Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Юридические исследования
Правильная ссылка на статью:

Категории общего, особенного и единичного в уголовном праве: семантический анализ

Куликов Егор Алексеевич

кандидат юридических наук

доцент, кафедра уголовного права и криминологии, Алтайский государственный университет

656031, Россия, Алтайский край, г. Барнаул, пр. Строителей, 38, кв. 34

Kulikov Egor Alekseevich

PhD in Law

Docent, the department of Criminal Law and Criminology, Altai State University

656031, Russia, Altaiskii krai, g. Barnaul, pr. Stroitelei, 38, kv. 34

kulikoveg@yandex.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-7136.2020.12.34761

Дата направления статьи в редакцию:

24-12-2020


Дата публикации:

31-12-2020


Аннотация: Предметом исследования выступают закономерности взаимодействия категорий субъективной диалектики с фундаментальными понятиями уголовного права России. Уголовный закон опирается на языковые структуры, в связи с чем статья посвящается языковым аспектам категорий общего, особенного и единичного. Определенное внимание уделяется аналитической философии и аналитической юриспруденции. Лингвистический поворот в гносеологии и эпистемологии середины XX века обратил внимание на языковую сторону различных текстов, обосновал необходимость исследования этой стороны, поскольку язык, общение составляют основу человеческого взаимодействия, определяют содержание и развитие социальных отношений. В дальнейшем значительная часть исследований, в том числе по уголовно-правовой тематике, посвящается языку закона и законодательной языковой систематике. Рассмотрены лексическое значение слов «общее», «единичное», «отдельное», «отделить», «обособить», «особенное», «обобщить», выявлено их содержание с точки зрения этимологии, словообразования, синонимии. Определенное внимание уделено значению искомых терминов в социальной сфере. Вопрос о категориях диалектики в уголовном праве ставится крайне редко, названные в статье категории общего, особенного и единичного практически не изучались. С языковой точки зрения эти категории далеко не всегда могут быть между собой разграничены, зачастую по содержанию пересекаются, и для того чтобы определить их правовые аспекты, т.е. проявления в сфере юриспруденции, одной семантической характеристики недостаточно, она может рассматриваться лишь как этап исследования. Семантические аспекты категорий задают ориентиры для выяснения их философского и специальнонаучного содержания, разъясняют варианты возможного словоупотребления, очерчивают его границы.С помощью языковой характеристики задается исследовательский диапазон, т.е. отграничить от смежных понятий и терминов уже на начальном этапе исследования. В процессе толкования уголовного закона лексический способ выступает ведущим и, наряду с системным, позволяет максимально точно уяснить смысл правовых предписаний.


Ключевые слова:

общее, особенное, единичное, отдельное, всеобщее, специальная норма, конкуренция, общий состав, специальный состав, законодательная техника

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, научный проект № 20-011-00121 «Теория общего, особенного и единичного в уголовном праве России: методологические, технико-юридические и прикладные аспекты»

Abstract: The subject of the study is the regularities of the interaction of the categories of subjective dialectics with the fundamental concepts of Russian criminal law. The criminal law is based on linguistic structures, in connection with which the article is devoted to the linguistic aspects of the categories of general, special and singular. Some attention is paid to analytical philosophy and analytical jurisprudence. The linguistic turn in epistemology and epistemology of the mid-20th century drew attention to the linguistic side of various texts, justified the need to study this side, since language and communication form the basis of human interaction, determine the content and development of social relations. In the future, a significant part of the research, including on criminal law topics, is devoted to the language of the law and legislative language systematics. The lexical meaning of the words "general", "singular", "separate", "separate", "separate", "special", "generalize" is considered, their content from the point of view of etymology, word formation, synonymy is revealed. Some attention is paid to the meaning of the sought terms in the social sphere. The question of the categories of dialectics in criminal law is raised extremely rarely, the categories of general, special and singular mentioned in the article have not been practically studied. From a linguistic point of view, these categories can not always be distinguished from each other, they often overlap in content, and in order to determine their legal aspects, i.e. manifestations in the field of jurisprudence, one semantic characteristic is not enough, it can only be considered as a stage of research. Semantic aspects of categories set guidelines for clarifying their philosophical and special scientific content, explain the options for possible word usage, outline its boundaries.With the help of language characteristics, the research range is set, i.e., to distinguish from related concepts and terms already at the initial stage of research. In the process of interpreting the criminal law, the lexical method acts as the leading one and, along with the systemic one, allows you to understand the meaning of legal prescriptions as accurately as possible.


Keywords:

general, special, single, separate, universal, special norm, competition, general composition, special composition, legislative technique

Формально-юридическая сторона правовых установлений возникает одновременно с возникновением права. Причем не только со времени появления письменных правовых текстов, но и в более раннюю эпоху. Достаточно вспомнить существовавшие в Древнем Риме эпоху Законов XII таблиц процедуры манципации и нексума, носящие вербальный неписаный характер, но строго формализованные. Что касается уголовно-правовой сферы, то хотя многие составляющие ее отношения были регламентированы древним правом, но известный принцип "nullum criminal, nulla poena sine lege" становится необходимым требованием уголовно-правового регулирования только в XVIII-XIX вв. При этом язык уголовно-правовых установлений развивается по мере развития уровня законодательной техники. В России, например, высоким технико-юридическим качеством предписаний характеризуется Уголовное уложение Российской империи 1903 г. Научное познание уголовно-правовых феноменов несколько отстает от общетеоретической науки о праве, что при присущей уголовному праву консервативности не удивляет, но требует постановки вопросов, практически не характерных для современной отечественной уголовно-правовой доктрины России. К таким вопросам относится заявленные в заголовке статьи категории общего, особенного и единичного, их проявление в уголовно-правовой сфере, их лингвистический анализ.

Особое внимание к языковой, семантической стороне категорий, понятий, терминов в философии и в философии права отмечается со второй половины XX века. Именно тогда происходит т.н. лингвистический поворот, который обычно связывают с именами Людвига Витгенштейна [8], Г.Х. Гадамера [10], Ю. Хабермаса [27] а в праве - с именами Г. Харта [28] и Л. Фуллера [26]. По мнению И.Л. Честнова, лингвистический поворот привлек внимание к языку и его роли в структурировании социального мира, поскольку в зависимости от языковой картины мира, отличающейся у разных народов (типов культур-цивилизаций), зависит различие восприятия мира и поведения [30]. «Наш язык, пишет, например, Л. Витгенштейн, можно описать как древний город: лабиринт переулков и площадей, старых и новых зданий, домов с пристройками разных периодов, окруженный множеством новых районов с прямыми улицами регулярной планировки и типовыми домами» [8]. Как отмечает Г.Х. Гадамер, "понимание и истолкование текстов является не только научной задачей, но очевидным образом относится ко всей совокупности человеческого опыта в целом" [10]. Аналитическая философия в таком аспекте претендует на то, чтобы предложить путеводитель по названному «городу» и выставить ориентиры движения. Хотя об аналитической философии уголовного права пока речи не ведется, и в целом философия уголовного права рассматривается скорее как философия преступления и наказания [2], многие философские проблемы уголовного права выносятся в предмет криминологии, однако проблема языка уголовного закона, абстрактности и казуистичности его предписаний в свете постоянного реформирования УК РФ стоит на сегодняшний день достаточно остро.

В правоведении и философии права лингвистический поворот приводит к формированию аналитической философии права (аналитической юриспруденции). А.Б. Дидикин по этому поводу отмечает, что «аналитическая традиция в современной философии права является одним из ключевых направлений философского и научного знания, где существующие концепции из области философии науки, аналитической философии, различных интеллектуальных традиций сферы философии права творчески обогащаются и интерпретируются в дискуссиях о сущности права, формировании и развитии правовых систем, в анализе концептуального аппарата философско-правовых теорий и взаимодействии правотворчества и правоприменения» [13]. «Так как право формулируется и интерпретируется в языке, то очевидно, что в различных языковых картинах мира одни и те же юридические термины (прежде всего, принципы права, дефиниции, но также и формулировки конкретных норм права в статьях нормативных правовых актов) приобретают разные значения» [30]. Кстати говоря, к подобному же выводу, сравнивая различные уголовно-правовые системы, приходят А.В. Наумов и Дж. Флетчер [25]. В правовой сфере, таким образом, лингвистический поворот и формирование аналитической юриспруденции не просто привлекли внимание к языковой стороне нормативно-правовых предписаний, а существенно повысили точность юридического анализа, в особенности, в сфере сравнительного правоведения. Аналитическая философия права на сегодняшний день выступает одним из полноценных методологических направлений познания правовых явлений, ведущим методом которого выступает языковой, лингвистический подход, и которое при этом учитывает складывающуюся во второй половине XX-начале XXI в. постклассическую научную методологию.

«Внимание к языку права, анализу структуры и логики правовых норм, анализу содержания нормативного предписания обусловили становление и развитие аналитической философии права, изначально понимаемой в качестве специфического направления самой аналитической философии, а затем – в качестве самостоятельной отрасли научного знания» [14] - так происходит названный лингвистический поворот в философии, а затем и в философии права, по образному выражению А.Б. Дидикина и В.В. Оглезнева. Обращение к языку права, к терминам, их смыслам и значениям, одним словом, формирование юриспруденции понятий, стало трендом современной западной и отчасти российской философии права. С одной стороны, можно говорить в связи с этим о “второй жизни” юридического позитивизма, о, своего рода, неопозитивизме в юриспруденции, с другой - это уже восприятие права не столько как приказа суверена, сколько как текста, подчиняющегося общим закономерностям, присущим другим подобным текстам. В связи с этим трудно говорить о точно таком же лингвистическом повороте в уголовно-правовой науке, скорее, можно утверждать, что степень внимания к языковым аспектам уголовного закона постепенно повышается. Так, О.В. Пычева, исследователь герменевтики уголовного закона, отмечает, что “при вербальном (писаном) формулировании уголовно-правовых запретов понимание языка закона имеет исключительное значение для определения пределов свободы личности в государстве” [21]. Следовательно, уголовно-правовая наука нуждается в языковых исследованиях, внимания к ее языку и языку уголовного закона как первоочередному продукту научной деятельности требует, как минимум, ст. 55 Конституции РФ. Можно также обратиться к работе С.А. Бочкарева, который утверждает, что "всякому квалифицированному правоприменителю известно, что текст дисциплинирует", и далее, "если заложенный в норме смысл формирует понимание, то текст нормы задает дисциплину этого понимания, его внешние и внутренние пределы"[6]. Получается, как бы двусторонняя взаимосвязь: с одной стороны, языковую определенность требует от уголовного закона его социальное назначение, с другой - будучи определенным с языковой точки зрения, уголовный закон придает определенность правоприменительной деятельности.

Вопрос о тех или иных категориях диалектики в праве, правовых вопросах, правовых феноменах, правовой науке осложняют два противоположных обстоятельства: кажущаяся простота и очевидность смыслов и значений этих категорий, и незначительное внимание к своеобразию проявления категорий в предметном поле уголовно-правовой науки. Изучение языковых аспектов философских, диалектических категорий, предваряющее их собственно юридический, а также философский анализ, позволит определить их смысл в качестве элементарных языковых единиц, ограничить рамки дальнейшего исследования, в пределах которых интерпретация не будет диссонировать с их исходным смыслом и значением. Даже будучи предельно общими философскими конструкциями, категории не перестают быть феноменами языка, и подчиняются языковым закономерностям.

Начать лингвистический анализ категорий общего, особенного и единичного необходимо с из краткой лексической характеристики. Как указывает С.И. Ожегов, «единичный – только один, единственный, отдельный»; «общий – 1) принадлежащий, свойственный всем, касающийся всех; 2) производимый, используемый совместно, коллективный; 3) свойственный кому-нибудь одновременно с кем-нибудь другим, взаимный; 4) целый, весь; 5) касающийся основ чего-нибудь; 6) содержащий только самое существенное, без подробностей»; «особенно – 1) не как всегда, не как все, не как обычно; 2) в особенности, исключительно; особенность – характерное, отличительное свойство кого-чего-нибудь; в особенности – главным образом, преимущественно; особенный – не такой как все, необыкновенный»; родственное слово – отдельный – «1) обособленный, самостоятельный; 2) единичный, некоторый» [20]. В другом толковом словаре русского языка предлагается аналогичная трактовка искомых терминов [22]. Можно предположить, что слова «общее», «особенное», «единичное», «отдельное», «всеобщее», а также их производные и первообразные лексические формы, достаточно полизначны, в некоторой степени пересекаются и нуждаются для их более точного понимания в большей степени определенности и требуют конвенционального подхода, то есть принятия какого-либо значения за рабочее. Само лексическое значение исследуемых терминов показывает их достаточно абстрактный и идеалистичный характер, указывает на их принадлежность идеальным объектам.

В других словарях русского языка можно найти уточняющую первоначальный лексический анализ информацию. Например, в словаре синонимов «общее» определяется как точка соприкосновения или точки соприкосновения. В Новом толково-словообразовательном словаре русского языка «общее» понимается как обладающее двумя смыслами: 1. ср. То, что одинаково, сходно по виду, форме у двух, многих лиц, предметов; 2. ср. разг. То, что принадлежит всем, всему обществу в целом [15]. В толковом словаре под редакцией Д.Н. Ушакова «особенный» раскрывается как «1. Исключительный в каком-либо отношении; не обычный. 2. Не похожий на других»; «общий» - это «1. коллективный, совместный с другими, принадлежащий всем; 2. свойственный всем; 3. всеобщий, касающийся всех; 4. распространяющийся на всё, охватывающий всё; 5. совокупный, весь, целый; 6. касающийся основ и принципов чего-нибудь, представляющий собой какое-нибудь обобщение» [24].

Необходимо учесть различные словоформы термина “особенный”. «Особенно» - иначе, не по-обычному; исключительно, чрезвычайно; главным образом, преимущественно, в особенности; «особенность» - характерное свойство, отличающее от других; «особенный» - не такой, как все, непохожий на других; большой по силе проявления, значительный; «особый» - отдельный от других, имеющий специальное назначение; не похожий на других, индивидуальный, отличительный [24]. «Особенный» в толковом словаре В.И. Даля определяется как «особный, особый, особливый, стар. особищный, пск. особитый, отдельный, опричный, невместный, не общий; отличный от прочих, иной, другого разбора; отличный, в знач. превосходный, лучший, особенно хороший» [10]. Синонимами слова «особенный» выступают, согласно словарю Н. Абрамова, «особый, необыкновенный, неподражаемый; свой, отличный, специфический, специальный, исключительный, ср. необыкновенный, отдельный, см. беспримерный, необыкновенный, отдельный» [1]. Наконец, в словаре паронимов русского языка слову «особенный» соответствуют «исключительный в каком-либо отношении, своеобразный; обособленный, отдельный» [7]. «Единичное» также имеет, помимо выше уже приведенной, разные языковые трактовки. Так, в Толковом словаре под ред. Д.Н. Ушакова читаем: «Единичный – 1) при сущ. в ед. ч. Единственный, один; 2) при сущ. во мн. ч. Отдельный, редкий; 3) Индивидуальный, частный, делающийся в одиночку» [24].

Часто в связке с термином "общее" можно встретить термины "специальное" и "частное", в связи с чем необходимо рассмотреть их значение и отличие от термина "особенное". "Специальный" у С.И. Ожегова определяется как "1) особый, исключительно для чего-нибудь предназначенный; 2) относящийся к отдельной отрасли чего-нибудь, присущий той или иной специальности"; "частный" - "1) являющийся отдельной частью чего-нибудь, не общий, не типичный; 2) личный, не общественный, не государственный; 3) принадлежащий отдельному лицу, не обществу, не государству; 4) относящийся к личному, индивидуальному владению, деятельности, хозяйству и вытекающим отсюда отношениям" [20]. Аналогичная характеристика дается и в толковом словаре под редакцией Д.Н. Ушакова [24]. Можно заключить, что с языковой точки зрения и в соотнесении с термином "общее", слова "особенное", "частное" и "специальное" обозначают одно и тоже и могут рассматриваться как синонимы.

Таким образом, лексическая сторона единичного, особенного и общего задает относительные рамки их содержания но, с другой стороны, требует обращения и к специализированным словарям, раскрывающим определенную сторону слова и словоупотребления. Кроме того, лингвистический смысл исследуемых категорий отражает их философское значение, причем, как содержательно, так и через подход к определению в словарях. Достаточно сказать, что более абстрактные категории понимаются более абстрактно, обтекаемо, расплывчато, когда же определяют термин “единичное”, то делают это достаточно конкретно. Несмотря на кажущуюся очевидность этого вывода следует констатировать, что конструкторы уголовно-правовых норм далеко не всегда учитывают диалектическую природу понятия, с которым работают. В связи с этим можно встретить достаточно абстрактный состав преступления в Особенной части УК РФ (например, похищение человека), или норму специального характера в Общей части УК РФ (ст. 76.1 УК РФ). В то же время, необходимо соблюдать баланс между казуистичностью и абстрактностью: современный уровень законодательной техники и юрисдикционной деятельности в большей степени должен иметь продуктом именно достаточно обобщенные предписания, чтобы они являлись правовыми нормами, были рассчитаны на многократное применение и достаточно большому числу случаев и ситуаций. Уголовное право на нормативном уровне оперирует особенными понятиями, выступающими результатом определенного обобщения (например, кража вообще, а не индивидуально определенная кража), единичное в уголовно-правовой сфере проявляется не на уровне норм, а на уровне уголовно-правовых отношений. При возникновении уголовно-правового отношения, т.е. при появлении юридического факта преступления и его установления соответствующим процессуальным актом (строго говоря, таковым можно признать только приговор суда, хотя этот вопрос не входит в предмет исследования настоящей статьи) общее уголовно-правовое предписание наполняется конкретным содержанием, преобразуется в "единичное понятие". Единичным будет выступать описание отдельно взятого преступления в процессуальных документах, раскрытие его индивидуальных признаков во взаимосвязи с особенным - признаками состава преступления, предусмотренными уголовно-правовой нормой. Таким образом, норма об основании уголовной ответственности (ст. 8 УК РФ) предполагает с необходимостью взаимный переход от единичного к общему и наоборот. Мы называем признаки состава особенным, поскольку в системе уголовного права норма, предусматривающая конкретный состав преступления, будет выступать особенным по отношению к общим уголовно-правовым установлениям, но при этом к описанию конкретного преступления - общим, результатом обобщения всего вида этих преступлений, нашедшим закрепление в данной уголовно-правовой норме. Квалификация же преступления - это установление общего (особенного) в единичном и закрепление результата такого установления в процессуальных документах (формулирование единичного понятия о преступлении). Преступление - это явление, элемент социальной, объективной, если угодно - "физической" реальности, а понятие о нем, т.е. описание посредством языковых инструментов, может быть единичным, особенным и общим (ст. 14 УК РФ).

Для более угулбленного рассмотрения языковой сущности общего, особенного и единичного обратимся к их этимологии. «Общий – древнерусское обчии, обьчин, старославянское обьщь, диалектное обчий, болгарский общ, чешский, словацкий obecny, польский obcy, праславянский *obьtjь, производное от *obъ с суффиксом –t-j(ь). Современная форма с –щ- из старославянской, вместо ожидаемой формы с –ч-, сохранившейся в диалекте и простонародном языке 11 в.» [4]. «Общий: отмечается в словарях, начиная с Берынды (1627), позднее в 1782, 1793 гг.; Из рус.-цслав. обьщии, обьщь, восходящего к праславянскому *обтйь(йь) «распространенный вокруг», производного с суффиксом –тйь от формы предлога *обь (*объ, *об) или с суффиксом –йь от *обътъ «валовой счет»» [32]. В этом же издании довольно подробно расписано значение глагола «обобщить». «Обобщить – в русском языке XI-XVII вв. известно обьщитися, обьчитися, вопчитись – «иметь общение, общаться», «объединяться, вступать в общину, союз» и изобьщити, приобьщити; русско-церковнославянское приставочное производное от продолжения праславянского *обьтйити, глагол на –ити от прилагательного *обьтйь (общии)» [32]. «Особенное» в Этимологическом словаре современного русского языка рассматривается через четыре слова – «особенно», «особенность», «особенный» и «особый». «Особенно – в русском языке XI-XVII вв. известно особеньно; особенно отмечается в словаре 1782г. и 1792 г.; собственно русское наречное образование на базе прилагательного особенный». «Особенность – в русском языке XI-XVII вв. не известно; особенность отмечается в словарях 1782 и 1792 гг.; позднее собственно русское новообразование с суффиксом –сть от основы прилагательного особенный». «Особенный – в русском языке XI-XVII вв. известно особьнъ, особьный «отдельный», особный (1704); форма особенный отмечается в словарях русского языка только с 1771 года; собственно русское производное прилагательное с суффиксом –ный от основы особьнъ, восходящей к праславянскому *обсобьнъ(йь), образованного при помощи суффикса –ьнъ от основы предложно-падежной формы *об собе». «Особый» рассматривается аналогично особенному [32]. "Отдельный - в русском языке XI-XVII вв. известно отъдельный; отдельный отмечается в словарях с 1790 г.; из праславянского *отдельнъ(йь), производного прилагательного с суффиксом -ьнъ от существительного *отделъ или глагола *отделити". "Отделить - разъединить, отнять (часть от целого, из состава целого); разделяя, отграничить, выделить кого (что) дать кому-либо часть из общего хозяйства, обособить (устар.); прилаг. отделительный; в русском языке XI-XVII вв. известно отъделити, отмечается в словарях с 1704 и 1762 гг.; из праславянского *отделити, приставочного производного от *делити". "Отделять" определяется аналогично. "Отдельно" в русском языке XI-XVII вв. не известно, однако есть раздельно; отдельно омечается в словарях с 1731 г. и с 1771 г.; собственно русское наречное образование на базе прилагательного отдельный [32].

Таким образом, первоначальное значение слова «общее» имеет социальный смысл и соприкасается с такими социальными терминами, как «общение» и «община». Нетрудно заметить, что и слово “общество” выступает проявлением общего, оно объединяет различных, единичных, особенных людей в абстрактное образование, в котором стираются различия между ними. "Особенное", "отдельное" исторически означали создание в рамках единого образования особых форм, либо выделение чего-либо за рамки единого, общего образования. Не исключено, что при более углубленном изучении социальной истории можно увидеть степени обобщения реальности и ее познания, в результате применения которых оформилось представление о совокупности людей как об обществе. Отчасти это предположение подтверждается анализом работы Э. Бенвениста, посвященой индоевропейским социальным терминам, в частности поднимаемый им вопрос о четырех степенях родства, в которых он выделяет «дом» (семья), «род» (несколько семей), «племя» и «страна» [5]. В этих кругах можно увидеть, в зависимости от направления анализа, как проявления категорий целого-части, так и категорий общего, особенного и единичного. Лингвист, конечно, рассматривает в большей степени социальную сторону данных общностей, но в его рассуждениях об образовании самих терминов и о том, какие процессы объединения (обобщения) и разделения (обособления) этому способствовали и за этими терминами стоят, проявляется определенное понимание категорий общего и особенного [5]. Язык в этом случае несет на себе отпечаток происходивших в разные времена социальных процессов. Очень хорошо процесс познания объективной действительности через переход от единичного к особенному, и далее к общему, во взаимодействии с категориями количества и качества, по мере развития социума, показывает А.П. Шептулин [31].

Итак, с точки зрения русского языка в интересах настоящего исследования можно выделить следующие значения искомых терминов: общее - присущее нескольким предметам/объектам, объединяющее эти предметы, касающееся самого основного, выражающего суть предмета, не затрагивающее деталей; единичное - отдельно взятое, индивидуальное, частное; отдельное - обособленное, представляющее собой самостоятельную, изолированную единицу в ряду других, предназначенное, служащее для определенной цели или для кого-либо, чего-либо; особенное, исходя из его языкового содержания, выступает чем-то средним, промежуточным между общим и единичным (отдельным). С другой стороны, отдельное также в некоторых значениях определяется и как особенное, и как часть, противоположная целому. Абстрагируясь от частностей, можно говорить о существовании пары «единичное-общее», между которыми вклинивается «особенное» как общее по отношению к единичному (результат определенной степени обобщения), и как единичное по отношению к общему (результат определенной конкретизации, обособления), особняком также стоит термин «отдельное», которое нельзя рассматривать как парный по отношению к общему, поскольку оно показывает нечто, стоящее особняком, но не обязательно выступающее особенным или единичным, а способное быть также частью. При этом термины "частное" и "специальное" можно считать синонимичными термину "особенное". Языковая характеристика, таким образом, не дает полноценного ответа на вопрос о содержании общего, особенного и единичного, а также отдельного, а задает лишь обтекаемые контуры искомых терминов.

На важность языковой стороны правового регулирования в свое время очень точно указывал А.Ф. Черданцев, по мнению которого, идеальные объекты как средства правового регулирования выступают в единстве мысли и знака как логико-языковые феномены, из чего можно сделать вывод, что без языка нет и не может быть правового регулирования [29]. Для понимания специфических черт общего, особенного и единичного это означает, что при конструировании правовых предписаний и определении правовых феноменов необходимо учитывать не только философскую сущность этих категорий, но и их языковое своеобразие, в силу логико-языковой природы права, выступающего системой идеальных объектов.

Также нужно учитывать, что языковая характеристика общего, особенного и единичного, и связанных с ними слов не позволяет точно определиться со значением и смыслом, но указывает на связь с данными терминами слова "отдельное", "всеобщее", что уточняется уже при философской характеристике. Общее, особенное и единичное с языковой точки зрения есть результат обобщения, обособления и других сходных операций с единичными объектами. При этом, если единичное рассматривается и как понятие об объекте, и как сам объект, то общее и особенное - результат логических операций с понятиями, сфера идеальных объектов. Языковая характеристика социальной стороны категорий общего, особенного и единичного связывает их с родственными и семейно-родовыми отношениями, т.е. в социальной сфере данные категории характеризуют систематизацию, классификацию, т.е. группировку людей в те или иные социальные общности.

В уголовно-правовой литературе философские категории далеко не часто становятся предметом научного анализа. Можно назвать, например, работу А.И. Марцева "Диалектика и вопросы теории уголовного права", который выделяет три категории, соответствующие трем основным уголовно-правовым явлениям - преступление, уголовная ответственность и уголовное наказание, и анализирует их на предмет взаимосвязи с категориями диалектики [18]. Однако, общее, особенное и единичное ученый в своем исследовании не затрагивает. Интересным также представляется подход В.Е. Жеребкина, он пишет, например, что "квалификация преступления направлена на познание отдельного, единичного", и также, что "правильно квалифицировать преступление - значит дать четкий ответ на вопрос о том, элементом какого класса (множества) является деяние" [16]. Интерес к этому подходу может состоять, на наш взгляд, в том, что ученый, по сути, говорит о проблемах общего, особенного и единичного во взаимосвязи с понятиями теории права и уголовного права, но не с позиции этих категорий, а с точки зрения теории множеств, а также рода и вида. Отсюда можно сделать два вывода: во-первых, уголовно-правовые понятия вполне могут быть исследованы как общие и особенные (о единичном скажем отдельно), и во-вторых, рассмотрение уголовно-правовых понятий с точки зрения вида и рода, а также множества и элемента, хотя и связано с категориями общего, особенного и единичного, но показывает не специфику этих категорий, а взаимоотношения на уровне "род-вид" и "множество-элемент". Последнее обстоятельство выводит на проблему соотношения системности уголовного права с категориями общего, особенного и единичного. Системность уголовного права с этих позиций предполагает и встроенность его в систему права и правовую систему, соответствие всем общим признакам права, элемента системы права, отрасли права, и, в то же время, внутренне согласованное строение на основе степени общности уголовно-правовых предписаний. Категории общего, особенного и единичного описывают системность уголовного права и позволяют, например, выйти на классификацию уголовно-правовых норм, и, в частности, на деление этих норм на общие и специальные.

Проблема общих и специальных норм, а также их конкуренции в уголовном праве ярко иллюстрирует проявления закономерностей общего, особенного и единичного. З.А. Незнамова, например, рассматривает вопрос о том, какие нормы следует считать общими, какие специальными, и в чем различие между ними. «Необходимость выделения специальных норм обусловливается существенными различиями в характере и степени общественной опасности некоторых видов деяний, предусмотренных общей нормой, которая не позволяет в должной мере учесть эти различия. В некоторых случаях возникает потребность изменить пределы уголовной ответственности в сторону либо сужения, либо расширения по сравнению с общей нормой. Наконец, конструирование специальных уголовно-правовых норм производится для конкретизации уголовного закона, обеспечения его определенности. Выражаясь уголовно-правовой терминологией, в общей норме излагается общий состав преступления, а в специальной – специальный состав, который совпадает по своим признакам с общим, но выделен из него законодателем в самостоятельную норму вследствие особенностей объекта, объективной и субъективной стороны, субъекта преступления» [19]. Тот же смысл названным разновидностям уголовно-правовых норм придает Л.В. Иногамова-Хегай: «…общая норма представляет собой понятие, имеющее большую степень обобщения, включающее в себя множество случаев, явлений, а специальная является одним из таких случаев. При таком соотношении всегда применяется специальная норма, которая уже по объёму, т.е. представляет собой индивидуальный случай из множества. Эта норма имеет в обязательном порядке все существенные признаки общей нормы и конкретизирует один из них» [17]. Итак, общая норма представляет собой наиболее общее нормативное понятие о некотором единичном случае, о единичном общественном отношении, подпадающем под ее регулирование, отражает только самые общие черты этого отношения, объединяющие его с большой группой подобных отношений, специальная же норма представляет собой понятие меньшей общности, т.е. более конкретизированное описание единичного объекта, иначе говоря, особенное. Общая норма в то же время может рассматриваться и как родовое понятие (например, понятие преступления) по отношению к видовым понятиям (понятия групп преступлений), которые будут выступать особенными для данного общего. Следует упомянуть также исключительные нормы, юридическое содержание которых предусматривает настолько специфический случай, что он хотя и содержит в себе признаки общей нормы (общего), но его собственные черты выделяют его из рамок данного общего и предопределят особый правовой режим регулирования. Например, норма о необходимой обороне, разрешающая причинение смерти ри определенных условиях, хотя и содержит в себе особенные признаки убийства, но не предполагает общего признака преступления (особенным по отношению к которому выступате понятие убийства) - уголовной противоправности, поскольку это ситуация разрешенного причинения вреда. В связи с чем для причинения смерти в состоянии необходимой обороны при отражении посягательства на жизнь общим понятием будет не понятие преступления, а понятие непреступного уголовно-правового деяния [11]. Подобная логика рассуждений может быть применена и по отношению к другим обстоятельствам, исключающим преступность деяния, и основаниям, исключающим уголовную ответственость за рамками главы 8 УК РФ. Здесь как раз и проявляется одна из важнейших закономерностей взаимосвязи общего, особенного и единичного: единичное и особенное всегда в рамках общего. Если же имеет место феномен иного характера, значит у него, как у единичного (и особенного) есть свое собственное общее. Различная природа конкретных явлений предполагает различия между общими, особенными и единичными понятиями о них.

В теории права эту мысль относительно соотношения общей и специальной норм, показывающую необходимость учета закономерностей общего и особенного, высказывает, например, И.Н. Васев. «В любом случае необходимо помнить, что специальная норма органически вытекает из общей, является ее частным случаем, хотя бы ею и устанавливается иное правило поведения. А потому специальная норма не может устанавливать принципиально иное по правовой природе правило, нежели то, которое заложено в общей норме. Специальная норма – продолжение общей. Она лишь призвана приспособить правовой инструментарий к особой ситуации, но ни в коем случае не преследует целы выведения этого особого казуса из «гравитационного поля» общей нормы. В определенном смысле можно сказать, что к указанному казусу применима как общая, так и специальная нормы (как одинаковые «по духу»), и лишь в технико-юридическом отношении мы делаем выбор в пользу специальной. Именно поэтому специальная норма не может делать «идеологического» изъятия из общей нормы: она может не соответствовать ей в юридико-техническом смысле, но никак не в смысле «духа» права» [7]. Общее, таким образом, «раскладывается» на особенные его проявления, существуя в каждом из них, их объединяя, поэтому особенное именно этого общего всегда содержит его черты. В противном случае это особенное относится к другому общему.

В уголовном праве можно выделить также ещё одну проблему (отчасти о ней уже упоминалось в приведенной цитате из работы З.А. Незнамовой), выступающую проявлением категорий общего, особенного и единичного, и связанную с вопросом об общей и специальной норме. Это проблема общих и специальных составов. Существует несколько подходов к их разграничению, сложно хотя бы один считать более или менее общепринятым. Н.А. Бабий говорит об общих и специальных составах преступлений. «Общим является состав единичного преступления определенного вида, из которого законодатель в целях дифференциации ответственности на основе специального признака выделил самостоятельный состав, именуемый в связи с этим специальным составом. Соотношение общего и специального составов состоит в том, что общий состав охватывает собой все возможные проявления определенного преступления, кроме его специальных видов, а специальный – только узкую часть этого круга или специальные виды этого преступления. Специальный состав содержит в себе все признаки основного состава и дополнительно – специальный признак» [3]. А.А. Тер-Акопов предлагает собственное видение проблемы общих и специальных составов. По его мнению, «специальный состав преступления – это совокупность закрепленных отдельными уголовно-правовыми нормами признаков, характеризующих содержание и структуру преступлений, посягающих на специальные сферы общественных отношений, обеспечивающих безопасность личности, общества и государства» [23]. В таких составах, по мнению А.А. Тер-Акопова, специальный характер имеют все элементы, т.е. специальные субъекты посягают на специальные объекты путем специальной объективной стороны.

При всех вопросах, которые вызывает классификация составов на общие и специальные, следует признать ее научную ценность и познавательный интерес. С одной стороны, есть определенное пересечение с делением норм уголовного права на общие и специальные, с другой – различие состоит, скорее, в стадиях правового регулирования, выделение общих и специальных составов имеет смысл на этапе конструирования Особенной части Уголовного кодекса, а также при размещении того или иного нового состава в определенной главе и разделе, выделение же общих и специальных норм в большей степени значимо уже в процессе правоприменения при преодолении конкуренции между ними. Однако, и в том, и в другом случае необходимо учитывать закономерности общего, особенного и единичного, и прежде всего – языковой смысл этих категорий, для того чтобы правильно сконструировать состав и в дальнейшем применить содержащую его уголовно-правовую норму.

Таким образом, в уголовном праве проблема общей и специальной нормы, а также общих и специальных составов, выступает проявлением действия закономерностей общего, особенного и единичного «в чистом виде» (то есть, когда категории общего, особенного и единичного непосредственно выражены в частнонаучных проблемах, а не выводятся опосредованно, через систему взаимосвязей со смежными явлениями). При этом, уголовный закон, равно как и уголовно-правовая доктрина, оформляющиеся путем языковых, идеальных объектов, опираются на общеязыковые требования и общеязыковые смыслы. В связи с чем, например, правила о соотношении между собой общей и специальной нормы при их конкуренции, равно как и их взаимообусловленность между собой, полностью адекватны языковому пониманию категорий общего, особенного и единичного. В то же время следует признать ограниченность семантической характеристики названных категорий, она может быть рассмотрена лишь как этап раскрытия их содержания применительно к уголовному праву, хотя и как этап необходимый.

Отдельно следует сказать о проявлениях единичного в уголовно-правовой сфере. Хотя категории общего, особенного и единичного связаны между собой и представляют определенные уровни абстракции при познании тех или иных явлений и процессов, нормативный характер права позволяет говорить о проявлении в правовой материи только общего и особенного. Норма уголовного права представляет собой определенный результат обобщения реальности, рассчитана на многократное применение, на неопределенный круг случаев и т.п. Единичным такая норма может считаться только как единичное правило поведения, то есть исключительно по форме. С точки зрения содержания любая правовая норма, в том числе и норма уголовного права, представляет собой "особенное", единичным, по отношению к норме будет выступать конкретное уголовно-правовое отношение. Отражение лингвистического смысла категорий общего, особенного и единичного проявляется во взаимосвязи уголовно-правовой нормы общего характера, специальной уголовно-правовой нормы и уголовно-правового отношения.

Безусловно, сложно сконструировать уголовный закон таким образом, чтобы его общая часть содержала только общие предписания для всех составов преступлений, а особенная часть предусматривала только составы преступлений. Правовой текст хотя имеет своего "автора", "творца", но подчиняется и своим внутренним закономерностям. На эти закономерности и предлагает обратить внимание аналитическая философия права. При этом учет специфики категорий общего, особенного и единичного в русле, задаваемом этой философией права, т.е. с языковой стороны, позволит приблизить уголовно-правовые предписания к выполнению требований их определенности, понятности и доступности адресату. Но даже если законодатель не учитывает специфику общего, особенного и единичного, она все равно находит свое проявление в правопрмменительной практике. Некоторые явные дефекты исправляет Конституционны Суд РФ (признание неконституционной ст. 159.4 УК РФ, например), некоторые корректируются Пленумом Верховного Суда РФ (непризнание спонсорской помощи, не предполагающей личное обогащение, получением взятки, например), некоторые толкуются по принципу "и так тоже может быть" (ст. 159.6 УК РФ, например). Уголовное право, как и всякий инструмент юридического упорядочения социальной реальности оценивается по его функционированию. Следует, однако, помнить, что явное отсутпление от фундаментальных закономерностей в конце концов приводит к дисфункции отдельных законодательных предписаний.

Библиография
1. Абрамов Н. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. URL: http://ivanov-portal.ru/abramov3.html
2. Александров А.И. Философия зла и философия преступности (вопросы философии права, уголовной политики и уголовного процесса). 2е изд., перераб. и доп. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2020.
3. Бабий Н.А. Учение о структуре и составе преступления: монография. В 2 кн. Кн. II. Элементы, признаки и виды составов преступлений. М.: Юрлитинформ, 2019. С. 337.
4. Багриновский Г.Ю. Этимологический словарь русского языка: более 5000 слов. М.: Астрель: АСТ, 2009. С. 421.
5. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов: пер. с фр. / общ. ред. и вст. ст. Ю.С. Степанова. М.: Прогресс-Универс, 1995. С. 313-318.
6. Бочкарев С.А. Философия уголовного права: постановка вопроса. М.: Норма, 2019. С. 318.
7. Васев И.Н. Коллизионное правовое регулирование в России: вопросы теории и практики: учеб.-практ. пособие. М.: Юрлитинформ, 2016. С. 23.
8. Витгенштейн Л. Философские исследования / пер. с. Нем. Л. Добросельского. М.: АСТ, 2019. С. 12.
9. Вишнякова О.В. Словарь паронимов русского языка. URL: https://paronimov.slovaronline.com/
10. Гадамер Х.Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. С. 38.
11. Гарбатович Д.А. Квалификация непреступных уголовно-правовых деяний. М.: Юрлитинформ, 2017. С. 15.
12. Даль В.И. Толковый словарь русского языка: современное написание. М.: Астрель: АСТ: Хранитель, 2008. С. 450.
13. Дидикин А.Б. Аналитическая философия права: истоки, генезис и структура. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2016. С. 5.
14. Дидикин А.Б., Оглезнев В.В. Онтология и эпистемология права: аналитическая традиция: монография. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2012. С. 45.
15. Ефремова Т.Ф. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. Режим доступа: URL: https://efremova.slovaronline.com/
16. Жеребкин В.Е. Логический анализ понятий права. Киев: Виша школа, 1976. С. 15.
17. Иногамова-Хегай Л.В. Концептуальные основы конкуренции уголовно-правовых норм: монография. М.: Норма, ИНФРА-М, 2015. С. 35.
18. Марцев А.И. Диалектика и вопросы теории уголовного права. Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1990.
19. Незнамова З.А. Коллизии в уголовном праве: монография. Екатеринбург: Изд-во «Cricket», 1994. С. 45.
20. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка: Ок. 100000 слов, терминов и фразеологических выражений / под ред. Л.И. Скворцова. 27-е изд., испр. М.: ООО «Издательство Оникс»: ООО «Издательство Мир и Образование», 2010. С. 288.
21. Пычева О.В. Герменевтика уголовного закона: дисс... канд. юрид. наук: 12.00.08. Ульяновск, 2006. С. 170.
22. Русский словарь by Farlex. Самый полный словарь русского языка и тезаурус. М.: Лидер, 2010. С. 35.
23. Тер-Акопов А.А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. М.: Юркнига, 2003. С. 148.
24. Толковый словарь русского языка: более 15 000 слов / под ред. Д.Н. Ушакова. М.: АСТ: Астрель. 2010. С. 503.
25. Флетчер Дж., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. М.: Юристъ, 1998. С. 12.
26. Фулер Л.Л. Мораль права / пер. с англ. Т. Даниловой. Москва; Челябинск: ИРИСЭН, Социум, 2016. С. 18.
27. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. 2-е изд., стер. СПб.: Наука, 2008.
28. Харт Г. Л. А. Понятие права / Пер. с англ.; под общ. ред. Е.В.Афонасина и С.В.Моисеева. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007. С. 45.
29. Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в юриспруденции: монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2016. С. 12.
30. Честнов И.Л. Постклассическая теория права. Монография. СПб.: «Алеф-Пресс», 2012. С. 289.
31. Шептулин А.П. Диалектический метод познания. М.: Политиздат, 1983. С. 36-37.
32. Этимологический словарь современного русского языка / сост. А.К. Шапошников: в 2 т. Т. 2. 3-е изд., стер. М.: ФЛИНТА, 2019. С. 42.
References
1. Abramov N. Slovar' russkikh sinonimov i skhodnykh po smyslu vyrazhenii. URL: http://ivanov-portal.ru/abramov3.html
2. Aleksandrov A.I. Filosofiya zla i filosofiya prestupnosti (voprosy filosofii prava, ugolovnoi politiki i ugolovnogo protsessa). 2e izd., pererab. i dop. SPb.: Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 2020.
3. Babii N.A. Uchenie o strukture i sostave prestupleniya: monografiya. V 2 kn. Kn. II. Elementy, priznaki i vidy sostavov prestuplenii. M.: Yurlitinform, 2019. S. 337.
4. Bagrinovskii G.Yu. Etimologicheskii slovar' russkogo yazyka: bolee 5000 slov. M.: Astrel': AST, 2009. S. 421.
5. Benvenist E. Slovar' indoevropeiskikh sotsial'nykh terminov: per. s fr. / obshch. red. i vst. st. Yu.S. Stepanova. M.: Progress-Univers, 1995. S. 313-318.
6. Bochkarev S.A. Filosofiya ugolovnogo prava: postanovka voprosa. M.: Norma, 2019. S. 318.
7. Vasev I.N. Kollizionnoe pravovoe regulirovanie v Rossii: voprosy teorii i praktiki: ucheb.-prakt. posobie. M.: Yurlitinform, 2016. S. 23.
8. Vitgenshtein L. Filosofskie issledovaniya / per. s. Nem. L. Dobrosel'skogo. M.: AST, 2019. S. 12.
9. Vishnyakova O.V. Slovar' paronimov russkogo yazyka. URL: https://paronimov.slovaronline.com/
10. Gadamer Kh.G. Istina i metod: osnovy filosofskoi germenevtiki. M.: Progress, 1988. S. 38.
11. Garbatovich D.A. Kvalifikatsiya neprestupnykh ugolovno-pravovykh deyanii. M.: Yurlitinform, 2017. S. 15.
12. Dal' V.I. Tolkovyi slovar' russkogo yazyka: sovremennoe napisanie. M.: Astrel': AST: Khranitel', 2008. S. 450.
13. Didikin A.B. Analiticheskaya filosofiya prava: istoki, genezis i struktura. Tomsk: Izd-vo Tom. un-ta, 2016. S. 5.
14. Didikin A.B., Ogleznev V.V. Ontologiya i epistemologiya prava: analiticheskaya traditsiya: monografiya. Novosibirsk: Izd-vo NGU, 2012. S. 45.
15. Efremova T.F. Novyi tolkovo-slovoobrazovatel'nyi slovar' russkogo yazyka. Rezhim dostupa: URL: https://efremova.slovaronline.com/
16. Zherebkin V.E. Logicheskii analiz ponyatii prava. Kiev: Visha shkola, 1976. S. 15.
17. Inogamova-Khegai L.V. Kontseptual'nye osnovy konkurentsii ugolovno-pravovykh norm: monografiya. M.: Norma, INFRA-M, 2015. S. 35.
18. Martsev A.I. Dialektika i voprosy teorii ugolovnogo prava. Krasnoyarsk: Izd-vo Krasnoyar. un-ta, 1990.
19. Neznamova Z.A. Kollizii v ugolovnom prave: monografiya. Ekaterinburg: Izd-vo «Cricket», 1994. S. 45.
20. Ozhegov S.I. Tolkovyi slovar' russkogo yazyka: Ok. 100000 slov, terminov i frazeologicheskikh vyrazhenii / pod red. L.I. Skvortsova. 27-e izd., ispr. M.: OOO «Izdatel'stvo Oniks»: OOO «Izdatel'stvo Mir i Obrazovanie», 2010. S. 288.
21. Pycheva O.V. Germenevtika ugolovnogo zakona: diss... kand. yurid. nauk: 12.00.08. Ul'yanovsk, 2006. S. 170.
22. Russkii slovar' by Farlex. Samyi polnyi slovar' russkogo yazyka i tezaurus. M.: Lider, 2010. S. 35.
23. Ter-Akopov A.A. Prestuplenie i problemy nefizicheskoi prichinnosti v ugolovnom prave. M.: Yurkniga, 2003. S. 148.
24. Tolkovyi slovar' russkogo yazyka: bolee 15 000 slov / pod red. D.N. Ushakova. M.: AST: Astrel'. 2010. S. 503.
25. Fletcher Dzh., Naumov A.V. Osnovnye kontseptsii sovremennogo ugolovnogo prava. M.: Yurist'', 1998. S. 12.
26. Fuler L.L. Moral' prava / per. s angl. T. Danilovoi. Moskva; Chelyabinsk: IRISEN, Sotsium, 2016. S. 18.
27. Khabermas Yu. Vovlechenie drugogo. Ocherki politicheskoi teorii. 2-e izd., ster. SPb.: Nauka, 2008.
28. Khart G. L. A. Ponyatie prava / Per. s angl.; pod obshch. red. E.V.Afonasina i S.V.Moiseeva. — SPb.: Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 2007. S. 45.
29. Cherdantsev A.F. Logiko-yazykovye fenomeny v yurisprudentsii: monografiya. M.: Norma: INFRA-M, 2016. S. 12.
30. Chestnov I.L. Postklassicheskaya teoriya prava. Monografiya. SPb.: «Alef-Press», 2012. S. 289.
31. Sheptulin A.P. Dialekticheskii metod poznaniya. M.: Politizdat, 1983. S. 36-37.
32. Etimologicheskii slovar' sovremennogo russkogo yazyka / sost. A.K. Shaposhnikov: v 2 t. T. 2. 3-e izd., ster. M.: FLINTA, 2019. S. 42.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предмет исследования
Статья посвящена преимущественно вопросам семантического анализа понятий «общее», «особенное», единичные». Уголовно-правовой аспект раскрыт как бы «по ходу дела». В этой связи, есть основания полагать несоответствие статьи заявленной специальности 12.00.00.

Методология исследования
В статье использованы методы анализа, синтеза, диалектический, герменевтический, а также сравнительный методы. При этом формально-правовой метод практически не задействован, что для исследований юридического характера неприемлемо.
Актуальность
Актуальность тематики в целом усматривается ввиду необходимости проведения дальнейших исследований по герменевтическому анализу уголовно-правовых норм, что обусловливается, в том числе практико-прикладными проблемами сохраняющейся диверсификации порядка и условий правоприменительной практики.
Научная новизна
Научная новизна усматривается в контексте аутентичных авторских выводов. Например, «общая норма представляет собой наиболее общее нормативное понятие о некотором единичном случае, о единичном общественном отношении, подпадающем под ее регулирование, отражает только самые общие черты этого отношения, объединяющие его с большой группой подобных отношений, специальная же норма представляет собой понятие меньшей общности, т.е. более конкретизированное описание единичного объекта, иначе говоря, особенное». Вместе с тем едва ли справедливым будет сказать, что выводы такого характера отличаются новизной.

Стиль, структура, содержание
Стиль статьи характерен для статей о семантики вводного характера (курса). Юридическая лексика используется фрагментарно. Имеются некоторые неудачные предложения. Например: «Вопрос о тех или иных категориях диалектики в праве, правовых вопросах, правовых феноменах, правовой науке сложнее, чем может показаться на первый взгляд». Следует признать недостаточно органичным соотношение «вопрос о…правовых вопросах». Кроме этого, неожиданно (на фоне предшествующего описания) появился термин «диалектика». Также непонятно, как автор различает «правовые вопросы» и «правовые феномены? Почему используется единственное число «вопрос»? Не вполне сбалансированы по объему категории «правовые вопросы» и «правовая наука». Почему это автор решил, что это «вопрос» не так сложен? Имеются отдельные орфографические и пунктуационные ошибки в разных частях текста.
Структура
Структура статьи разделена на два блока. В первом блоке, который охватывает более половины текста, содержатся цитаты из различных словарей, отражающие подходы к определению понятий «общее», «особенное», «единичное». Авторского участия в анализе семантики практически нет. Второй блок структуры составляют тезисы о соотношении общих и специальных норм, которые хорошо известны из учебников по уголовному праву.
Содержание
1. Представляется целесообразным сократить часть работы с выдержками из словарей о понятиях «общее», «особенное» и «единичное», поскольку за приведенными извлечениями совершенно незаметен автор.
2. В завершении статьи автор соотносит понятия «общее» и «особенное» в уголовном праве, а относительно «единичного» как будто бы забыто. Это неправильно в свете заявленного наименования статьи, а также приведения многочисленных подходов к его определению из словарей.
3. Логическая связь между первым и вторым блоками весьма зыбкая. Иными словами, усматривается разрыв между множественными словарными вариантами определения понятий «общее», «особенное», «единичное» и их уголовно-правовой квалификацией.
4. Недостаточно раскрыта так называемая диалектическая связь, а также имманентные закономерности ее имплементации в соотношении понятий общей и специальной нормы, особенной и единичной. Непонятно, что имеет в виду автор под «единичным «в чистом виде»».
Библиография
В начале статьи автор говорит о развитии учений о языке и его роли в наукознании. Однако, как можно забыть о том, что у основ этих учений стояли Гадамер, затем Хайдеггер и Хабермас – не вполне понятно (Витгенштейн приведен уместно).

Апелляция к оппонентам
Апелляционный блок не выявлен. При этом автор достаточно активно приводит позиции различных авторов.
Выводы, интерес читательской аудитории
Статья малоинтересна ввиду переполненности цитат из словарей, которые ничего по сути нового в развитие герменевтического анализа уголовно-правовых норм не привносят. Структура работа несбалансированна: два разорванных блока. При этом предмет (уголовно-правовой блок) раскрывается весьма поверхностно, каких-то новых мыслей на этот счет не высказано. Думается, что статья могла бы стать более интересной, если автор сократит цитатную часть словарей, добавить больше материала по уголовно-правовой тематике, выскажет собственные оригинальные суждения. Кроме того, было бы неплохо, допустим, соотнести категории «общего» и «синтетического», «обобщенного», посмотреть на корреляции «синтетического» и «специального», системного применительно к «общему» и преломлению в «специальное» и «единичное»; подумать над процессом перехода «общего» в «единичное» и обратно, посмотреть на «локации» особенного в ракурсе «общее-единичное».

Результаты процедуры повторного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предмет исследования довольно обширный и посвящен семантическому анализу категорий «общего, особенного и единичного в уголовном праве».
Методология исследования – ряд методов, правильно используемых автором: синтаксический, лингвистический, формально-юридический, анализ и синтез, логика и др.
Актуальность обоснована автором во введении к статье и выражается в следующем: «Научное познание уголовно-правовых феноменов несколько отстает от общетеоретической науки о праве, что при присущей уголовному праву консервативности не удивляет, но требует постановки вопросов, практически не характерных для современной отечественной уголовно-правовой доктрины России». Тут же автор при постановке проблемы говорит о том, что «К таким вопросам относится заявленные в заголовке статьи категории общего, особенного и единичного, их проявление в уголовно-правовой сфере, их лингвистический анализ».
Научная новизна хорошо обоснована в исследовании автора. Стиль, структура, содержание заслуживают особого внимания. Исследование имеет все необходимые структурные элементы: актуальность, постановка проблемы, цели и задачи, предмет, научная новизна, методология и выводы. Стиль работы хороший, она легко читается и носит исследовательский характер. Содержание отражает существо статьи.
Автор логично подводит читателя к существующей проблеме. В начале статьи автор акцентирует внимание читателя на предмете статьи. Он показывает, что «Особое внимание к языковой, семантической стороне категорий, понятий, терминов в философии и в философии права отмечается со второй половины XX века». Автор отмечает «…многие философские проблемы уголовного права выносятся в предмет криминологии, однако проблема языка уголовного закона, абстрактности и казуистичности его предписаний в свете постоянного реформирования УК РФ стоит на сегодняшний день достаточно остро» и приводит высказывания философов.
Далее автор переходит к анализу понятия «лингвистический поворот», используя ссылки на работы оппонентов: «В правоведении и философии права лингвистический поворот приводит к формированию аналитической философии права (аналитической юриспруденции)» и отмечает: «Аналитическая философия права на сегодняшний день выступает одним из полноценных методологических направлений познания правовых явлений, ведущим методом которого выступает языковой, лингвистический подход…», «…можно утверждать, что степень внимания к языковым аспектам уголовного закона постепенно повышается». Далее автор замечает «Обращение к языку права, к терминам, их смыслам и значениям, одним словом, формирование юриспруденции понятий, стало трендом современной западной и отчасти российской философии права», «Получается, как бы двусторонняя взаимосвязь: с одной стороны, языковую определенность требует от уголовного закона его социальное назначение, с другой - будучи определенным с языковой точки зрения, уголовный закон придает определенность правоприменительной деятельности».
Переходя к анализу вопроса «лингвистический анализ категорий общего, особенного и единичного», автор правильно показывает, что начать «…необходимо с из краткой лексической характеристики» и раскрывает эти категории используя толковые словари русского языка. При этом автор отмечает: «…следует констатировать, что конструкторы уголовно-правовых норм далеко не всегда учитывают диалектическую природу понятия, с которым работают», раскрывает его и делает вывод: «Для более угулбленного рассмотрения языковой сущности общего, особенного и единичного обратимся к их этимологии», «Абстрагируясь от частностей, можно говорить о существовании пары «единичное-общее», между которыми вклинивается «особенное»…». Примеры подкрепляются ссылками на источники. Автор замечает: «Для понимания специфических черт общего, особенного и единичного это означает, что при конструировании правовых предписаний и определении правовых феноменов необходимо учитывать не только философскую сущность этих категорий, но и их языковое своеобразие…» и делает правильный вывод: «…уголовно-правовые понятия вполне могут быть исследованы как общие и особенные (о единичном скажем отдельно) …». Примеры подкрепляются ссылками на оппонентов и делается вывод: «Категории общего, особенного и единичного описывают системность уголовного права…».
Переходя к анализу вопроса «соотношения общей и специальной норм…», автор, анализируя работы оппонентов, правильно показывает, что «…общая норма представляет собой наиболее общее нормативное понятие о некотором единичном случае, о единичном общественном отношении, подпадающем под ее регулирование». Правда надо отметить, что одним из общеправовых принципов является «применение специальной нормы».
При этом автор отмечает: ««Отражение лингвистического смысла категорий общего, особенного и единичного проявляется во взаимосвязи уголовно-правовой нормы общего характера, специальной уголовно-правовой нормы и уголовно-правового отношения…».
В заключение автор подводит итог: «Безусловно, сложно сконструировать уголовный закон таким образом, чтобы его общая часть содержала только общие предписания для всех составов преступлений, а особенная часть предусматривала только составы преступлений» и приводит свои доводы, в частности «При этом учет специфики категорий общего, особенного и единичного в русле, задаваемом этой философией права, т.е. с языковой стороны, позволит приблизить уголовно-правовые предписания к выполнению требований их определенности, понятности и доступности адресату». Как нам кажется, приведены конкретные, однозначные и дающие для практики и теории выводы. Необходимо констатировать, что журнал, в который представлена статья является научным, и автор направил в издательство статью, соответствующую требованиям, предъявляемым к научным публикациям, в частности для научной полемики он обращается к текстам научных статей оппонентов. Библиография достаточно полная и содержит большое количество современных научных исследований, к которым автор обращается. Это позволяет автору правильно определить проблемы и поставить их на обсуждение. Он, исследовав их, раскрывает предмет статьи.
К замечаниям можно отнести отсутствие указания на даты обращения к интернет ресурсам. И похоже вкралась небольшая неточность, вероятно даже описка, точнее будет: «Nullum crimen sine poena, nulla poena sine lege».
Апелляция к оппонентам в связи с вышесказанным присутствует. Автором используется материал других исследователей. Выводы – работа заслуживает опубликования, интерес читательской аудитории будет присутствовать.