Исследование связи временной перспективы и саморегуляции в трудной жизненной ситуации

Способность определять и достигать цели во временной перспективе является условием сохранения личностной целостности в общем жизненном пространстве. В сложных обстоятельствах детерминация субъектной активности временем выступает регуляторным ресурсом и, как следствие, основанием выбора оптимальной стратегии совладания с трудностями: осознание своих регуляторных умений в прошлом и перенос достижений в будущее становится одним из механизмов успешного преодоления проблем.

Сегодня вопросы временной перспективы активно изучаются в философии, культурологии, социологии, педагогике и ряде других наук. Психологический аспект исследований включает в себя анализ социальной реальности времени (А. К. Болотова, К. Левин, К. Муздыбаев), клинической картины временной ориентации (Н. Н. Брагина, В. С. Хомик, К. Ясперс), типологии личности и стилей жизни (В. Н. Дружинин, К. А. Абульханова), проявлений в онтогенезе (Н. Н. Толстых) и т. д. Однако проблема временного регулирования событийности остается недостаточно разработанной. Наш интерес к вопросам временной перспективы связан с изучением ее регуляторного значения в трудной жизненной ситуации, в отношении которой большинство исследователей основную временную динамику связывают с дезориентировкой целей будущего и потерей смыслов настоящего. Так, по В. В. Нурковой и К. Н. Василевской трудные жизненные ситуации могут разбалансировать событийную реальность и внести изменения во временную перспективу личности настолько, что будущее перестает прогнозироваться. При этом неопределенность дезориентирует цели и устоявшиеся программы действий, само будущее теряет позитивную направленность, настоящее становится хаотичным, а ресурс прошлого сужается ^[10].

Дефиниция «временная перспектива» стала активно применяться в психологии после введения Л. Фрэнком понятия жизненного пространства, состоящего из прошлого, настоящего и будущего времен. Однако до сегодняшнего дня наблюдается методологическая нечеткость данного термина и многообразие аналогичных по содержанию понятий (временная ориентация, временная трансспектива, время личности, временное поле и др.). В своем исследовании мы будем придерживаться определения временной перспективы и временной ориентации, данные Ф. Зимбардо. По его мнению, временная перспектива – это система установок, ценностей и убеждений, связанная со временем и отражающая когнитивный, эмоциональный и социальный аспекты. Формируется временная перспектива как опыт установления связей относительно времени собственной жизни. По результатам исследований Ф. Зимбардо и Дж. Бойда, у людей в основном доминирует конкретная временная перспектива, влияющая на восприятие и оценку событий жизни и выбор стратегии поведения ^[5]. Вместе с тем гибкая ориентация на время жизни больше способствует адаптации и достижению целей в конкретной ситуации. Введенное авторами понятие временной ориентации отражает суть оценки размышлений человека о прошлом, настоящем и будущем. Баланс временной ориентации достигается в стабильной жизненной ситуации, жизненные трудности приводят к тому, что человек начинает выбирать для оценки значимость одного из времени. Это и определяет в свою очередь его доминирование при постановке и принятии цели активности, в то время как сбалансированная временная перспектива помогает человеку гибко переходить от оценки прошлого опыта к целям настоящего и представлениям о достижении этих целей в будущем. Как считают А. Сырцова и О. В. Митина, подобное соотношение временных ориентаций оптимально как для психологического и физического здоровья в целом, так и для адаптации к конкретным условиям ^[13]. Дополним идеи авторов мнением Ж. Нюттена о том, что важнейшей единицей анализа временной перспективы является интеграция связей между действиями в настоящем и событиями прошлого или будущего ^[11].

Регуляторное значение временной перспективы наиболее полно представлено в мотивационном и типологическом подходах, в соответствии с которыми содержание и динамика временной перспективы влияют на построение целей и жизненных планов. В работах К. Левина показано, что события прошлого, отражаясь в настоящем, определяют мотивацию действий человека в будущем. Средствами подобного обусловливания являются когнитивное оценивание событий и их эмоциональное переживание ^[7]. По мнению Б. В. Зейгарник, мотивационная перспективность прошлого опыта заключается в умении объективно оценивать возникшую ситуацию в развернутой временной перспективе для определения реальных и достигаемых целей ^[3]. Временную перспективу Н. Н. Толстых связывает с предметно-пространственной характеристикой мотивов, а именно, с проекцией на нее мотивационной сферы. Автор полагает, что временная перспектива есть заданная культурой форма субъектной интенциональности, сочетающая в себе темпоральные и пространственные свойства, и репрезентирующая весь психологический хронотоп человека. Проекция мотивации включает в себя кроме предметного содержания мотива антиципацию реализации его во времени ^[14]. Ориентируясь на данное мнение, уточним, что рассмотрение вопросов временной перспективы должно осуществляться в общем контексте жизненного времени. Так, по К. А. Абульхановой, категория жизненного времени включает в себя психологическую, личностную и собственно жизненную перспективу. Психологическая (когнитивная) перспектива – способность осознанно строить жизненные планы, прогнозировать собственные возможности в будущем. Личностная перспектива предполагает возможность на конкретном возрастном этапе предвидеть будущее и готовиться к достижению его в настоящем. Жизненная перспектива, по мнению автора, есть реальный потенциал личности, базирующийся на прошлом опыте, уровне развития и актуальных способностях. При этом эффективность временной организации зависит от следующих факторов: долговременность и оптимальность планирования, внешняя или внутренняя детерминация целей, удовлетворенность либо неудовлетворенность реализацией планов, степень активности личности, планирование конкретной деятельности или планирование перспектив ^[1].

Методика исследования

Как было сказано выше, анализ временной перспективы представляется важным прежде всего с точки зрения определения жизненных целей и прогнозирования результатов их достижения. Поэтому целью нашего эмпирического исследование стало изучение связи факторов временной ориентации со стилевыми параметрами саморегуляции в трудной жизненной ситуации.

Испытуемыми выступали субъекты трудной жизненной ситуации в возрасте 32–45 лет (152 чел.). В выборку вошли только те испытуемые, которые оценили свою актуальную событийность как чрезмерно трудную, но которые при этом смогли адаптироваться к сложным условиям жизни за счет включения дополнительных ресурсов. Симптоматические признаки напряженной адаптированности к трудной ситуации на стадии формирования выборки изучались оценочными шкалами психоэмоциональных состояний (Л. Д. Малковой, Т. А. Немчина, Н. В. Паниной) и самоотчетами о соматических проявлениях. Общее психофизиологическое состояние испытуемых можно охарактеризовать как астеническое с низкой продуктивностью.

Осознанная саморегуляция произвольной активности измерялась опросником «Стиль саморегуляции поведения (ССПМ)» В. И. Моросановой, позволяющим оценить как общий уровень саморегуляции, так и его отдельные параметры: планирование (постановка и принятие целей), моделирование (выбор условий достижения цели), программирование (построение программ конкретных действий по достижению целей) и оценивание результатов собственной активности по достижению целей. Кроме того, применяемый нами для диагностики опросник изучает развитость регуляторных качеств – самостоятельности и гибкости. Самостоятельность отражает умение автономно принимать решения, планировать свою деятельность, а гибкость – оптимальность внесения корректив в выбранные модели и программы действий.

Исследование временной перспективы осуществлялось тестом ZTPI (Zimbardo Time Perspective Inventory) в модификации А. Сырцовой. Данный тест включает в себя пять шкал, аналогичные пяти факторам, по которым нами проводились корреляционный и регрессионный анализы. Первая шкала – «гедонистическое настоящее», выражающая беспечное отношение ко времени или жизни, ориентацию на удовлетворение актуальных потребностей и отсутствие заботы о будущих последствиях. Вторая – «будущее», которая выступает показателем направленности на достижение цели, планирование и реализацию будущих результатов. Третья шкала – это «фаталистическое настоящее», свидетельствующая о беспомощном и безнадежном отношении к будущему и жизни в целом при обреченности настоящего. Четвертая – «негативное прошлое», исследующая общее пессимистическое, отрицательное отношение к прошлому, в котором отражается неудачный опыт переживания травмирующих событий. Пятая шкала – «положительное (позитивное) прошлое» – отражает позитивную реконструкцию прошлого опыта.

Результаты и их обсуждение

Основной задачей исследования на первом этапе было определение связи временных факторов с параметрами личностной саморегуляции произвольной активности.

Таблица 1

Корреляционные связи временных факторов с параметрами стиля саморегуляции

Примечание: для параметров стиля осознанной саморегуляции в скобках указаны средние баллы при следующем распределении значений: 0–3,0 – низкие значения, 3,1–4,5 – значения ниже среднего уровня, 4,6–6,1 –средние значения, 6,2–7,5 – значения выше среднего уровня.

Показатели параметров осознанной саморегуляции у субъектов трудной жизненной ситуации снижены, что в целом характеризует стиль управления собственной активностью как малоэффективный. Отмечается слабая самостоятельность процессов постановки цели, зависимость моделирования и программирования от содержания ситуации, импульсивность при внесении изменений в разработанные программы действий. Регуляторные процессы гибкие, но вместе с остальными показателями по выборке гибкость не способствует продуктивному реагированию на динамику самой ситуации. Сохраняется адекватность оценивания регуляторной активности, но и она не приводит к продуктивности и устойчивости результата. Однако отбор испытуемых как адаптированных к ситуации свиде