Роль пространственной эмансипации в формировании гендерной идентичности украинских образованных женщин (конец XIX - начало XX вв.)

Толстокорова Алиса Валерьевна кандидат филологических наук научный эксперт, Киев независимый научный эксперт Tolstokorova Alissa Valerievna PhD in Philology scientific expert at International School of Equal Opportunities nezavisimyi nauchnyi ekspert alicetol@yahoo.com Другие публикации этого автора

"Мобильность – это один из аспектов свободы, и она является чем-то новым и захватывающим для женщин. Быть свободной для перемещения, ехать, куда хочется, не будучи наказанной за это психологически или физически, – это право, которое женщины лишь только начали обретать. […] кроме того, мобильность связана со свободой изобретения новых способов управления собственной жизнью, новых, более адекватных схем саморепрезентации” ^{[1, c. 256]}.

Каким образом доступ женщин к высшему образованию и их «пространственная эмансипация» повлияли на их участие в публичное пространство общества? Каким было влияние трансграничного трансферта знаний на гендерные роли, идентичности и о отношения на рубеже XIX и XX веков? Каков вклад украинских женщин, получивших образование в западно-европейских университетах, на социальный прогресс и демократические преобразования на родине? Данная статья делает попытку найти ответы на эти вопросы, рассматривая их в исторической ретроспективе и с точки зрения гендерного анализа. Исходной посылкой исследования является утверждение о том, что основным трендом мирового развития последних десятилетий является глобализация, зиждящаяся на торговле товарами, потоках капиталов и мобильности населения. Последняя особенность глобализации, усилившаяся в последние десятилетия, предопределила возникновение новой парадигматической перспективы в социальных науках – «парадигмы мобильности» ^[2], направленной на исследование вопросов мобильности и уделяющей особое внимание междисциплинарному диалогу на тему концептуального сдвига от изучения оседлого образа жизни к исследованию социальных импликаций мобильноcти.

В рамках этой парадигмы выполнено и данное исследование, основной целью которого является изучение независимой пространственноймобильности украинских женщин с исторической точки зренияис позиций гендерно-ориентированного анализа.

Актуальность данной темы определяется социальным заказом на концептуализацию различных аспектов автономной мобильности женщин как исторически нового явления, ставшего объектом изучения в последние десятилетия в силу усиливающийся феминизации международной миграции, отмечаемой в том числе и в Украине ^[3]. Одной из задач исследования, решению которой посвящена данная работа, является идентификация влияния процесса освоения женщинами пространственно-физической свободы в публичной сфере на рубеже XIX и XX столетий на демократизацию телесно-физического имиджа украинской горожанки с использованием метода «историоскопа». предложенным Л. Гумилёвым для обозначения предмета исторического рассмотрения от истории человечества в целом до истории отдельного человека. В данном исследовании он применяется для рассмотрения истории становления пространственной эмансипации украинских женщин.

Научная новизна работы состоит во введении аналитического концепта «пространственной эмансипации», через призму которого рассматривается обозначенная научная проблема. При этом данное понятие предлагается понимать в качестве расширения социально-пространственного контекста жизнедеятельности женщин как гендерной группы для достижения пространственной свободы в публичной сфере.

Социальный контроль женской телесно-физической ипостаси чаще всего осуществляется в завуалированной форме и как правило не осознается рядовыми членами общества, поскольку ему придается характер общественного престижа, оптимальной нормы поведения (mode of conduct) в определенной социальной группе, а также идеала гендерированного поведения – женственности или мужественности. Иначе говоря, он принимает характер «моды», «как постоянного и с позиций разума недостаточно объяснимого стермления к изменению всех форм проявления культуры» ^{[4, c. 11]}. Мода является востребованным социальным институтом, поскольку неукоснительное следование ей дает пропуск в элитные слои данного сословия.

Исторически, методы социального контроля пространственной свободы женщины могли приобретать весьма изощренные и даже жестокие формы. Так, в буддистском Китае этой цели (хотя не только ей) служила традиция «бинтования ног», деформировавшая их настолько, что в результате такие «ноги лотоса» практически теряли свою функциональность и исполняли исключительно декоративную функцию ^[5] (рис. 1).

Рис. 1. «Нога лотоса». Источник ^[6].

Традиционной и весьма утонченной формой подспудной регламентации пространственной свободы женщины являются каблуки. Исследователи ^[7] подметили, что мода на них непосредственно зависит от социального заказа (а скорее потребности правящих кругов) на массовое присутствие женщин в публичном пространстве, в частности составе трудовой силы. Так, в США и Европе после Второй мировой войны, когда мужчины стали возвращаться на свои рабочие места, занятые на период войны женщинами, последние стали лишними на рынке труда и всячески поощрялись оставлять работу, чтобы заниматься семьей и домом. Именно в этот период в моду входят высокие каблуки, ограничивающие физическую свободу женщины. Следующая волна интереса к ним со стороны индустрии моды приходится на годы консервативной реакции конца 1970-х гг., которым, как несложно предположить, предшествовал период популярности удобной и комфортной обуви.

К каблукам и платформам как формам регламентации свободы передвижения женщины прибегали во все времена и у разных народов. В Манчжурии для этого использовались громоздкие и неудобные «каблуки-чопины», достигавшие иногда 25 см в высоту (рис. 2, 3).

Рис. 2. Манчжурская женская обувь. Источник: ^[6]

Рис. 3. Каблуки-чопины. Источник: ^[6]

Затем мода на них перекочевала в Европу. Они прижились в Испании, где получили название «цоколли» (рис. 4) или «альбарка» (рис. 5), и в Итальянской Венеции, где в качестве «чополли» выросли до полуметра (рис. 6).

Рис. 4. Цоколли. Источник ^[6].

Рис. 5. Albarca de Cantabria. Источник ^[6].

Рис. 6. Венецианские каблуки. Источник ^[6].

Обувь этого типа была распространена среди аристократок в Турции и Марокко («кабкабы» и «налины»), Германии и Англии (металлические «паттены») (рис. 7).

Рис. 7. Металлические паттены (обувь для грязи). Источник ^[6].

Передвигаться на таких «ходулях» по узеньким мощеным улочкам средневековых городов женщинам было сложно, поэтому им требовались сопровождающие, поддерживающие их под руки. Таким образом, женщина всегда находилась под чьим-то зорким наблюдением, благодаря чему ее репутация была вне подозрения. Однако очень скоро то, что вначале было лишь удобной практикой безопасного поведения в общественных местах, приобрело характер предписания, поведенческого кодекса и, соответственно, «интеракционного порядка» ^[8], т.е. норм взаимодействия женщины с окружающим ее пространством. Знатная дама уже просто не имела права появляться на улицах города без сопровождения, а если и выходила из дома, то только для светских развлечений и походов по магазинам в кампании кого-то из домашних.

Одинокая женщина в пути вызывала подозрения любого мужчины, ее могли остановить и спросить, почему она не находится у себя дома ^[9] Ее автономное передвижение вне дома стало нелегитимным и, оказавшись по каким-то причинам одна в публичном пространстве, женщина вынуждена была скрывать свою идентичность либо чадрой, как на мусульманском Востоке, либо вуалью, как в Европе, либо мантильей, как в Испании и Латинской Америке, либо даже маской, как в Венеции. Интересно, что к женщинам простых сословий, зарабатывающих на жизнь физическим трудом, такие требования не предъявлялись. Даже в более поздний период модернизации это явление не изжило себя. Например, в таком «модернизованном» городе, как бразильский Буэнос Айрес женщине из «приличной семьи» не полагалось появляться за пределами дома одной. Если же она на это отваживалась, то непременно сталкивалась с недоброжелательными взглядами и даже освистыванием ^[10] (цит. по ^[11]).

Менее экзотической, но не менее эффективной формой социального контроля физической свободы и мобильности элитных (по понятиям того времени – дорогостоящих) женщин был покрой одежды и аксессуары. Исследователи указывают, что одежда не только предопределяет идеологию, согласно которой женщины и мужчины принадлежат к разным сферам существования в силу различия их телесных форм, но и в буквальном смысле ограничивает физическую свободу женщин ^[7]. Традиционно узкие, обтягивающие платья китаянок сковывали их движения и затрудняли передвижение. У европейских женщин ту же рестриктивную функцию выполняли тяжелые корсеты из стали и китового уса, громоздкие кринолины, огромные шляпы с широкими полями и нагромождением перьев и других украшений (рис. 8).

Рис. 8. Наряд периода позднего рококо. Источник: ^[12].

Следует отметить, что кринолины и корсеты сковывали свободу действий женщин прежде всего потому, что обрекали женщин на существование в особом пространстве. Так, кринолин требовал больших помещений, специальных стульев и столов. Легкий металлический каркас делал юбку настолько подвижной, что дамы всех возрастов были вынуждены были привязывать обручи к коленям надежными шнурками, становясь рабынями своих юбок. Кроме того, для того, чтобы одеть кринолин или корсет требовалась помощь горничной; сложные прически из кос и локонов также нельзя было сделать самой. Поэтому длинные юбки, сложные прически, кринолины и корсеты воспринимались многими современниками как признаки женского рабства и «орудия пытки» ^[13], в которых видели причину многих женских болезней. Однако, несмотря на это, мода на них держалась начиная с эпохи Возрождения вплоть до XX века.

Считается, что одежда конструирует культурный идеал пассивности и декоративности женщины. Этой цели служили, например тоненькие «осиные» талии и округлые силуэты женской одежды викторианской моды, которая к тому же зажимала руку женщины в такие узкие, обтягивающие рукава, что резкие жесты в них были практически невозможны ^[7]. В таком неудобном облачении минимальная подвижность была самым разумным способом поведения для дам. А если при этом на их головах размещались целые композиции (доходившие иногда до одного метра в высоту) из птиц, статуй, кораблей и даже мини-садов с крошечными искусственными деревьями, вошедшие в моду во Франции при дворе Марии-Антуанетты (рис. 9), то передвижение их счастливых обладательниц существенно затруднялось ^[4].

Рис. 9. Прически XVIII века. Источник: ^[14].

Эти и подобные приспособления практически лишали особу женского пола возможности самостоятельного передвижения за пределами домашней сферы и фактически служили цели ее «одомашнивания» ^[15] и следовательно – «оприватнивания», т.е. ограничения ее жизненного пространства приватной сферой. Гипертрофированной формой этой тенденции стало вынужденное затворничество женщин, когда они принудительно удерживались в пределах женской территории домашнего пространства, покидать которое могли только с разрешения отца или мужа. Эта «крепость-тюрьма» становилась микрокосмом женщины, призванным оберегать ее не только от превратностей внешнего мира, но и от постороннего мужского взгляда. К примеру, уделом знатной флорентийки эпохи Возрождения было взирать на мир через узенький раствор окна в своей комнате ^[16]. Подобную судьбу разделяла и Оттоманская турчанка, которой позволялось изучать внешний мир лишь сквозь кружевные занавески окон гарема ^[17]. Затворницы богатых теремов были характерным явлением и среди славянской знати допетровской Руси ^[18]. «Пурда» как принудительное затворничество и метод прoстранственной эксклюзии женщин, широко практиковалась аристократией Индии, Персии, Византии и некоторых мусульманских стран ^[19].

Существенные изменения в отношении общества к свободе пространственного поведения женщины начинаются в период модернизации, с победой «Фаустовской цивилизации» ^[20], главными ценностями которой, определяющими все остальные, стали индивидуальная свобода выбора во всех сферах жизни и рациональность ^[21]. Веберианский принцип «тотальной рационализации общества» отразился прежде всего на материальной культуре эпохи в виде физических форм проявления нового права – свободы передвижения женщины в общественном пространстве.

В патриархальном обществе физическое и социальное пространство женщины и мужчины строго сегрегировано на основании принципа гендерной бинарности. Античная формула «дом – мир женщины, мир – дом мужчины» не теряет своей актуальности уже несколько тысячелетий. Женщина ассоциируется прежде всего со сферой внутреннего, приватного: домом, семьей, детьми, а в области внешнего, публичного, т. е. в производственных, корпоративных и политических отношениях, господствует мужчина. При этом приватное пространство находится под покровительством и в экономической зависимости от публичного. Гендерные роли женщины оказываются за пределами сферы гражданственности и, имея низкую социальную ценность, не позволяют полноправного участия в процессе принятия решений и общественной деятельности. Доступ в сферу публичного для дамы, особенно привилегированного класса, жестко ограничен, поскольку считается, что сам факт ее нахождения за порогом дома означает физическую доступность и предполагает возможность внебрачных интимных отношений. Поэтому мобильность женщин в публичном пространстве строго контролируется и регламентируется обществом в целях «поддержания целостности семьи и всего общества» ^[23]. Исключение допускается лишь для деклассированных «падших женщин», которые именно в силу своей относительной физической свободы в публичном пространстве именуются «публичными женщинами».

Индустриализация второй половины 19-го ст. дала импульс не только техническим инновациям в обществе, но и процессам гендерного конструирования и выхода женщин на публичную арену. Их интеграция в сферу общественной деятельности, в частности в производственные отношения, была крайне сложным и неоднозначным явлением. Она была вызвана разорением помещичьих хозяйств после отмены крепостного права и была выгодна прежде всего набирающему силу классу буржуазии, поскольку эксплуатация женской рабочей силы позволяла значительно удешевить капиталистическое производство. В то же время возрастание уровня и качества женского образования, его распространение в разных стратах общества сказались на его гендерной идеологии и конструировании гендерных отношений, способствуя пересмотру отношения к месту и роли женщины. В Украине этот процесс основывался на самопрезентации женщин в публичной сфере, главным образом, в области социальных реформ. На этом этапе эмансипация женщин еще не могла вызвать существенных трансформаций гендерного порядка в обществе, но способствовала возникновению новых стилей поведения, ролей, форм социального взаимодействия и этим повлияла на переформатирование «гендерного контракта» ^[24]. Процесс освоения публичного пространства сопровождался формированием новых социальных ценностей и норм женского поведения, способствовавших появлению поколения «новых женщин», стремящихся «...к интеллигентному труду, высшему образованию, публичной и образовательной деятельности» ^[25]. Эти «публичные женщины» отвергали незыблемый постулат патриархального общества, утверждавший, что «место женщины – в доме», и отвоевывали собственное место в публичном пространстве.

Стремительные социально-экономические трансформации периода индустриализации существенно повысили требования государства к уровню образования его граждан и способствовали постепенному изменению отношения общества к образованной женщине. Основными факторами, способствовавшими интеграции женщин в публичное пространство интеллектуальных профессий стали экономические, культурно-педагогические, этические и духовные.

Экономические факторы. После отмены крепостного права многие семьи разорившихся помещиков утратили экономические возможности для содержания своих дочерей. Молодые женщины из разоренных «дворянских гнезд» оказались перед необходимостью самостоятельно добывать средства к существованию. Единственной доступной для этого возможностью, помимо замужества, было участие в формирующемся рынке труда. Однако, это требовало определенных профессиональных навыков и квалификаций, которых у женщин не было. В то время представительницы среднего класса могли рассчитывать лишь на домашнее образование либо обучение в частных институтах и пансионах, где преподавались главным образом гуманитарные дисциплины. Это существенно сужало выбор возможностей для дальнейшей профессиональной деятельности. Поэтому сферы трудоустройства для молодых женщин ограничивались в лучшем случае профессиями переводчиц, стенографисток, секретарш, низко-квалифицированных журналисток, школьных учительниц и т.д. Наиболее распространенным видом занятости для девушек среднего класса того времени была работа гувернанткой в частном имении. Однако, расширение системы школьного образования существенно ограничивало возможности найти работу в этой сфере деятельности.

Формирование гендерной идентичности молодой женщины того времени строилось на принципах «этики заботы» ^[26], а ее обобщенный социальный портрет представлял собой юную особу, проявляющую заботу и внимание к потребностям своих близких, особенно к детям, старикам, немощным, больным, домашним питомцам. Это, в свою очередь, предопределяло спектр профессиональных возможностей, открывавшихся перед молодыми женщинами. Поэтому еще одной возможностью найти заработок для девушки среднего класса была медицинская сфера, где она могла рассчитывать на трудоустройство в качестве фельдшерицы, сестры милосердия или акушерки. Медицинские профессии стали доступными для женщин после крымской войны (1853-1856), когда выдающийся российский хирург и защитник прав женщин на высшее образование Николай Пирогов, основал Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия. Несколько позже начала расширяться сеть медицинских учреждений сферы услуг и царское правительство предоставило женщинам возможность работать в них в качестве акушерок, фельдшериц, аптекарей и т.д. ^[27]. Однако, эти виды деятельности не требовали высокой квалификации и не давали ни достаточных средств к существованию, ни возможностей интеллектуальной самореализации. Для получения доступа к социально престижной профессии дипломированного врача, с более существенными материально-экономическими и творческими возможностями, требовалось высшее образование, на которое женщины права тогда не имели.

Этические, духовные и религиозные факторы.После отмены крепостного права существенное влияние на социально-просрансвенную экстериоризацию женщин среднего класса оказали факторы морально-этического характера. Освободительное движение способствовало повышению самооценки молодых женщин, усиливало их стремление к интеллектуальной свободе и поощряло к участию в общественной жизни. Женщины хотели чувствовать себя социально востребованными, экономически независимыми, иметь возможность самостоятельно зарабатывать на жизнь за счет признания их собственных достоинств и способностей. При этом нередко желание учиться и овладевать специальностью одобрялось и даже поддерживалось родителями, достаточно прогрессивными, чтобы понять и принять новые социальные роли своих дочерей, обусловленные распадом патриархального семейного уклада. Они понимали, что роли супруги и домашней хозяйки уже не были единственными возможностями для успешной реализации женщины в новых социально-экономических условиях. Поэтому они стремились вооружить своих дочерей социальными навыками, необходимыми для преуспевания в обществе. Такие гендерные трансформации межпоколенной преемственности в среде среднего класса были особенностью того времени, позволявшей ему сохранять свою социальную организацию и общественный престиж. Но эта тенденция не была специфичной для украинского общества, а скорее свидетельствует о его соответствии этическим императивам эпохи, поскольку была свойственна капиталистической формации в целом. Так, в Новом Свете девушка из среднего класса должна была соответствовать ожиданиям родителей «приносить пользу обществу» ^{[28, c. 258]}.

Рис. 10. Киевский женский Университет Св. Ольги. Источник: ^[29].

Примечательно, что вопросы женского образования были непосредственно связаны с моральными, этическими и культурными проблемами, стоявшими перед обществом в целом. В частности, существовало убеждение, что новое поколение образованных матерей сможет дать обществу новое поколение образованных детей, что будет способствовать распространению просвещения среди всех его слоев. Оживленные дискуссии в прессе подчеркивали важность предоставления образования не только женщинам из среднего класса, но и всем социальным стратам. Значительная часть общества поддерживала идею усиления духовного и религиозного воспитания в учебных заведениях для девочек и девушек. Поэтому наиболее распространенными были учреждения, обеспечивающее ученицам религиозное, моральное и умственное образование, но лишь в том объеме, который необходим для будущей матери и супруги ^{[24, c. 69]}. Среди них преобладали епархиальные, церковно-приходские и церковно-учительские женские гимназии и училища, основанные при женских монастырях и обителях. В основном это были учреждения закрытого типа, предназначенные для подготовки дочерей духовенства к их традиционным ролям будущих домохозяек и жен священников, в лучшем случае учительниц. В то время православным священникам и семинаристам позволялось вступать в брак лишь с женщинами, происходившими из духовного сословия. Однако, уже во второй половине XIX ст. выскообразованные молодые клерикалы стали выбирать в качестве супруг светских образованных женщин, предпочитая их дочерям духовенства, зачастую имевших низкий уровень образования или даже неграмотных. Эта тенденция вызвала необходимость создания системы образования для дочерей духовенства с целью предоставления им возможности соответствовать интеллектуальным и социальным запросам их будущих супругов-священников. Для этого при церквях, монастырях и духовных семинариях основывалась сеть благотворительных школ и гимназий, призванных дать начальное образование сиротам и девочкам из малообеспеченных семей, не имеющих средств на получение образования. В этих школах ученицы обучались в основном навыкам ручной работы, необходимым для трудоустройства на рынке труда, педагогике, основам здорового образа жизни и ухода за детьми. Обязательным было изучение Закона Божьего.

Социо-культурные и дидактические факторы: В конце XIX столетия передовыми педагогами, писателями и психологами, прогрессивно мыслящей общественностью активно обсуждался вопрос о необходимости формирования нового образа женщины для индустриальной эпохи, поиска новых женских идентичностей и идеалов феминности, соответствующих реалиям времени. Было очевидно, что начинать этот процесс следует с раннего возраста. Поэтому на страницах периодических изданий и художественных произведений для детей стали появляться образы «новой девушки и девочки», призванные помочь будущей гражданке сформироваться как личности, идущей в ногу с прогрессом. Этому способствовала популярная в педагогической мысли того времени идея Руссо о том, что ребенка нельзя считать просто маленьким, недоразвившимся взрослым, а детство и юность следует рассматривать как жизненные циклы, имеющие свою собственную социальную ценность для развития и становления человеческой личности. В этом контексте новый жанр «роман для девочек» оказался востребованным читательской публикой, поскольку служил именно этим целям. Он быстро стал популярным во многих странах мира, так как благодаря ему “юная женщина наконец-то обрела собственное место в литературе” ^{[39, c. 20]}. Кроме того, создатели романов для девочек хорошо понимали, какую важную роль может сыграть книга в воспитании ребенка и поэтому своей задачей считали создание такого жанра, который дал бы возможность обсуждать с детьми серьезные вопросы девочек в доверительной и занимательной форме. Достоинством произведений этого жанра был уникальный синтез элементов просветительского и воспитательного романа, нравоучительной повести, и даже готического романа, хотя и с оглядкой на детскую аудиторию ^[31].

Наиболее популярными среди детей той эпохи как в Старом, так и в Новом свете, стали образы независимых, оригинально мыслящих, неординарных девочек, которые самостоятельно исследовали сложный новый мир вокруг себя, и отваживались не только бросать ему вызов, отстаивая свою собственную точку зрения, но даже спорить со взрослыми. Именно такими были юные героини романов англоязычных авторов Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» (1865), Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины» (1868) и Элизабет Томасины Мид «Полли, девочка нового типа» (1889). Эти произведения, которые иногда называют «введением в постмодерн для детей» ^[32], привлекли внимание общественности к системе межличностных связей девочки-подростка и помогли ей обрести свою собственную нишу в мире взрослых ^[33]. «Маленькая женщина» в романах этого жанра как правило отправляется в длительные рискованные прогулки без сопровождения взрослых, осваивая незнакомое пространство вне родного дома. Она хочет «быть сильной, уметь все и жить без ограничений» ^[34].

Романы для девочек были популярны не только среди женской детворы и молодежи. Ими зачитывались и мальчики, и даже взрослые. Читательская публика России и русскоязычной Украины того времени запоем читала «девчоночьи романы» популярной детской писательницей Лидии Чарской. Популярными были также книги этого жанра в авторстве Веры Желиховской, Е.А. Аверьяновой, Надежды Лухмановой, Варвары Андреевской, Александры Анненской и Лидии Нелидовой (Маклаковой) ^[35]. В украиноязычной детской литературе новый типаж самостоятельной девочки представлен хрестоматийным образом Харыти из одноименного рассказа Ивана Франко.

В этот период даже в сказочном мире доминирование мужского начала в публичном пространстве постепенно начинает уступать место пространственному гендерному равенству и женской физической эмансипации. Увлеченность странствиями и приключениями больше не является привилегией Одиссеев и Синдбадов, Маленьких Муков и Иванов царевичей, Ивасиков-Телесиков и Котигорошков. Жизненное кредо «покинуть дом и увидеть мир» перестает быть монополией «храброго малого», ассоциируясь уже и с «храброй малышкой». Начиная с безрассудной лягушки-путешественницы, армия сказочных туристов пополняется образами целеустремленных, пытливых и бесстрашных девочек-странниц, выгодно отличавшихся от домоседки Мальвины и затворницы Рапунзель. Пространственной свободой в полной мере пользуются юные героини Андерсеновских сказок. В «Снежной королеве» преданная Герда отправляется на северный полюс, через Лапландию, чтобы спасти Кая от чар Снежной Королевы. Крохотная Дюймовочка на своем сложном пути преодолевает множество препятствий, чтобы избежать нежеланного замужества. Элли и Энни, девочки из сказки «Волшебник страны Оз» (в отечественном варианте «Волшебник Изумрудного города»), в сопровождении верных друзей отправляются в поход по сказочной стране и царству семи подземных королей. Кэролловская Алиса смело спускается по кроличьей норе, чтобы совершить свое рискованное путешествие в загадочную страну чудес