ^{[47, с. 73]}. В самой Польше епископ Виленский Адам Красинский прямо отказался осудить участников восстания. Впоследствии, за свою поддержку революционеров этот прелат был сослан в Вятку. Помимо этого, по приказу виленского генерал-губернатора графа М. Н. Муравьева из региона были высланы также 177 католических священников, а 7 ксендзов приговорены к расстрелу ^{[41, с. 106]}. Более 400 польских католических клириков, включая епископов, были депортированы в Сибирь, 114 из 197 католических монастырей были закрыты вследствие оказанной ими активной поддержки восставших ^{[1, s. 601]}.

Таким образом, можно констатировать, что российское правительство приняло целый комплекс мер, направленный не только против непосредственных участников восстания, но и против элементов, оказавших поддержку выступлению. Уже после подавления восстания правительство конфисковало имущество и денежные капиталы Католической Церкви и перевело их в государственное ведение, а также ввело различные санкции, ограничивавшие права католического духовенства (запрет на совершение публичных крестных ходов, ограничение на произнесение проповедей духовенством и т.д.) ^{[26, с. 278]}.

Как уже было сказано, Ф. М. Достоевский рассматривал русско-польский конфликт, прежде всего, как конфликт этнорелигиозный и цивилизационный. В неопубликованной статье «Ответ редакции "Времени" на нападение "Московских ведомостей"» Достоевский, в мае 1863 г., высказывает свой взгляд на происходящее.

В своей статье Достоевский, делясь собственными размышлениями, комментирует и дополняет тезисы Н. Н. Страхова, высказанные последним в статье «Роковой вопрос» (апрель 1863 г.). Обращаясь преимущественно к религиозному аспекту вопроса, писатель заявляет, что Европа развила в Польше лишь антинародный и антихристианский дух, выразившийся в католицизме, иезуитизме и аристократизме par excellence (20, 99). Более того, нигде в Европе, католицизм не достигал такой степени прозелитизма, как в Польше, что обусловило крайнюю ненависть поляков к славянам-схизматикам: последних поляки, исходя из своего жестокого религиозного фанатизма, не считали за людей (хлопья, быдло), мучили и убивали, стремясь обратить их в «истинную веру», поскольку вся польская цивилизация "обратилась в католицизм" (20, 100). Тут же Достоевский, поясняя главную idée fixe польской цивилизационной миссии на востоке Европы, воспроизводит страховскую двоицу — «ополячить и окатоличить» (20, 100). В завершении Достоевский пишет, что редакция "Времени", опубликовавшая статью Страхова, «совершенно и вполне согласна» с позицией автора по «польскому вопросу» (20, 101), из чего мы можем сделать вывод о полнейшей идейной солидарности Достоевского и Страхова по данному вопросу, за исключением лишь расстановки акцентов, т.к. Достоевский, в отличие от своего коллеги, констатирует ярко выраженный религиозный характер польской вражды к России, отсылая читателя, таким образом, к истинной первопричине конфликта, кроющейся в религиозном подтексте «польского вопроса».

Сообщая о закрытии журнала в письме к И. С. Тургеневу от 19 июня 1863 г., Достоевский делает следующее замечание по поводу общественной реакции на статью Страхова: «Некоторые журналы («День», между прочим) серьезно стали доказывать, что польская цивилизация только поверхностная, аристократическая и иезуитская, а, следовательно, вовсе не выше нашей. И представьте себе: доказывают это нам, а мы это самое и имели в виду в нашей статье» (28, кн. 2: 34). Данная запись отсылает нас к позиции, занимаемой газетой «День» относительно польско-русских отношений. Возглавлял данное еженедельное издание видный публицист и поэт, идеолог славянофильства И. С. Аксаков, заслуженно считавшийся главным специалистом данного идеологического направления по «польскому вопросу» ^{[6, с. 145]}: за один лишь 1863 г. Аксаков выпустил 33 статьи посвященных «польскому вопросу».

Заочное знакомство Достоевского и Аксакова состоялось еще в середине 1840-ых гг., когда, как писал сам Аксаков, на литературный небосклон восходила «новая звезда» — начинающий молодой писатель Ф. М. Достоевский. Личное же их знакомство состоялось, вероятно, в 1863-1864-е гг. ^{[29, с. 115]}. Стоит отметить идейную близость виднейшего славянофила и идеологов почвенничества ^{[12, с. 31]}, в т.ч. относительно проблемы «польского вопроса». Сам Достоевский в период издания журнала «Эпоха» считал газету «День» своим союзником ^{[29, с. 115]}.

Русско-польский конфликт Аксаков трактует как этнорелигиозный, причем превалирующим является именно религиозный аспект вражды. Об этом со всей ясностью свидетельствует две июльские статьи: «По поводу вмешательства Европы в Польский вопрос» ^{[29, с. 82-85]} и, особенно статья «По поводу письма Ригера по польскому вопросу». В последней статье внимание Аксакова привлекает выступление депутата австрийского рейхсрата г. Бергера, выразившего полную поддержку восставшей Польше, поясняя свою позицию тем, что именно Польша является «самым верным оплотом против панславизма" и "надежным орудием европеизма» ^{[3, с. 87]}. Далее Аксаков пишет, что русско-польский конфликт является, по сути, религиозным противостоянием Латинства и Православия, эта борьба не за обладание землею, но за духовную независимость русского народа от агрессивной латинизации; к тому же, будь поляки православными, никакого конфликта вовсе и не возникло бы ^{[3, с. 88-89]}.

Схожую с Аксаковым, Страховым и Достоевским позицию относительно «польского вопроса» занимал и Ю. Ф. Самарин — видный русский публицист и философ-славянофил. В 1863 г. в аксаковском «Дне» публикуются две важные статьи Самарина: «Как относиться к нам Римская церковь?» (май, № 19) и «Современный объем Польского вопроса» (сентябрь, № 38). Согласно Самарину вражда Польши и России базируется, в первую очередь, на существенном различии религиозных и политических идеалов ^{[38, с. 352]}. В майской статье Самарин отмечает, что русские не питают к полякам никакой ненависти, однако чуждаются духа латинства, ибо он «противен нашей вере, нашим убеждениям и всему строю нашей духовной жизни» ^{[38, с. 363]}. Также как и Аксаков, Самарин полагает, что именно польский католический миссионизм, стремление распространить латинское просветительское начало (propaganda latina) служит оправданием для насильственного подчинения соседних славянских народов ^{[38, с. 351]}. Таким образом мы видим, что первичным фактором в русско-польской вражде выступает опять-таки религиозный. Подавляя в поляках славянскую народную стихию, латинство, однако, не смогло ее полностью уничтожить, что привело к дихотомии, сосуществованию и борьбе двух начал: латинская душа и славянская душа производят и поныне свою тяжбу, и именно от ее исхода зависит окончательное разрешение «польского вопроса» ^{[6, с. 138]}.

В записной книжке 1863-1864-х гг. Достоевский фиксирует схожую с высказанной Самариным мысль: «Что такое настоящая война? Польская война есть война двух христианств — это начало будущей войны православия с католичеством, другим словам — славянского гения с европейской цивилизацией» (20, 170).

Далее католическая тема возникает в записных книжках и тетрадях писателя уже в связке с «римским вопросом», богатая фактология которого, на наш взгляд, оказала на мировоззрение Достоевского серьезное влияние.

Ф.М. Достоевский и «римский вопрос»

Под термином «римский вопрос» в исторической науке принято понимать многолетний конфликт Папского престола с объединенным итальянским государством, вызванный аннексией последним суверенного Папского государства, и, как следствие, ликвидацией светской власти римских понтификов, произошедшей в 1871 г. Конфликт был законодательно урегулирован лишь в 1929 г., посредством Латеранских соглашений — тем самым был разрешен и «римский вопрос». Временные рамки «римского вопроса» традиционно определяют 1871-1929 гг. ^{[40, с. 223]}, однако, генезис противостояния следует отнести к периоду первой половины XIX столетия, в который с особой силой проявилось стремление итальянского народа к национальному и политическому единству, стремление к созданию единого итальянского государства. Таким образом «римский вопрос» являлся лишь одной из важных составляющих более крупного политико-культурного процесса — Risordgimento (итал. «Возрождение»).

Отправной точкой конфликта следет считать 1848 г.: в апреле 1848 г. римский понтифик Пий IX публично высказался против идеи объединения Италии. Данная реакция была вполне ожидаемой, поскольку политическая консолидация Италии должна была неминуемо привести к ликвидации разрозненных итальянских государств, в том числе и Папской области, являвшейся залогом светской власти и формальной независимости римских первосвященников. Начиная с этого поворотного момента итальянские патриоты-националисты, объявив римского понтифика предателем родины, начинают активную, невиданную до того борьбу с папским престолом. В результате этой вооруженной борьбы положение Папского государства на момент начала 1860-х гг. было весьма плачевным. После отвода австрийских войск в 1859 г. в папской провинции Романья вспыхнуло восстание, в скором времени начался мятеж и в соседних папских провинциях — Умбрия и Марке. Таким образом, к 1861 г. римский понтифик удерживал лишь 1/3 своих владений, поскольку восставшие провинции вошли в состав Сардинии-Пьемонта, преобразованного в том же 1861 г. в королевство Италия.

Отечественная журналистика внимательно следила за происходящими в Италии событиями. Регулярные репортажи и статьи освещали различные аспекты «римского вопроса». Контент-анализ публикаций журналов братьев Достоевских «Время» и «Эпоха», а также различных еженедельных газет, например, «Голоса» или «Московских ведомостей», позволяет систематизировать весь поступавший материал, посвященный «римскому вопросы», на несколько основных категорий, в которые, в свою очередь, включены различные сюжеты, события и эпизоды частного и локального характера. Эти категории представляли собой основные медиа-поводы, транслировавшиеся отечественной журналистикой и формировавшие отношение российского обывателя к происходящему на Аппенинском полуострове. Эти категории следующие:

1) Личность, поведение и поступки папы римского Пия IX: речи и выступления, богослужения и прочие общественные мероприятия папы, описание его характера и физического здоровья, история понтификата и пр.

2) Мероприятия Папского государства: деятельность папского правительства и римской курии, события внутри Папской области, межгосударственная дипломатическая переписка и пр.

3) Различные аспекты папско-итальянского конфликта: действия разбойников-«бурбонистов» на юге Италии, провокации рядовых клерикалов и монархистов, заговоры и интриги «антипатриотических» сил в Италии и пр.

Выбор еженедельных газет «Голос» и «Московские ведомости» в качестве дополнительных источников информации продиктован следующими соображениями. Во-первых, обе газеты занимали исключительное место в отечественной журналистике. «Московские ведомости» были одним из старейших и авторитетных отечественных изданий (с 1756 г.), которое, с 1863 г., под руководством М. Н. Каткова, набирает популярность и становится «интеллектуальным центром право-консервативных сил» ^{[44, с. 337]} в Империи. По словам известного публициста Н. П. Гилярова-Платонова, «Московские ведомости», приобретя большое влияние в обществе, «образовали своего рода департамент, в котором обсуждались и подготовлялись к решению важнейшие вопросы по внутренней и внешней политике, — департамент не официальный, с голосом независимым и не властным, но к звукам которого нельзя было остаться глухим…» ^{[44, с. 337]}. Ежедневная петербургская газета «Голос», издававшаяся с 1863 по 1883 гг., также выделялась на фоне остальных печатных изданий. Показательно, что если в 1863 г. у «Голоса» было 4000 подписчиков, то в 1877 г. газета имела уже 22 000 подписчиков и постоянных читателей. Успешная редакционная политика, а также исчерпывающая информативность издания привели к тому, что в 1870-е гг. «Голос» стал «одной из влиятельнейших газет в стране» ^{[14, с. 436-437]}. Таким образом, выборка именно этих газет продиктована как их исключительной популярностью среди читателей, так и тем исключительным положением, которое упомянутые издания занимали в общественно-политической жизни Империи 1860-1880-х гг.

Во-вторых, и это главное, газеты «Голос» и «Московские ведомости» были теми изданиями, с которыми Достоевский не раз взаимодействовал непосредственно и напрямую. Именно на катковские «Московские ведомости» была, главным образом, нацелена публицистическая полемика Достоевского и «Времени», особенно в первый год существования журнала ^{[35, с. 268]}. Кроме того, некоторые, значимые для Достоевского номера газеты «Московские ведомости», как показал опыт реконструкции, находились в личной библиотеке писателя ^{[5, с. 267-268]}. В газетах «Московские ведомости» и «Голос» братья Достоевский в начале 1864 г. помещают объявления о грядущем выходе журнала «Эпоха» ^{[36, с. 15]}. В февральской книге «Эпохи» за 1865 г. приводится сопоставление взглядов «Московских ведомостей», «Дня» и «Голоса» на судьбу освобожденных по реформе крестьян ^{[36, с. 48]}. Также как с «Московскими ведомостями», с «Голосом» Достоевский также вступает в полемику ^{[36, с. 224-226]} уже на страницах «Эпохи». Газету «Голос» Достоевский читает и делает в записных тетрадях пометы относительно заинтересовавшего его материала^[2]. Таким образом, мы можем сделать вывод, что Достоевский был хорошо знаком с материалом, публиковавшимся в газетах «Московские ведомости» и «Голос». Фактическое знакомство с материалом, подтверждаемое записными книжками и тетрадями 1860-1865 гг., может быть также дополнено обоснованным предположением о гипотетической возможности ознакомления Достоевского с материа