Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

Вмешательство стран Запада в гражданское противостояние в Ливии в 2011 г. и позиция российской дипломатии

Новодран Екатерина Михайловна

аспирант, кафедра всемирной истории и международных отношений, Луганский государственный педагогический университет

91000, Украина, г. Луганск, ул. Оборонная, 2

Novodran Ekaterina Mikhailovna

Postgraduate student, Department of World History and International Relations, Luhansk State Pedagogical University

91000, Ukraine, g. Lugansk, ul. Oboronnaya, 2

novodran_ekaterina@mail.ru

DOI:

10.25136/2409-868X.2022.6.38203

Дата направления статьи в редакцию:

31-05-2022


Дата публикации:

07-06-2022


Аннотация: Статья посвящена анализу позиции российской дипломатии в отношении интервенционистской политики стран Запада в Ливии в период развертывания противостояния в этой стране в 2011 году. Объектом исследования выступает политика Российской Федерации на Ближнем Востоке периода активной фазы «Арабской весны» (2011 г.). Предметом исследования является эволюция позиции Кремля относительно вмешательства стран Запада во внутренние дела стран Ближнего Востока (на примере Ливии). Основной целью работы является изучение интервенционизма коллективного Запада в период внутриполитического кризиса в Ливии 2011 г. как основного фактора, оказавшего влияние на изменение характера ближневосточной политики Москвы в целом. Представленное исследование проведено с помощью общенаучных методов анализа и синтеза, а также базируется на принципах историзма и научной объективности. В ходе исследования автором предпринята попытка отразить объективные причины отказа Российской Федерации от формального следования в общем фарватере политики стран Запада в отношении «Арабской весны» и перехода к проведению независимого политического курса на Ближнем Востоке, базирующегося, прежде всего, на национальных интересах российского государства. Отдельное внимание уделено сравнительному анализу позиций представителей российской политической элиты в отношении проводившейся в Ливии операции «Объединенный защитник».


Ключевые слова:

Россия, Ближний Восток, Ливия, Арабская весна, НАТО, СБ ООН, Резолюция СБ ООН, интервенция НАТО, Переходный национальный совет, санкции

Abstract: The article analyzes the position of Russian diplomacy in relation to the interventionist policy of Western countries in Libya during the deployment of the confrontation in this country in 2011. The object of the study is the policy of the Russian Federation in the Middle East during the active phase of the «Arab Spring» (2011). The subject of the study is the evolution of the Kremlin's position regarding the intervention of Western countries in the internal affairs of the Middle East (on Libya's example). The main purpose of the work is to study the interventionism of the collective West during the internal political crisis in Libya in 2011 as the main factor that influenced the change in the nature of Moscow's Middle East policy as a whole. The presented research is carried out using general scientific methods of analysis and synthesis, and is also based on the principles of historicism and scientific objectivity. In the course of the study, the author attempts to reflect the objective reasons for the refusal of the Russian Federation from formally following the general policy of Western countries in relation to the «Arab Spring» and the transition to an independent political course in the Middle East, based primarily on the national interests of the Russian state. Special attention is paid to the comparative analysis of the positions of representatives of the Russian political elite in relation to the operation «Unified Protector» conducted in Libya.


Keywords:

Russia, Middle East, Libya, The Arab Spring, NATO, UN Security Council, UN Security Council Resolution, NATO intervention, Transitional National Council, sanctions

Ближневосточный вектор внешней политики в настоящее время является одним из наиболее приоритетных для Российской Федерации. Пройдя стадии идеологической детерминированности в период «холодной войны» и почти полного упадка в 1990-е гг., это направление российской внешней политики получило новое наполнение с приходом к власти в России в 2000 г. В.В. Путина. Утвержденная в этом же году новая Концепции внешней политики Российской Федерации четко декларировала задачу: способствовать формированию многополярной системы международных отношений, в которой Москва могла бы претендовать на роль одного из ведущих глобальных игроков [16]. Данная роль, в свою очередь, требовала укрепления позиций РФ в ключевых зонах международного соперничества, к которым принадлежит и Ближний Восток, — располагающий большими природными ресурсами, и вместе с тем крайне нестабильный в социальном и политическом плане регион. С этой целью в 2000-х гг. Кремль взял курс на постепенное «возвращение» на Ближний Восток: восстанавливались утраченные связи, возобновлялись приостановленные проекты, заключались договора о дальнейшем торгово-экономическом сотрудничестве. Как следствие, к началу «Арабской весны», частью которой являются рассматриваемые в настоящей статье события, российскому руководству удалось выработать и реализовать в отношении Ближнего Востока гибкую, прагматичную и многовекторную политику, отличавшуюся сдержанностью и выверенной позицией применительно к внутренним конфликтам, сотрясавшим данный регион. Одним из ярких примеров последнего является политика России в отношении гражданского противостояния в Ливии, развернувшегося в 2011 г.

Важность Ближнего Востока в современной системе российских внешнеполитических приоритетов обусловила пристальное внимание специалистов к различным аспектам политики Кремля в указанном регионе. Среди исследований подобной направленности можно отметить работы В.В. Наумкина [22], А.М. Хазанова [46], А.В. Демченко [8], А. Высоцкого [4], М.А. Сапроновой [38] и др. При этом затрагиваемый нами аспект ближневосточной политики России попадал в поле зрения гораздо меньшего количества специалистов. Из их числа, прежде всего, следует отметить доктора исторических наук, профессора МГУ имени М.В. Ломоносова Л.Е. Гришаеву. Признанный специалист по истории ООН, внешней политике России, международных отношений в новейшее время, Л.Е. Гришаева в своих статьях исследовала официальную позицию Москвы применительно к упомянутым выше событиям в Ливии в общем контексте реакции российской дипломатии в ООН на региональные конфликты начала 2010-х гг. [6, 7]. Отдельные аспекты затрагиваемой нами проблемы рассматривались также в кандидатской диссертации А.А. Черных, посвященной эволюции позиции России в отношении кризиса в арабских странах в 2010–2015 гг. [48]. Вместе с тем, насколько нам известно, специальных работ по указанной проблеме, на сегодняшний день не существует. Настоящая статья ставит своей целью восполнить существующий пробел на основе привлечения официальных публикаций документов, размещенных на официальных сайтах Президента Российской Федерации, Министерства иностранных дел Российской Федерации, Организации Объединенных Наций, НАТО, материалов периодических и интернет изданий и т.д.

На этапе зарождения антиправительственных выступлений на Ближнем Востоке, отправной точкой которых послужили беспорядки в Тунисе, МИД РФ демонстрировал довольно сдержанную реакцию на происходящие события. Комментируя текущую ситуацию, официальный представитель МИД РФ А.К. Лукашевич 15 января 2011 г. заявил следующее: «В Москве с серьезным беспокойством воспринято развитие обстановки в дружественном Тунисе. Считаем, что в интересах всех тунисцев скорейшим образом вернуть ситуацию в нормальное русло…» [14]. Как видим из первоначальной реакции, российская дипломатия, избегая оценочных суждений и каких-либо рекомендаций, заняла позицию пассивного наблюдателя, не намеренного каким-либо образом вмешиваться во внутренние дела охваченной протестами страны.

Однако стремительная радикализация гражданского противостояния в Ливии довольно скоро показала несостоятельность такой выжидательной позицию. Массовые столкновения с человеческими жертвами, решительные заявления М. Каддафи о готовности бороться с протестующими до конца, не останавливаясь перед применением «крайних мер в случае необходимости», а также активно тиражировавшаяся в западных СМИ информация о якобы применявшихся против демонстрантов артиллерии и авиации (впоследствии данный факт не был подтвержден. — Е.Н.), привели к тому, что сугубо внутриливийские события стали предметом серьезной озабоченности мирового сообщества, найдя свой отклик и в ООН [28]. В частности, в заявлении, распространенном 21 февраля 2011 г. от имени тогдашнего Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна, была дана однозначная оценка событиям в Ливии: «Такие нападения на гражданских лиц, если они подтвердятся, явятся серьезным нарушением международного гуманитарного права и будут самым решительным образом осуждены Генеральным секретарем» [51].

Российский МИД отреагировал на ситуацию буквально на следующий день — на официальном сайте департамента появилось сообщение для СМИ, в котором выражалась обеспокоенность переходом к резкой конфронтации сторон внутриполитического конфликта в Ливии: «… гибель мирных людей вызывает в Москве крайнюю озабоченность. Убеждены, что сила не может и не должна быть методом решения проблем общества» [26]. Однако в резолютивной своей части сообщение не выбивалось из общей канвы принятого курса на невмешательство, ограничившись абстрактным призывом к прекращению насилия в отношении граждан и переводу противостояния «в политическое русло во избежание глубокого национального раскола и дальнейшей эскалации кризиса» [26].

Гораздо более динамичную реакцию на происходившее в Ливии продемонстрировал основной геополитический соперник России за влияние на Ближнем Востоке — Североатлантический альянс. 25 февраля 2011 г. генеральный секретарь НАТО А.Ф. Расмуссен созвал экстренное заседание Североатлантического совета, на котором звучали разные мнения относительно урегулирования ситуации в Ливии в желаемом для Запада ключе; помимо прочего, не исключалась и возможность разрешения конфликта посредством вооруженного вмешательства извне [21]. Интересно, что в последовавшем общении с прессой генсек НАТО избегал прямых ответов на любые вопросы о вероятности участия НАТО в ливийском кризисе [50].

На следующий день в Нью-Йорке состоялось 6491-е заседание Совета безопасности ООН (далее — СБ ООН), в котором принимали участие 15 стран (5 постоянных и 10 непостоянных стран-участниц). Рассматриваемые на заседании вопросы касались введения санкций против правящего режима в Ливии, а также гуманитарной помощи ливийским гражданам. Среди основных положений проекта резолюции, внесенной по инициативе США и их европейских союзников, звучали требования к ливийским властям «незамедлительно положить конец насилию… и предпринять шаги для удовлетворения законных требований населения». К более радикальным мерам против действующего режима относились пункты резолюции, предусматривавшие передачу вопроса «о ситуации в Ливийской Арабской Джамахирии в период с 15 февраля 2011 г. на рассмотрение Прокурора Международного уголовного суда» (пп. 4–8), применение оружейного эмбарго в отношении Ливии (пп. 9–14), замораживание активов членов семьи Каддафи (пп. 17–21), обеспечение странами [членами ООН] необходимых мер для «недопущения въезда на их территорию или транзитного проезда через нее» членов семьи Каддафи и некоторых приближенных должностных лиц страны, обвиняемых в насилии против демонстрантов (пп. 15–16) [33].

По итогам голосования Резолюция 1970 была принята единогласно. Россия, Китай, США, Великобритания, Франция и другие страны-участники в своих выступлениях после голосования единодушно осудили применение силы против мирного населения Ливии. Особенно резкой была риторика представителя Соединенного королевства сэра Марка Лайалла Гранта, делавшего в своих выступлениях акцент на «ужасающей ситуации в Ливии» и возлагавшего на полковника Каддафи всю ответственность за «насилие … и подстрекательство к его эскалации» [40, с. 2]. Полностью же цели коллективного Запада в отношении конфликта в Ливии были озвучены представителем США Кондолизой Райс, обвинившей ливийского лидера в использовании наемников «для совершения нападения на своих граждан», а также процитировавшей президента Барака Обаму, заявившего ранее в тот же день, о том, что единственным средством Каддафи «для того, чтобы остаться у власти, становится широкомасштабное применение насилия, а это означает, что он утратил законные основания для руководства и ему необходимо сделать то, что отвечает интересам его страны, — немедленно уйти в отставку» [40, с. 4].

В принципиально ином ключе была выдержана риторика Российской Федерации. Так, в своих выступлениях постоянный представитель РФ при ООН В. Чуркин акцентировал внимание прежде всего на необходимости немедленного прекращения насилия и «предотвращения полномасштабной гражданской войны, сохранения Ливии в качестве единого, суверенного, территориально целостного государства» [40, с. 5]. Избегая скоропалительных выводов относительно истинных причин возникновения гражданского противостояния в этой арабской стране, российский дипломат призвал «все вовлеченные стороны проявлять ответственность, соблюдать нормы международного гражданского права и права человека» [40, с. 5]. Подчеркнув, что урегулирование ситуации, сложившейся в Ливии, возможно исключительно в случае его перевода в политическое русло, Чуркин вместе с тем особо отметил, что принятая резолюция не дает «даже косвенной санкции на силовое вмешательство в ливийские дела, что могло бы лишь усугубить обстановку» [5]. Как видим, уже на данном этапе обсуждения гражданского конфликта в Ливии в ООН российская дипломатия, сохраняя единодушие с западными инициаторами резолюции в части скорейшего прекращения насилия в этой стране, отнюдь не разделяла их позицию относительно методов прекращения такого насилия, твердо заявив о неприемлемости внешнего вмешательства во внутренние дела суверенного государства. Примечательно, что данную позицию Россия занимала и в отношении других ближневосточных государств, на территории которых развернулись события «Арабской весны».

Проголосовав за принятие Резолюции 1970, Российская Федерация добросовестно приступила к выполнению ее пунктов. 9 марта 2011 г. Президент Д. Медведев подписал Указ № 286 «О мерах по выполнению резолюции Совета Безопасности ООН 1970 от 26 февраля 2011 г.», которым были запрещены поставки в Ливию всех видов вооружения, техническая, финансовая или иная помощь, связанная с военной деятельностью, а также любые операции, связанные с финансовыми активами М. Каддафи, его родственников и сподвижников [43]. Чтобы оценить масштаб российского вклада в деэскалацию конфликта в Ливии в ущерб собственным государственным интересам, достаточно упомянуть о том, что упущенная выгода одного лишь «Рособоронэкспорта» от исполнения указа от 9 марта 2011 г. составила около 4 млрд. долл. [36].

Призывы, прозвучавшие с трибуны ООН, а также санкции, введенные Резолюцией 1970, не привели к деэскалации гражданского противостояния в Ливии. После создания ливийской оппозицией 27 февраля 2011 г. Переходного национального совета (далее — ПНС) в качестве временного органа власти борьба между сторонниками и противниками М. Каддафи за контроль над городами страны лишь ожесточилась. Быстрые успехи правительственных войск в этой борьбе вызвали серьезную обеспокоенность США и союзников, вынудив их активизировать свою деятельность на полях ООН с целью принятия резолюции, которая позволила бы усилить внешний нажим на режим Каддафи и, по возможности, санкционировала бы прямое вооруженное вмешательство стран НАТО в гражданскую войну в Ливии.

С этой целью на рассмотрение СБ ООН был подан проект резолюции по ситуации в Ливии, подготовленный США, Великобританией, Францией и Ливаном. Частично дублируя основные положения предыдущей Резолюции, документ предусматривал ужесточение некоторых принятых ранее санкций: предусматривался досмотр морских и воздушных судов, на которых в Ливию могут быть доставлены оружие или наемники, расширялся список ливийских государственных служащих, к которым применен запрет на поездки, замораживались активы находящихся под контролем Каддафи банков, инвестиционных управлений, Ливийской национальной нефтяной корпорации и др. [34].

Особого внимания заслуживает пункт 4 упомянутой резолюции, регламентировавший меры, которые государства-члены СБ ООН могут предпринимать для «защиты гражданского населения и мест его проживания, находящихся под угрозой нападения». Несмотря на то, что данный пункт прямо исключал «возможность пребывания иностранных оккупационных сил в любой форме на любой части ливийской территории», он, тем не менее, разрешал «принимать все необходимые меры, несмотря на положения пункта 9 резолюции 1970 (2011)» для защиты мирных жителей, что можно расценивать и как возможность игнорировать запрет на поставку оружия в Ливию, если оно предназначалось оппозиционным силам [34]. Среди положений проекта резолюции был также пункт, предусматривавший прямое применение военной силы в отношении режима Каддафи с санкции СБ ООН — вариант, уже успешно реализовывавшийся США и Великобританией в 2001 г. для вторжения в Афганистан (знаменитая Резолюция 1368. — Е.Н.). Отметим особо, что данный проект в корне отличался от концепции, изначально предложенной Советом Лиги арабских государств 12 марта 2011 г. и ограничивавшейся введением бесполетной зоны для ливийской военной авиации, а также созданием зоны безопасности в местах, подвергающихся обстрелу, в качестве меры предосторожности, которая позволило бы обеспечить защиту ливийского населения и иностранных граждан, проживающих в Ливийской Арабской Джамахирии.

Обсуждение содержания проекта резолюции заняло у стран-участниц три дня, после чего 17 марта 2011 г. документ был вынесен на голосование. Категорические возражения Российской Федерации в том числе привели к изъятию из резолюции пункта о вооруженном вмешательстве в ливийские дела, в то время как положения об ужесточении санкционного давления, а также фактического разрешения на поставки оружия ливийской оппозиции остались неизменными. Как представляется, именно это обстоятельство привело к существенному расхождению мнений членов СБ ООН. Из пятнадцати голосовавших десять стран поддержали принятие Резолюции 1973, в то время как остальные пять, в числе которых была Россия, воздержались при голосовании.

Объясняя подобное решение российской дипломатии В. Чуркин подчеркнул, что принципиальной позицией РФ была и остается неприемлемость применения силовых методов против Ливии. Именно поэтому Российская Федерация не воспрепятствовала принятию Резолюции 1973. Вместе с тем, российский представитель изложил обстоятельства, побудившие его воздержаться при голосовании по проекту резолюции. Во-первых, это фактическое игнорирование вопросов, поставленных РФ и рядом других членов СБ ООН относительно средств обеспечения бесполезной зоны над Ливией, правил и пределов применения силы; во-вторых, это непрерывное изменение странами Запада концепции урегулирования кризиса, первоначально заявленной Лигой арабских государств, вследствие чего в текст резолюции были включены положения «потенциально открывающие дверь для проведения масштабной военной интервенции» [41]. Принимая к сведению заверения стран НАТО относительно отсутствия намерений подобной интервенции, Чуркин подчеркнул, что единственным путем к «надежной безопасности мирного населения и долгосрочной стабилизации обстановки в Ливии является незамедлительное прекращение огня», а отнюдь не оказание вооруженной помощи противникам Каддафи [41]. Завершая свое выступление, российский постпред пророчески отметил: «Ответственность за неизбежные гуманитарные последствия чрезмерного применения силы извне в ливийской ситуации полностью легла бы на плечи тех, кто прибег бы к подобным действиям. Если это случится, то серьезно пострадает не только гражданское население Ливии, но и интересы обеспечения мира и безопасности во всем регионе Северной Африки и Ближнего Востока» [41]. Дальнейшее развитие событий подтвердило правоту слов российского дипломата.

В тот же день было сделано совместное заявление Председателя Европейского совета Х. Ван Ромпейя и первого Верховного представителя по иностранным делам и политике безопасности Европейского союза К. Эштон о том, что Европейский союз готов выполнять принятую Резолюцию в рамках своего мандата и компетенции. [49]. 18 марта 2011 г. пресс-служба Белого дома сообщила, что в телефонном разговоре президента США Б Обамы с премьер-министром Великобритании Д. Кэмероном и президентом Франции Н. Саркози была достигнута договоренность «тесно координировать последующие шаги и продолжать работать с арабскими и другими международными партнерами, чтобы обеспечить выполнение резолюций Совета Безопасности ООН по Ливии» [3].

На следующий день в Париже был созван экстренный саммит с участием представителей США, стран Евросоюза, Лиги арабских государств (далее — ЛАГ) и ряда арабских стран. По итогам саммита Н. Саркози объявил о начале операции в Ливии в рамках мандата ООН. Вскоре к ней присоединились США [11]. В военной операции, получившей изначальное название «Рассвет Одиссея», также принимали участие Великобритания, Италия, Канада, Испания, ряд ближневосточных государств [44]. Наконец, 26 марта на заседании Североатлантического совета было принято решение о том, что общее командование всеми операциями, проводимыми в Ливии «в рамках резолюции Совета Безопасности ООН», примет на себя НАТО [25]. Как следствие, с 31 марта операция, получившая название «Объединенный защитник», проводилась уже под эгидой Североатлантического альянса.

Начало массированных ударов ВВС НАТО по ливийской территории вызвало крайне негативную реакцию МИД РФ. Еще 19 марта было обнародовано заявление по ситуации вокруг Ливии официального представителя МИД РФ А. К. Лукашевича: «В Москве с сожалением приняли эту вооружённую операцию, предпринимаемую со ссылкой на поспешно принятую резолюцию 1973 СБ ООН». Российский дипломат акцентировал внимание на том, что неизбирательное применение силы приводит к гибели мирных граждан и разрушению объектов гражданской архитектуры [13]. 20 марта 2011 г. российское внешнеполитическое ведомство обратилось к руководству Североатлантического альянса с призывом прекратить «неизбирательное применение силы в Ливии», причем глава МИД С. Лавров прямо назвал проведение операции «Объединенный защитник» западной манипуляцией положениями Резолюции 1973 в своих интересах, поскольку в понимании российской дипломатии единственной целью резолюции была защита гражданского населения посредством введения так называемой бесполетной зоны над Ливией, а не санкционирование вооруженного вмешательства в гражданскую войну в этой стране на стороне антиправительственной оппозиции [39]. Поясняя причину, по которой российская дипломатия воздержалась при голосовании по проекту резолюции, Лавров заявил, что все попытки «предельно конкретизировать те полномочия, которыми будут наделяться страны, обеспечивающие режим бесполетной зоны», не нашли понимания со стороны западных соавторов [39]. Е.М. Примаков, в свое время возглавлявший российское внешнеполитическое ведомство и имевший колоссальный опыт работы с регионом Ближнего Востока, привел свой аргумент в пользу «половинчатой позиции» российской дипломатии в отношении Резолюции 1973. По его мнению, Россия воздержалась от блокирования данной резолюции во многом потому, что к моменту голосования по ней войска Каддафи готовились к штурму Бенгази. Если бы эта резолюция, формально направленная на прекращения насилия в Ливии, была бы ветирована кем-либо из постоянных членов ООН, вся ответственность за кровопролитие в Бенгази была бы возложена на него [30, с. 391]. Немаловажно при анализе позиции российской дипломатии, занятой в отношении Резолюции 1973, учитывать также наличие определенного, подчас существенного расхождения во мнениях среди российской политической элиты. Так, премьер-министр РФ В. Путин выступая 21 марта 2011 г. перед рабочими Воткинского завода, назвал Резолюцию «неполноценной и ущербной», сравнив ее со средневековым призывом к «крестовому походу, когда кто-то призывал кого-то идти в определенное место и чего-то освобождать» [31]. Выражая свое личное мнение, Путин констатировал, что даже беглый взгляд на текст резолюции ООН дает понять, что «она разрешает всем предпринимать все, любые действия в отношении суверенного государства», в то время как само вмешательство западных стран является недопустимым. Признавая, что режим Каддафи ни по одному параметру не соответствует критериям демократического государства, российский премьер резонно заметил, что это отнюдь не позволяет кому-либо «вмешиваться во внутриполитический конфликт, даже вооруженный, извне, защищая одну из сторон», тем более что Ливия — это «сложная страна, в основе ее лежат отношения между племенами, что требует особого регулирования» [31]. Резюмируя свое отношение к ливийской проблеме Путин заявил, что обеспокоен приобретающей устойчивую тенденцию агрессивной внешней политикой США: «во время президентства Билла Клинтона бомбили Белград, во время президентства Бушей — Афганистан и Ирак. На очереди — Ливия под предлогом защиты мирного населения. Где же логика и совесть? Нет ни того, ни другого» [31]. Сказанное не оставляет сомнений относительно того, какова была бы позиция российской дипломатии применительно к Резолюции 1973 в случае, если бы внешней политикой государства на тот момент руководил Путин.

Резкая критика Резолюции, прозвучавшая из уст премьер-министра В. Путина, в свою очередь вызвала заметное раздражение Д. Медведева, занимавшего на тот момент пост президента страны. Медведев, который, по-видимому, все еще возлагал надежды на провозглашенную еще в начале 2009 г. «перезагрузку» в российско-американских отношениях, призвал Путина к аккуратности в высказываниях, характеризующих события в Ливии, поскольку упоминания «крестовых походов» могут привести к «к столкновению цивилизаций». Оправдывая примирительную по отношению к Западу позицию российской дипломатии, президент заявил, что Россия «не будет принимать участия в операции по закрытию воздушного пространства и … в операциях на земле Ливии», однако готова стать «посредником в урегулировании гражданского конфликта в этой стране, но там не с кем разговаривать» [18]. Необходимо также принимать во внимание инициированные Медведевым неоднократные осуждения Каддафи за применение силы против ливийской оппозиции. Как следствие, позиция воздержавшегося при голосовании по Резолюции 1973 была тем максимумом, который российская дипломатия могла себе позволить, не противореча принятой своей политической линии применительно к ливийскому кризису, и не подрывая лишний раз и без того плохо реализовывавшуюся линию на «перезагрузку» отношений с США.

Как бы то ни было, Резолюция 1973, принятая при молчаливом неодобрении России, была истолкована странами Запада как санкция ООН на широкомасштабное вмешательство в гражданское противостояние в Ливии на стороне оппозиции. И уже это обстоятельство встретило гораздо более единодушную отрицательную реакцию среди российской политической элиты.

Так, выступая на встрече с журналистами в рамках саммита БРИКС в г. Санья (Китай) 14 апреля 2011 г., Медведев подчеркнул, что резолюция по Ливии неверно воспринимается «отдельными государствами» [19]. По его мнению, военная операция НАТО в Ливии является не только превышением мандата, заложенного в резолюции, но и представляет собой «очень опасную тенденцию в международных отношениях» [29]. По мнению некоторых российских экспертов, подобная риторика отражала обиду и раздражение на «обманувших» западных партнеров, что оказало влияние на дальнейшее развитие ближневосточной политики Москвы.

Подчеркивая, что основой российской политики в международных делах всегда был постулат «внутренние перемены — дело каждого суверенного государства», Е.М. Примаков выразился предельно жестко: «…Россия и Китай, которые не наложили вето на резолюцию по Ливии, были обмануты: им говорили, что принимается резолюция по закрытию неба над Ливией, чтобы авиация Каддафи не бомбила мирных жителей, но все вылилось в военную операцию, которая прямо поставила своей целью свержение режима Каддафи» [30, с. 391].

Как бы то ни было, Путин, не только немедленно осудивший сам факт принятия резолюции, но и проведший многозначительные параллели между «Объединенным защитником» и предыдущими актами агрессии НАТО в отношении суверенных государств, проявил в этом отношении большую прозорливость и политическое чутье. Уже тогда Путин выражал серьезную обеспокоенность той легкостью, с которой коллективный Запад принимал решения о применении вооруженной силы к неугодным ему политическим режимам и, не доверяя фальшивой американской риторике «перезагрузки», уже тогда всерьез считал Запад главной угрозой национальной безопасности Российской Федерации.

Между тем, страны Запада спешили завершить начатую смену власти в Ливии и организовали 29 марта в Лондоне конференцию с участием 40 государств, основной целью которой было создание контактной группы по будущему политическому самоопределению этой страны. Излишне упоминать о том, что политики, присутствовавшие на конференции, не рассматривали полковника Каддафи в качестве законного представителя ливийского народа, а проведение операции «Объединенный защитник» считали полностью оправданной и даже закономерной. Проблема для западных стран заключалась лишь в том, чтобы как можно быстрее выявить в среде ливийской оппозиции некую силу, которую можно было признать правопреемницей режима Каддафи и установить с ней дипломатические отношения. Этим объясняется тот факт, что еще 10 марта 2011 г. Франция первой из европейских держав признала ПНС законной властью в Ливии, причем президент Франции Н. Саркози особо подтвердил полномочия этой организации. [37, 45].

Представители России, занимавшие принципиально отличную от западных стран позицию относительно внешнего вмешательства во внутриливийский конфликт, не были приглашены в Лондон для участия в саммите [42]. Тем не менее, РФ предприняла ряд мер, направленных на урегулирование внутриливийского конфликта посредством налаживания диалога между правящим режимом и оппозицией в Ливии, а также международным сообществом. Так, 16 мая глава МИД РФ С. Лавров встретился со спецпосланником Генсекретаря ООН по Ливии А. Хатыбом. В ходе встречи основное внимание было уделено вопросам преодоления гуманитарного кризиса в стране, а также организации конструктивного межливийского диалога. С. Лавров заявил о поддержке Россией инициативы ООН о «гуманитарной паузе», которая подразумевала прекращение огня на территории Ливии для предоставления помощи населению страны. Также глава российского внешнеполитического ведомства выразил готовность сотрудничать со всеми странами, заинтересованными в том, чтобы положить конец вооруженному конфликту в Ливии [23].

17 мая С. Лавров провел встречу со спецпредставителем ливийского правительства М. Каддафи — генсеком Всемирной ассоциации «Исламский призыв» М.А. аш-Шерифом. Ливийская сторона заявила о готовности выполнить положения Резолюции 1973 СБ ООН, а также рассмотреть пути урегулирования внутреннего конфликта, изложенные в разработанной Африканским союзом «дорожной карте». Данный документ, состоявший из пяти основных положений, предусматривал, помимо прочего, прекращение боевых действий, обеспечение защиты мирного населения Ливии, оказание гуманитарной помощи пострадаышим ливийцам и иностранным гражданам, находившимся на территории Ливии, организацию переговоров режима Каддафи со всеми оппозиционными силами с целью достижения некоего общенационального консенсуса, по итогам которого будет учрежден режим «переходного периода», в течение которого в стране должны быть проведены политические реформы, отвечающие желаниям ливийского народа [2]. Однако аш-Шериф назвал в качестве непременных условий начала конструктивного диалога с оппозицией прекращение бомбардировок Ливии силами НАТО, а также неукоснительное исполнение одного из основных требований Резолюции 1973 — прекращения огня против мирного населения — в том числе и вооруженными повстанцами.

Российская дипломатия считала выдвижение представителем Каддафи подобных условий полностью обоснованным, поскольку в Кремле рассматривали военную операцию НАТО как акцию, уже давно и далеко вышедшую за пределы мандата СБ ООН по защите мирного населения. Россия всерьез обеспокоилась масштабами атак НАТО, по