Смыслы и ценность модели отношения человека с миром

Поводом для написания мною этой, читатель, шестой статьи цикла, начатого статьей «Бытие и история: взаимосвязь и определение», явилось знакомство с книгой, авторы которой всерьез занялись восстановлением концепции двойственной истины. Согласно данным авторам, «разделение философии на светскую и религиозную представляется глубоко неверным, подобно делению на материализм и идеализм» ^[1]. Утверждая концепцию «просто» философии, они заявляют, что «атеистическая позиция тоже религиозна», а «по-нять» они переделывают в «при-нять» ^[2]. Они совсем потерялись в определении своего места и возможностей человека в мире.

Предлагаемая ими концепция отличается от стандартной средневековой концепции двух истин тем, что ей присуща тенденция убрать границу между ними, попытка, как они пишут, «конструктивно» синтезировать философию и религию, разум и веру на основе «консенсуса». Основой такого синтеза ими признается отказ от «гносеологических претензий», стремление «пробить бреши в этих стенах», и утвердить мнение, что наши знания, – философские и научные, – дают «только искаженную и неполную картину мира», а «системы «истинных основоположений» и методов рационализации познания рушатся вместе со сменяющимися научными парадигмами», что якобы и «обеспечивает рост общего знания, в котором парадоксально-вненаучное знание часто становится вполне научным и доказательным» ^[3]. На месте обрушенных представлений появляется фактическое предложение «пожаловать в пустыню Реального», логика в духе логики хита братьев Вачовски, представленная фильмом «Матри­ца» (1999), где объективная реальность замещается/вытесняется виртуальной, порож­даемой и управляемой гигантским мегакомпьютером, к которому, допускается в духе игры или симуляции, все мы присоединены нашими органами чувств: «Но откуда поступает информация к этим органам чувств – от компьютера или кантовских «вещей в себе», которые по определению, – уверяют авторы, – остаются абсолютно непознаваемыми для нас, познающих лишь их «явления»? В таком случае, не все ли равно, каков источник этих явлений, если изучить его мы никогда не сможем»? «Попробуйте только на секунду представить, что не Вы как субъект познания заключены в «телесные оковы», а Ваш мозг помещен коварными инопланетянами в небольшой сосуд, а потому весь окружающий мир – отображение информации, подаваемой на нейроны мощным компьютером. И докажите теперь, что это не так… Индийцы уже несколько тысячелетий уверены в иллюзорности окружающего мира. Да и многие европейские философы пытались разумно обосновать веру такого рода» ^[4].

Как пишет Славой Жижек в работе «Добро пожаловать в пустыню Реального» (М., 2002. С. 26, 35), «мы все больше и больше живем в искус­ственно сконструированной вселенной», во все более изолированной «вселенной», где приостанавливается «целенаправленная полезная деятельность», предстающей «пустыней Реального». В США подобная «дереализация» последовала, по его словам, после бомбардировок «11 сентября 2001» Всемирного торгового центра; к этому «преступлению» он считал причастной церковь (Там же, с. 37). Добавлю: в нашей стране – после не менее знаменитой «перестройки» в СССР, когда число бесполезной или вредной деятельности увеличилось, по словам социолога А.А. Зиновьева, с 20% до 80%.

Действительно, на иных основаниях синтеза религии с познанием, научным и философским получиться не может. Характерно, что такое отношение к природе наших познаний становится привычным и все более распространенным не только на обыденном уровне, но и в философии. Поэтому мы приступаем к специальному анализу модели отношения человека и мира, выясняем разные типы человекомирных отношений, соответствующие разным культурным эпохам, и обращаемся к исследованию смысла основного вопроса философии и его происхождения в ходе развития, истории мировоззрения в направлении от человека с мифологическим мировоззрением к религиозному и, далее, к философскому. Иным путем растекания, размывания знаний не преодолеть.

«Что достигнуто, – пишут наши авторы, – европейской мыслью в области раскрытия онтологической проблематики за последние более чем 2,5 тысячи лет? Очень многое, но в сущности… ничего… [и это «ничего» обусловлено – М.П.] парадоксом познания… Зачем же тогда нам нужна наука, вернее такая наука, какой она сформировалась в последние столетия европейской истории?».

Впрочем, наши авторы знают ответ на поставленный ими вопрос: именно им нужна такая интерпретация науки, чтобы утвердить свою концепцию двойственной истины, как пространство, на котором можно окончательно, раз и навсегда утвердить это «знание», с их точки зрения, равное «незнанию», лишь выдаваемое за знание «в силу принципиально-изначальной ограниченности возможностей человеческого познания». Как видно, сами они оказались пленниками своего понимания (по)знания, снимающего «вопрос об истинности» в «вопросе о целесообразности» (в скобках замечу, что действительность сыграла с ними злую шутку: наши авторы рефреном повторяют, что вопрос об истинности «не важен», «поскольку говорить о научной истинности или ложности всякой религии затруднительно» – М.П.), распространяемой ими на все мироздание; как и пленниками чрезмерно расширительного использования термина «религия» для обозначения любого стремления «дать ответ на человеческие поиски смысла», «стремления человека придать этот смысл своему существованию», несмотря на нередкое отсутствие в них вообще представлений о боге. Одновременно они выказывают детское нетерпение и сверхъестественное желание знать все и сейчас.

Свою метафизику (в гегелевском смысле слова – М.П.) они возводят в статус метафизики в «аристотелевском смысле А. Родосского», путая атрибутивное определение бытия с субстанциальным. Таков типичный предрассудок, который распространяется все более в обыденной жизни, подпадающей под власть социальной конъюнктуры, из которой он перекочевывает и в философию.

Древнейшие люди с объёмом мозга 1000 см³ появились на Земле 1 млн. лет тому назад.400 000 лет назад начинает формироваться Homo sapiens. В Европе он окончательно формируется 40 тыс. лет назад (кроманьонец, объем мозга 1400-1600 см³). 10 тыс. лет тому назад люди изобрели мотыгу, лук, серп, прими­тивный ткацкий станок. 5 тыс. лет назад возникает пиктографическое письмо, начинается формирование первых государств. 2,5 тыс. лет назад появились античные философские учения; Аристотель по тени Земли на Луне обосновал шарообразность Земли; 2 тыс. лет назад возникло христианство; 1,9 тыс. лет назад Птолемей предложил геоцентрическую мо­дель мира; 500 лет назад Н. Коперник создал гелиоцентрическую мо­дель мира…

Таковы основные вехи формирования человека и его отношений с миром, служащих основанием появления основных типов отношения человека и мира, необходимых для разработки модели мироотношения.

Общепризнано, что условия человеческого существования не даны в готовом виде, тогда как существование животных характеризуется в тех одновременных с ними условиях природной среды, в которой они живут и к которой они приспособляются. Человеческие условия существования создаются самими людьми, создаются в процессе их исторического развития, что предполагает культурную деятельность человека. Нормальным состоянием человека признается то, которое соответствует человеческому сознанию и создается деятельностью самого человека, преобразующего окружающий мир. Преобразуя мир, человек преобразует также самого себя, приобретая соответствующие такой деятельности знания, навыки, умения. Здесь предполагается уже рассмотрение человека не только в природе, но и в обществе, в истории, в культуре, следовательно, предполагается различие и корреляция, со-отношение природы и общества, природы и истории, природы и культуры, что задает особый характер отношениям человека с бытием, мирозданием в целом, экспликация которых является важнейшей задачей философского (по)знания.

Как известно, исторически и логически философия начинается с исследования бытия в соотношении с сознанием. Исследование отношения бытия и сознания оформляется в постановку и решение основного вопроса философии. Термин «основной» указывает на его основополагающее положение в философских системах. От результатов его анализа и формулируемых при этом философских принципов, взглядов зависит решение иных проблем. Как свидетельствуют философские системы древности, исследование отношения бытия и сознания закладывает основы, основания философских концепций, которые не сводятся лишь к анализу соотношения бытия и сознания. Постановка и решение основного вопроса философия образует в «теле» философии слой ее самосознания метафилософского знания, которое называют также философией философии.

В познавательном плане исследователи проблемы бытия и сознания, постигая природу психического и его место во всеобщей взаимосвязи мировых явлений, приходят к заключению, что сама постановка вопроса о корреляте «бытие и сознание» «не может быть окончательной». Возникающий в результате ее исследования тезис гласит, что «идея, образ, а значит, и вообще сознание, мышление не могут быть приняты в качестве самостоятельного члена основного гносеологического отношения. За отношением идеи, образа и вещи, сознания или познания и бытия стоит другое отношение – человека, в познавательной деятельности которого только и возникает образ, идея, и бытия, которое он познает» ^[5].

В другой книге С.Л. Рубинштейн продолжает развивать этот подход: «Основная, центральная проблема философии обычно встает перед человеком как проблема бытия и сознания, бытия и мышления в широком смысле слова, т.е. бытия и познания. Это в известном смысле закономерно и в определенном отношении необходимо. Но эта проблема бытия и сознания – при правильной ее постановке – все же необходимо преобразуется в другую, стоящую за ней. Само сознание существует лишь как процесс и результат осознания мира человеком. За проблемой бытия и сознания раскрывается проблема бытия, сущего и человека, его познающего и осознающего. Таким образом, центральная проблема, которая встает перед нами, – это проблема бытия, сущего и места в нем человека… Реально мы всегда имеем два взаимосвязанные отношения человек и бытие, человек и другой человек (другие люди)… Этим не упраздняется, не снимается вопрос об отношении образа, идеи к вещи, а значит, и проблема сознания (вообще психического) и бытия, но за этой первой проблемой закономерно, необходимо встает другая, как исходная и более фундаментальная – о месте уже не психического, не сознания только как такового во взаимосвязи явлений материального мира, а о месте человека в мире, в жизни» ^[6].

Здесь в центре внимания оказывается отношение сознания и человека: сознание есть свойство человека, которое не является самостоятельным, его нельзя гипостазировать, поскольку оно существует как свойство человека. В результате философия закономерно, необходимо ориентирована на разработку модели отношения человека и мира, что свидетельствует о ее фундаментальной значимости.

Однако дело на этом не заканчивается, поскольку история эволюции человека, его культуры демонстрирует различные типы отношения человека с миром, которые доминировали на разных этапах ее существования, которые, следовательно, детерминируют, (пред)определяют как в теоретическом, так и в практическом аспектах постановку и решение самых различных проблем, с которыми сталкивается человек в своем бытии.

Анализ модели (моделей) отношения человека с миром, ее (их) ценности и смыслов, начну с двух наблюдений. Как показал А.Г. Здравомыслов, конфликты между людьми, их возникновение и разрешение, предопределяется двумя противоположными типами отношения человека с миром, двумя типами человека. Реальное соотношение человека и общества сказывается в социальных конфликтах и находит отражение в конфликтологии. Платон и Аристотель при рассмотрении коренного вопроса о соотношении общества и личности недвусмысленно отдают приоритет первому. По Аристотелю, общество, государство суть «продукт естественного возникновения», они принадлежат «тому, что существует по природе». Человек же, личность «есть существо политическое, а тот, кто… живет вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек», «его и Гомер поносит, говоря: «без роду, без племени, вне законов, без очага». Такой человек, – продолжает Аристотель, – «по природе своей только и жаждет войны». Итак, общество «предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому» ^[7]. Античный человек есть часть полиса, ему подчиненная. Пересмотр этого взаимоотношения в пользу отдельного человека, личности возникает, отмечает А.Г. Здравомыслов, много позже в новое время. Он фиксируется Т. Гоббсом, считавшим, что естественное состояние общества есть «война всех против всех», а необходимость его преодоления – в целях выживания людей – привела к потребности и формированию ими государственно организованного общества в качестве некоего вторичного к человеку, личности «образования», создаваемого ими на началах «до(с)говора». В соответствии с этим утверждается, что государство существует «не от природы, а в силу общественного договора». Так появляется человек активистского типа, создающий государство ^[8].

Второй факт возьмем из области истории философии. Анализируя процесс добывания знания, К.А. Сергеев и Я.А. Слинин обнаруживают, что он существенно отличается в античности и в период Ренессанса и Нового времени, будучи предопределенным природой взаимоотношения человека с миром. Здесь вновь появляются абстракции субъекта созерцательного и субъекта активистского типа. К.А. Сергеев и Я.А. Слинин пишут, что самодостаточная аристотелевская система античного периода все же уступила место науке и философии Ренессанса и Нового времени. Исследуя причины этой смены, они указывают на то, что в период Ренессанса люди столкнулись с новыми фактами, которые с позиций аристотелевской концепции оказалось невозможным объяснить, что и привело к ее замене на базе идей Галилея и Ньютона, Бэкона и Декарта. Античное мировоззрение отличалось замкнутостью и самодостаточностью, взаимная согласованность всех частей аристотелевской теории, его натурфилософии, гносеологии и логики. При этом теория согласовывалась со всеми известными древности «данными» или фактами. Как известно, Аристотель сознательно строил свою теорию так, чтобы она ни в чем не противоречила опыту и чтобы ни один факт не оставался не объясненным. Таков был главный методологический принцип. В результате было создано гармоничное, законченное и самодостаточное учение, дошедшее до Ренессанса. Античным интеллектуалам мир представлялся устроенным гармонично, упорядоченным в соответствии с единым логосом, которому подчиняется как окружающая человека природа, так он сам и его мышление. Из этого проистекало убеждение, что все факты строго согласуются друг с другом и что человеческому (по)знанию вещи открыты сами по себе, не мешают познанию друг друга: для исчерпывающего познания необходимо и достаточно просто созерцать, наблюдать мир.

Галилею же и его единомышленникам мир казался уже игрой множества независимых друг от друга сил, не подчиненных никакому единому началу и противоборствующих друг другу. Значит, то, что открывается человеку в его непосредственном опыте, не есть силы сами по себе, но лишь их некая равнодействующая, лишь некий суммарный результат их взаимодействия. Следовательно, вещи сами по себе не открыты человеческому наблюдению-созерцанию, а мешают друг другу. Чтобы познать вещи, нужно предварительно изолировать их друг от друга. Чтобы выявить действие каждой из мировых сил в чистом виде, надо искусственно, в опыте и эксперименте оградить каждую из них от противодействия других сил. Так возникла идея эксперимента – основного орудия эмпирического познания. Значит, не пассивное созерцание, а активное действие человека, его вмешательство в природные процессы при помощи специально создаваемых средств, экспериментальных установок, приборов и т.п. есть единственно надежный путь познания. На таком, новом пути человеческого познания и возникли те новые фактические данные, которые были недоступны древней античности. Эти факты не могли находиться в распоряжении античных интеллектуалов, они стали приобретением ученых Нового времени. Поэтому эти факты никак не вписываются в античную парадигму познания, а дополняют ее ^[9].

Оба факта, взятые из далеких областей философии и науки, свидетельствуют о фундаментальной значимости критерия различных типов отношения человека и мира при формировании представлений о субъекте. Очевидно, что эти представления являются важным критерием разграничения двух принципиально разных культур, способов познания мира человеком.

Острота разногласий по данному вопросу признания истинности того либо другого типа отношения человека к миру сохраняется до сих пор. Наглядным примером ее является, скажем, появление в последнее время работы Бенно Хюбнера «Мартин Хайдеггер – одержимый бытием», изданной в Санкт-Петербурге «Академией исследования культуры» (2011г.). Бенно Хюбнер – бывший слушатель Мартина Хайдеггера, который выступил с критикой его учения о бытии, поскольку оно, так сказать, растворяет в бытии человека-как-субъекта, не позволяя тому быть активным, свободным человеком, обрекает его на пассивность и созерцательность.

Это произведение типично для западной постмодернистской литературы, ведущей борьбу с позиций конструктивизма против философской онтологии как учения о бытии, которое характеризуется как «онтократия». Название книги могло бы в русском переводе быть иным, поскольку английский вариант русскому слову «одержимый» идентичен с выражением «свихнувшийся на бытии», буквально «с-ума-сшедший». Так квалифицируется позиция М. Хайдеггера в философии, защита им правоты онтологии, учения о бытии. Бенно Хюбнер демонстрирует полное неприятие естественной установки ^[10] М. Хайдеггера исходить из Бытия как исходного, базового понятия философии. «Истина Бытия», согласно Б. Хюбнеру, состоит в том, что «Бытия не существует». Место бытия (в русском эквиваленте – материи) занимает «материал» как подручный для человека, полностью находящийся в его «распоряжении», в отличие от того, что «распоряжаться» материей человек не в состоянии, ибо он не есть существо «ютящееся» в мире, а не вне этого мира.

Б. Хюбнер стремится обосновать свою позицию, отрицая бытие, одно и то же для всего существующего, о котором писали уже самые первые философы и по поводу которого создаются различные концептуальные построения в истории мировой философии, отрицая его в пользу представления «о бытии», иначе говоря, в пользу «Бытия-как-концепции» ^[11]. Если бытие есть лишь концепция, лишь представление, то оно принадлежит субъекту, который ее конструирует, изобретает. В результате бытие должно утратить свою объективность, превратиться в объективацию (проекцию). Как сказано во вводной части «От издателя» к книге Б. Хюбнера, «С этого момента «уже не Хайдеггер мыслил Бытие, но, наоборот, Бытие мыслило Хайдеггера. Или точнее: Хайдеггер мыслил самого себя и все сущее, исходя из Бытия» (Очевидно, что здесь проступают черты философии досократиков или Б. Спинозы, которые совершенно не приемлет Б. Хюбнер – М.П.). И далее Б. Хюбнер пишет: «Приходится сделать вывод, что Хайдеггер оказался в плену Бытия. И не имеет никакого значения, Хайдеггер ли со всей решимостью совершил прыжок в Бытие, как он сам говорит, или Бытие наступило ему на голову, как утверждаю я. В любом случае в-падение в Бытие стало для него ловушкой, из которой он так и не нашел выход» ^[12].

С такой точки зрения, кажется, что человек живет не в бытии, но в представлении, в концепции бытия, изобретенной человеком, в данном случае ­ М. Хайдеггером, оказавшимся, следовательно, в плену своего изобретения, радикального мировоззренческого конструкта^[1]. Тут нет ничего удивительного, ибо «во всех метафизиках», полагает Б. Хюбнер, «люди выдумали более высокие силы, исходя из которых они мыслят себя», подобным же образом и М. Хайдеггер выдумал «метафизику Бытия» ^[13].

Б. Хюбнер надеется освободить человечество от этого «изобретения» «онтократии». Исток «учрежденного» ^[14] Хайдеггером Бытия, полагает он, следует искать в голове Хайдеггера и еще, быть может, в языке, который Хайдеггер считает «домом Бытия» ^[15]; в действительности же Бытия «не существует», его нет среди фактов и явлений, оно – вне сущего, оно растворено в мнимом пространстве, ортогональном действительному, есть вы-мышленное, есть знак, бренд, символ. Б. Хюбнер рассказывает, что когда он предложил М. Хайдеггеру «сделать из бытия понятие», т.е. подменить бытие понятием, то М. Хайдеггер возразил ему: «Понятие. А что вы хотите с его помощью по-нять?». И добавил: «Вы приближаетесь к той точке, из которой можно понять только темноту» ^[16].

Такому бытию подчиняется все сущее, даже Бог, сетует Б. Хюбнер, которого М. Хайдеггер встраивает в свое Бытие. Творящий бытие Бог, которого Б. Хюбнер толкует в духе скептицизма, как представление о могуществе и всемогуществе (Такое представление, подчеркивает автор, оказало бóльшее влияние в человеческой истории, чем все короли, императоры, диктаторы, часто правившие «божьей милостью», т.е. благодаря изобретению и внедрению в человеческие головы представления о могуществе одних, которое (представление) должны, получается, принимать другие. Без изобретения такого представления, принимаемого человеческим сообществом, их правление было бы невозможным.), есть, получается, образ самого М. Хайдеггера. М. Хайдеггер, мысливший себя и все сущее, включая богов, исходя из бытия, уподобляется автором книги Богу в указанном смысле. Но М. Хайдеггер, полагает Б. Хюбнер, обманул сам себя Бытием, ибо последнего не существует, на самом деле бытие есть лишь виртуальный образ. Такова «ловушка» М. Хайдеггера, если верить утверждениям
Б. Хюбнера.

Не будем, читатель, множить число примеров. Важно отметить, что указанные противоположные типы отношения человека с миром созерцательного и активистского не исчерпывают всех основных абстракций различных вариантов мироотношения.

Причем, мы утверждаем, что существует не два, а три основных типа отношения человека к миру. Эти отношения в самых различных сочетаниях встречаются в реальной жизни так, что мы имеем дело с неисчерпаемым разнообразием проявлений субъектности. Тем не менее, все они описываются, как будет показано, тремя базисными абстракциями отношения человека с миром, что свидетельствует о мировоззренческой многомерности человека. Они представлены в основных исторических формах мировоззрения, прежде всего, в философии, хотя до сих пор сохранились мифологическая и религиозная формы мировоззрения. Как известно, с возникновением религии не исчезла мифология, с появлением философии – мифология и религия. Но и сегодня нет ясности, можно ли рассматривать различные формы мировоззрения как единый организм, в котором каждая форма играет роль определенного органа или, напротив, каждая из них должна быть признана самодостаточной. В мифе со временем перестали видеть форму выражения истинного содержания, в эпоху Просвещения была признана символом невежества религия, а позитивизм, стремясь дать место науке, формой метафизического псевдознания объявил уже философию; признание самодостаточности каждой из них ведет к абсолютизации борьбы между ними.

Культура, понимаемая как совокупность всех способов и результатов взаимодействия человека с окружающей его действительностью, как тотальный опыт освоения человека с миром и адаптации к нему, претерпевает исторические изменения, в том числе, фундаментальные, приводя к смене типов взаимоотношения человека с миром. Выявление основных типов мироотношения относится к числу важнейших задач философии. Они – характеристики культуры той или иной эпохи, духовной квинтэссенцией которой Гегель называл философию. Но эти типы мироотношения выражаются как философией, так и иными формами мировоззрения. Философия выражает их в теоретических понятиях, искусство – в художественной форме, религия с помощью вероучения и т.д. Можно думать, что один и тот же тип мироотношения выступает содержанием, которое выражается в различных мировоззренческих формах. Одних людей удовлетворяет вероучение, других привлекает концептуальный способ философии и т.д. Видимо, каждый тип мироотношения может быть схвачен и выражен различными формами мировоззрения, а одна и та же форма мировоззрения способна выражать различные типы отношения человека с миром.

Перед этой объединяющей их задачей на задний план отступает конфронтация различных форм мировоззрения, даже борьба материализма и идеализма в философии, поскольку философия во всех разновидностях есть дитя своего времени и соответствующей культуры. При всех различиях, борьбе мировоззрений, их претензии на самодостаточность, они объединены необходимостью и способностью выражать тот или иной тип отношения человека с миром, давать его модель. Ценность и смысл всех форм мировоззрения подчинена этой единой задаче, что позволяет рассматривать их как различные органы единого организма мировоззрения, а модель отношения человека с миром рассматривать как то универсальное содержание, на основе которого они образуют единое семейство или организм, что позволяет уйти от чрезмерной конфронтации их, основанной на абсолютизации самодостаточности каждой формы мировоззрения и философии, на абсолютизации борьбы между ними. «За» борьбой скрывается единство, основанием которого и выступает тот или иной тип отношения человека с миром и соответствующая ему модель мироотношения, свидетельствуя об особой ценности исследования этих культурных универсалий, выявления их подлинного смысла.

Предложим следующий образ мировоззрения: уподобим всю совокупность мировоззренческих представлений системе взглядов, располагающихся в сфере от периферии к центру. На поверхности наблюдается чрезвычайная сложность, подвижность и изменчивость мировоззренческих утверждений. Чем больше мы удаляемся от периферии к центру, тем более стабильными, устойчивыми и простыми оказываются мировоззренческие положения. Те положения, что располагаются на поверхности сферы, соответствуют преходящности, изменчивости конкретных явлений, фактов и событий, получающих мировоззренческую описание, оценку или прогноз. Последние осуществляются с позиций более общих (обобщенных и устойчивых) мировоззренческих положений, находящихся ближе к центру сферы. Самые общие и устойчивые из них располагаются в центре. Они образуют «фундамент» или «основание», над которым располагается вся совокупность подвижных, более изменчивых мировоззренческих положений. Изменчивости, мимолетности периферийных утверждений соответствует устойчивость центральных с максимальной степенью общности (обобщенности). Последние «обосновывают» делаемые на их основании более частные мировоззренческие описания, оценки и прогнозы конкретных фактов, явлений событий.

Центральные, наиболее общие положения мировоззрения не являются абсолютно неизменяемыми. Характер их изменения специфичен, ибо в таких изменениях находят себе выражение коренные, качественные перемены всей системы взаимоотношения между человеком и миром. Такие кардинальные перемены вызывают качественную ломку всех, вплоть до самых периферийных, мировоззренческих описаний, оценок и прогнозов, тогда как изменения периферийных мировоззренческих утверждений, могут долгое время не сказываться на существовании коренных, глубинных, наиболее устойчивых и общих мировоззренческих положений.

Чтобы возникли пере