Военная пропаганда в провинции 1930-х годов как инструмент защиты национальной безопасности СССР

Слезин Анатолий Анатольевич доктор исторических наук профессор, Тамбовский государственный технический университет 392032, Россия, Тамбовская область, г. Тамбов, ул. Мичуринская, 112, каб. 313 Slezin Anatoly Anatol'evich Doctor of History Professor, the department of History and Philosophy, Tambov State Technical University   392032, Russia, Tambovskaya oblast', g. Tambov, ul. Michurinskaya, 112, kab. 313 anatoly.slezin@yandex.ru Другие публикации этого автора

Пузырев Алексей Юрьевич кандидат исторических наук старший преподаватель, кафедра История и философия, Тамбовский государственный технический университет Puzyrev Aleksei Yur'evich PhD in History senior lecturer of the Department of History and Philosophy at Tambov State Technical University lexx203@mail.ru

Отправной точкой советской предвоенной пропаганды ^[1] является 1933 г., когда в Германии, с приходом к власти национал-социалистов, был провозглашён курс на уничтожение коммунизма и завоевание «жизненного пространства» для немцев на территории СССР ^[2]. Это событие побудило представителей правящей большевистской элиты к переоценке событий, происходивших на международной арене ^[3], и потребовало формирования в советской идеологии адекватной пропагандистской антифашистской линии.

Важным источником для изучения направленности советской пропаганды, исходя из политической обстановки, являются материалы периодической печати – главной формы советской пропаганды, ежедневно открыто и оперативно действовавшей на сознание народа. Ведущая роль печати в советской пропаганде была определена в постановлении ЦК ВКП (б) от 14 ноября 1938 г., в котором говорилось, что «в пропаганде… решающим оружием должна являться печать», поскольку она давала возможность «истину сразу сделать достижением всех» ^[4]. Такая форма представления позволяла полностью контролировать подаваемую пропагандой информацию.

Среди советских газет и журналов предвоенного времени особое место занимала газета «Правда». В Тамбовской области роль главного печатного органа играла газета «Тамбовская правда».

Любое событие в жизни советского общества служило началом пропагандистской деятельности, направленной в русло политического просвещения, укрепления веры в партию и правительство. Советская пропаганда была представлена, прежде всего, в средствах массовой информации ( печать, радио, телевидение) и в искусстве(театр, литература, кино).

Особенностью советской военной пропаганды являлось широкое привлечение различных парадов и демонстраций, устраиваемых по всевозможным поводам, особенно в связи с праздничными торжествами. Так, в параде 18 августа 1939 г. в честь Дня авиации в Тамбове участвовало 40 самолётов П-5 и 5 самолётов УТ-1. В ходе парада боевые самолёты продемонстрировали навыки ведения воздушного боя, бомбардировки наземных макетов, штурмовых операций. Программой было предусмотрено проведение показательного выступления «воздушный снайпер». В конце парада были организованы групповые прыжки парашютистов с 9 самолётов У-2 ^[5]. Для проведения праздника было изготовлено 100 афиш, 15 000 листовок, разбросанных над Тамбовом и его пригородами ^[6].

В День советского стрелка, отмечаемого 12 июня, Осоавиахимом организовывалась массовая сдача норм на значки «Юный Ворошиловский стрелок» (ЮВС) и «Ворошиловский стрелок» (ВС) I ступени. В программе проведения праздника предусматривались различные состязания в стрельбе из мелкокалиберной винтовки, боевой винтовки, револьвера, ручного пулемёта, станкового пулемёта, а также проведение дуэльных стрельб ^[7].

Главным советским праздником было празднование годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. В городах в обязательном порядке проводились парады и демонстрации. Например, в 1939 г. в г. Тамбове на парад вышли курсанты Тамбовского Краснознамённого пехотного училища, Тамбовского Краснознамённого кавалерийского училища, Тамбовского артиллерийско-оружейного технического училища, командный состав КУКСа, военных складов, отряды Осоавиахима и общества Красного Креста, которые прошли маршем по улицам города ^[8].

Не обходилось без политического подтекста и празднование Международного женского дня 8 марта. Так, на заседании Тамбовского обкома ВКП(б) в рамках празднования 8 марта 1941 г. планировалось провести беседы и доклады на предприятиях, в колхозах, учреждениях о значении Международного женского дня, с разъяснением современной международной обстановки и новых задач, поставленных перед советским народом XVIII съездом ВКП(б). По мнению партийного руководства области, 8 марта должно было проводиться, как «массовая политическая кампания, мобилизующая советских женщин и всех трудящихся на развёртывание социалистического соревнования, дальнейший подъём стахановского движения, своевременного и высококачественного выполнения производственных планов, успешную подготовку к весеннему севу» ^[9]. Бюро обкома обязало партийные организации повышать роль женщин в промышленности, транспорте, сельском хозяйстве, овладении специальностями, необходимыми в военное время ^[10].

Однако в сельской местности пропагандистская деятельность осуществлялась достаточно слабо и была привязана к отдельным организациям (вокзалам, библиотекам, мастерским и пр.). В избах (чаще-комнатах)-читальнях проходило изучение местных и центральных газет. Благодаря лёгкости восприятия наибольший интерес у читающей молодёжи вызывали небольшие заметки о международном положении. В государственных учреждениях, как правило, выписывались местные газеты, где наибольший интерес вызывало описание сельской жизни и колхозного хозяйства. В деревнях, где доступ к прессе был ограничен, в вопросах политики, как внешней, так и внутренней, помогали разобраться школьные учителя ^[11].

Далеко не всегда хорошо обстояли дела с пропагандистской деятельностью и в городах области, и, прежде всего, с распределением главного источника партийной пропаганды области – газеты «Тамбовская правда». Например, комитет ВЛКСМ Тамбовского завода «Комсомолец», отвечающий за массово-политическую работу среди молодёжи, слабо снабжал газетами заводские общежития. На одно общежитие приходился один экземпляр «Тамбовской правды» ^[12].

Нам представляется, что конечной целью советской военной пропаганды являлось повышение обороноспособности страны. Для реализации цели было необходимо:

· обеспечить непрерывное вовлечение граждан в оборонную работу;

· мотивировать население к сдаче норм на оборонные значки, в получении военных знаний;

· побуждать население к занятиям физической подготовкой;

· повышать моральное состояние граждан.

Для решения поставленных задач в сознание граждан Советского Союза пытались внедрить «образ врага», параллельно воспитывая патриотизм, чтобы на этой базе в дальнейшем управлять общественным сознанием в нужном советскому руководству русле.

Анализ материалов газеты «Тамбовская правда» за 1937 – июнь 1941 гг., выявил, что в советской предвоенной пропаганде, как было сказано выше, формировались два основных направления. С одной стороны, партия стремилась воспитывать советских людей в духе «большевистской партийности», «безграничной любви» к социалистической Родине, а, с другой –— в ненависти к врагам социализма ^[13]. Два этих направления находились в тесной взаимосвязи и не могли существовать друг без друга, являя собой единую систему.

Одним из ключевых направлений советской пропаганды на рубеже 1930-х – 1940-х гг. являлось создание и эволюция образа врага в сознании граждан. Для исторического анализа проблематики этой деятельности необходимо очертить ее границы и определиться с основными используемыми понятиями. Современные исследователи подчёркивают, прежде всего, динамичность представления образа врага в общественном сознании. Так, А.В. Фатеев понятие «образ врага» определяет как «идеологическое выражение общественного антагонизма, динамический символ враждебных государству и гражданину сил, инструмент политики правящей группы общества» ^[14]. Непостоянство образа врага подчёркивала и Е.С. Сенявская ^[15]. Следует заметить, что указанные исследователи изучали означенную проблему с точки зрения рядового гражданина. Мы утверждаем, что в общественном сознании образ существует как результат действия пропаганды. Уже затем, на этой базе появляется образ врага как результат личного опыта граждан, что и обуславливает его динамичность. Представляется целесообразным изучение проблемы «сверху», т.е. выявление способов и методов формирования первоначального образа врага в сознании граждан посредством советской пропаганды. В силу выше сказанного, наиболее близким для нас является определение, данное в энциклопедическом словаре «Политология», где под «образом врага» подразумевается «идеологический и психологический стереотип, позволяющий строить политическое поведение в условиях дефицита надежной информации о политическом оппоненте и о среде в целом» ^[16].

Ещё В.И.Ленин, указывая на неизбежность столкновения Советского Союза с империалистическими державами ^[17], основной упор в своих работах делал на классовые различия противостоящих сторон. В конце 1930-х гг. при новом соотношении классовых сил внутри страны центр тяжести классовой борьбы переместился на борьбу против «происков международного империализма» ^[18]. По представлению И.В. Сталина, опасность для СССР представляли не отдельные иностранные державы, а всё зарубежное «капиталистическое окружение» ^[19], которое «засылая к нам разведчиков, шпионов, диверсантов, террористов, показывает, как мы должны быть бдительны…, чтобы нам не причинили какой-либо пакости» ^[20]. При этом рабочий класс любого государства, в соответствии с принципами интернационализма, расценивался как потенциальный союзник: «трудящиеся капиталистических стран, доведённые до отчаяния кризисами, безработицей, нищетой, фашистским террором, империалистическими войнами, …хотят жить без фашизма, без капитализма. Они хотят социализма» ^[21]. Даже с появлением непосредственного врага социализма – фашистской идеологии, главным врагом СССР признавался пытающийся «спасти себя фашизмом» ^[22] капиталистический мир. Иными словами, врагами Советского Союза являлись только правительства капиталистических государств, «угнетавшие трудящихся всех стран». А поскольку враг был классовым, т.е., определённым по одному признаку, то и образ его должен был иметь вполне чёткие, конкретные, и, главное, неизменные в сути своей, очертания. Это говорит, в первую очередь, о необходимости статичного представления образа врага в советской пропаганде. В этом, на наш взгляд, и заключается принципиальное различие в изображаемом пропагандой и получаемом из личного опыта граждан, образе врага.

Механизм формирования образа врага носил двоякий характер: с одной стороны он был направлен на обоснование своей правоты на войне, описание своих достоинств, которые должны обеспечить победу, с другой – агрессивности противника, его коварства и жестокости ^[23]. Формирование образа врага имело конкретную цель государственной важности: сплотить и удержать в повиновении собственное население ^[24]. От правильности выбранной тактики, методов подачи информации и описания «образа врага» зависело качество управления массовым сознанием и поведением граждан, и, как следствие, обороноспособность государства. Поэтому, играя на чувствах граждан, пропагандисты стремились как можно более неприглядно показать образ врага, не стесняясь в выражениях. Например, руководство враждебных Советскому Союзу государств именовалось не иначе, как «кликой», «международными шавками», «бандитами», «варварами», «провокаторами и поджигателями войны», «милитаристами» ^[25]. Собственно говоря, и слова «фашизм» и «фашисты» неизменно сопровождались ассоциацией с понятием «враг» ^[26].

Под образом врага пропагандисты понимали идеологический и психологический стереотип, позволяющий строить политическое поведение в интересах страны. Сформированный пропагандой стереотип позволял, исходя из конкретных задач государства, применять его к любому реальному врагу с целью созданию у советских граждан определённого восприятия противника и связанного с этим дальнейшего поведения.

По сути, руководством страны был выработан у населения условный рефлекс на раздражитель – врага. А кого следует понимать под конкретным врагом Советского Союза, диктовала международная обстановка.

Представляется целесообразным в исследуемом периоде выделить наиболее важные события, результаты которых были способны изменить направление советской пропаганды в определении врагов СССР. Очевидно, что повлиять на их смену могли лишь военные и идеологические столкновения или мирные соглашения Советского Союза с другими государствами.

Первое интересующее нас событие произошло в 1936 г., когда в ходе Гражданской войны в Испании столкнулись коммунистические взгляды Советского Союза с фашистской идеологией Германии и Италии. В этот период советские газеты изобиловали гневными, обличающими и высмеивающими фашистов статьями. Параллельно выражалось сочувствие к испанским революционерам ^[27]. Германия в прессе рассматривалась как носительница фашистской идеологии, и осуждалось германское правительство, хотя немецкий народ воспринимался как пострадавший от фашистов ^[28]. Главными виновниками напряжённой ситуации в Европе советская пресса называла Великобританию и Францию, «боящихся не Гитлера, а только того, чтобы он не провалился» ^[29]. В условиях «сочувствия фашизму» ^[30], когда «британские твердолобые… вели капитулянтскую политику» ^[31], по мнению партийной печати, деятельность европейских стран «… оказалась дырявой ширмой, прикрывающей кровавые дела фашистских агрессоров» ^[32].

Резкой критике подвергся фашизм в связи с разоблачением «право-троцкистского» блока, членов которого в прессе называли «гадами», «выродками», «фашистскими наёмниками», «убийцами и шпионами» ^[33].

Следующий конфликт, но уже военный, произошел между СССР и Японией на Дальнем Востоке в 1939 г. Пресса оперативно, но достаточно слабо отреагировала на это событие посредством стандартных формулировок в адрес японских военных ^[34], правительства и «страдающего трудового народа Страны Восходящего солнца» ^[35]. Однако в результате использования политических коммуникаций, японцы ассоциировались в глазах большинства советских людей со словами «милитарист», «шпион», «враг», то есть в массовом сознании советских граждан было создано негативное отношение к Японии ^[36].

В августе 1939 г. советское руководство, убедившись в нежелании Великобритании и Франции идти на заключение равноправного военного союза, заключило Пакт о ненападении между Германией и СССР. Сразу после его подписания в советской пропаганде произошёл кардинальный поворот в освещении образа Германии, делая основной упор на дружбе с немецким народом ^[37]. Слово «фашизм» практически исчезло со страниц советских газет, появившись лишь однажды в качестве негативной характеристики Финляндии в связи с началом «Зимней» войны ^[38]. Однако, снятие антифашистских акцентов в освещении «германских» тем после заключения Договора о ненападении между Германией и СССР не оказало кардинального воздействия на сформированный пропагандой образ Германии. Часть советского населения продолжала воспринимать фашистскую Германию как основного врага Советского Союза, а заключенный мирный договор расценивался как политическая необходимость ^[39]. Неприязнь к фашизму прослеживалась даже в повседневной жизни. Например, М.А. Коновальцев в неопубликованной заметке «Тёмный уголок» в сентябре 1939 г., описывая незаконные действия руководителя тамбовского заготовительного пункта «Заготконь», называл их фашистскими ^[40]. Своё негативное отношение к фашизму высказывал в октябре 1939 г. И.Г. Семенов в статье «21 год ленинско-сталинского комсомола» ^[41], так же не вышедшей в печать. Здесь следует учитывать, что в понятие «фашизм» прессой вкладывался не только идеологический смысл, но и любая деятельность людей, стран, народов, не вписывающаяся в рамки социалистического представления о человеческом обществе.

Подписание 28 сентября 1939 г. советско-германского Договора о дружбе и границе продолжило тенденцию положительных отзывов о германском народе и дружбе с ним ^[42]. Последовавший за подписанием Пакта ввод советских войск на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины, являвшихся частью распавшегося Польского государства, послужил началом в советской печати антипольской пропаганды. Врагами выставлялись польские помещики и польское правительство, «угнетавшие белорусов и украинцев» ^[43]. По словам многих очевидцев тех событий, советским населением, и, в частности, гражданами Тамбовской области, Польский поход Красной Армии был воспринят как «необходимая мера по освобождению братских народов Украины и Белоруссии» ^[44] от «остервеневших банд польского офицерья» ^[45].

С началом 30 ноября 1939 г. советско-финляндской войны, весь обличающий и высмеивающий гнев советской пропаганды ^[46] обрушился на головы «полуфашистского» ^[47] финляндского правительства, так же как и все правительства капиталистических стран, угнетающих собственный трудовой народ и «поджигающих войну Финляндии с СССР» ^[48]. Ответственность в развязывании войны советское правительство возложило на «иностранных империалистов» ^[49], и, в первую очередь, на «английскую военщину» ^[50].

Вполне чётко прослеживается тенденция жёсткой критики капиталистических стран, а также мы видим, хотя и не яркую, но продолжающуюся негативную линию отношения к фашизму в условиях «дружбы» с Германией. Население Советского Союза, благодаря материалам советской пропаганды, должно было воспринять действия Красной Армии как «необходимые» ^[51] для «защиты интересов Советского Союза» ^[52]. Советской пропагандой наряду с постулатом о миролюбивой политике СССР декламировалась мысль об «интернациональном долге» Красной Армии, что априори снимало с советского руководства все моральные обязательства. Лишь с началом Великой Отечественной войны 22 июня 1941 г. тон советской пропаганды в отношении к фашизму, к Германии и к остальному капиталистическому окружению резко изменился в результате новой расстановки политических и военных сил в мире ^[53]. Следует обратить внимание и на тот факт, что в период с 23 августа 1939 – по 22 июня 1941 гг. освещение фашизма и Германии с её союзниками в советской печати было перенесено из политического контекста в исторический ^[54].

Таким образом, очевидно, что в советской предвоенной пропаганде образ врага являлся константой. Вместе с тем, враги, исходя из конкретных политических условий, менялись. На протяжении всего исследуемого периода с 1937 по 22 июня 1941 гг. главным врагом СССР признавался пытающийся «спасти себя фашизмом» ^[55] капиталистический мир, «жизненные центры которого находятся в Лондоне и Нью-Йорке» ^[56].

На наш взгляд, такое представление полностью соответствует пропагандистским установкам советского руководства в области управления общественным сознанием граждан страны. Образ врага является неизменной категорией, а качественные характеристики реальных врагов не противоречат друг другу и имеют ряд общих признаков, отличаясь друг от друга лишь в деталях. Следует заметить, что определение «враг» в советской прессе носило субъективно-эмоциональный характер и отрицало понятие соперничества, которое могло конструктивно влиять на дальнейшую деятельность граждан.

Антитезой образа врага в советской пропаганде являлся «советский патриотизм». Главный идеолог и теоретик советского государства В.И. Ленин, отрицал наличие патриотизма в пролетарском обществе, считая это чувство пережитком буржуазного строя. Обозначив в своих трудах главных врагов советской России, и, указывая на необходимость борьбы с ними, Ленин, вместе с тем, определил мотив этой борьбы лишь в «желании» пролетариата стать «господствующим классом» ^[57]. На наш взгляд, эта теория оправдывала себя лишь в условиях стремления к мировой революции. Однако, в период строительства государства и социалистического общества в Советском Союзе возникла жизненная потребность в людях, мотивированных высокими чувствами любви и преданности своему государству и лояльными к большевистской партии. Поэтому И.В. Сталин, понимая необходимость патриотической составляющей, особенно в условиях нестабильной международной обстановки, развернул широкую работу по формированию в сознании граждан нового мышления. Считая изучение марксизма-ленинизма одним из обязательных пунктов идеологической подготовки советского гражданина, партия сама сознательно нарушила основополагающий постулат этой теории, начав патриотическое воспитание населения.

Являясь признанным авторитетом в национальном вопросе, И.В. Сталин видел силу советского патриотизма в «глубокой преданности и верности народа своей советской Родине», в «братском содружестве трудящихся всех наций… страны» ^[58]. Поэтому, в системе советского патриотизма отсутствовала этническая составляющая, вместо которой присутствовал элемент интернационального долга. Идеологической базой советского патриотизма являлась марксистско-ленинская теория, основанная на классовом превосходстве пролетариата. Политическую основу определяла советская государственность, а экономическую – система народного хозяйства страны.

На наш взгляд, понятие советского патриотизма наиболее полно отразил А.В. Фатеев, определив этот термин, как идеологический символ, при помощи которого ЦК ВКП(б) формировал у граждан психологическую установку на безусловную политическую лояльность государству и ударный труд в условиях уравнительного потребления и распределения для подавляющего большинства граждан ^[59]. Исходя из этого определения, главной особенностью советского патриотизма являлось сочетание в мировоззрении граждан любви к Родине с любовью к большевистской партии. Каждая из этих составляющих подавалась определённым образом, в тесной взаимосвязи с другой, в зависимости от конкретной обстановки их соотношение варьировалось.

Любовь к Родине советским гражданам прививалась путём изучения истории СССР, истории Красной Армии и Красного Флота, их боевого прошлого и настоящего, описания трудовых будней советских граждан. Освещая историю СССР на страницах газет, советские пропагандисты особое внимание обращали на примеры стойкости, героизма и верности Родине в борьбе против иноземных захватчиков ^[60]. Печать знакомила советский народ с мирными буднями армии и флота, рассказывала о боевой и политической подготовке воинов, о партийно-политической работе в Красной Армии и Военно-Морском Флоте, росте их технического оснащения, повышении боевой выучки личного состава ^[61]. Освещался исторический путь Красной Армии ^[62] и Флота. Главное внимание уделялось разъяснению назначения Советских Вооруженных Сил, как «оплота и стража мирного труда советских граждан». Гражданам Советского Союза постоянно внушалась мысль о непобедимости Красной Армии: «…война СССР против агрессоров будет самой справедливой из всех справедливых войн, какие знает история человечества. В войне против фашистских захватчиков наша Красная Армия переступит границы и нанесёт сокрушительный, смертельный удар всякому, кто попробует посягнуть» ^[63] на «священную советскую землю» ^[64]. Примечательно, что цитируемая нами статья была написана ещё в 1939 г. В другой статье «Непобедимая армия советского народа» ^[65] говорится, что проведённые в 1937 г. в «отдельных военных округах» манёвры, показали, что Красная Армия «совершенствуется в искусстве побеждать». Это при том, что в реальности всё обстояло иначе: тактические учения Киевского и Белорусского военных округов показали серьё