Правила о терпимости масонства в Российской Империи в 1811 г.: источниковедческий анализ

Тема масонства традиционно привлекает интерес широкой публики. Это и понятно, ведь масоны являлись хранителями тайны, не известной обывателю, что вызывало у последнего любопытство, подозрения и даже страх. В истории России был период, когда масонство было весьма популярно в дворянских кругах, поэтому русское масонство – это прежде всего часть наследия дворянской культуры. Обращение к историческому опыту России не может быть малозначащим для всякого культурного русского человека. Сегодня русское вольное каменщичество возродилось, открываются новые ложи, а вопросы взаимоотношения государства и масонства остаются актуальными. От того, как складывались отношения масонских лож в Российской Империи в конце XVIII-начале XIX века, зависит взгляд на проблему официального признания масонства. Беспристрастно изложить её – значит по возможности отстраниться от крайностей, сосредоточить внимание на документах. Об одном из таких документов, относящемся к вопросу легализации вольных каменщиков, и пойдет речь.

Цель исследования – дать историко-юридическую характеристику тексту, обозначенному как приложение «лит. А», расположенному в Сборнике исторических материалов 1902 года. Задачами, таким образом, будут: 1) установле­ние достоверности источника и точности содержащихся в нем сведений; 2) установление года, наименования, юридической силы, цели, полноты и значения источника ^{[1, с. 287]}. Объектом исследования, соответственно, будет выступать текст указанного приложения, а предметом – его историко-юридическая характеристика. Объект и предмет исследования определили используемые методы исследования – дедуктивный, историко-правовой и сравнительно-правовой.

В историко-правовом ключе вопрос не разрабатывался. По утверждению А.Н. Пыпина, сделанному в начале XX века, «история масонского движения во времена импер. Александра до сих пор мало известна. По существующим в печати материалам трудно еще составить о них достаточно ясное понятие» ^{[2, с. 320]}. И сегодня в отечественной истории по этому вопросу сохраняются пробелы. Впервые исследуемый текст был извлечен из Архива Собственной Его Императорского Величества канцелярии и опубликован Н.Ф. Дубровиным лишь в начале XX века, тогда же Г.В. Вернадским был выписан текст аналогичного содержания из военно-ученого архива Главного Штаба, но не был опубликован. В.И. Семевский в статье «Декабристы-масоны» в февральском номере журнала «Минувшие годы» за 1908 г. ^{[3, с. 19,20]} излагает содержание источника. А.И. Серков в 2000 году дал краткий анализ источнику в монографии «История русского масонства XIX века».

Теоретической базой исследования послужили исторические и юридические исследования Г.В. Вернадского, Е.А. Вишленковой, Н.Ф. Дубровина, В.Ю. Захарова, С.В. Кодана, Ю.Е. Кондакова, С.А. Корфа, А.Ю. Минакова, И.В. Михеевой, Б.Э. Нольде, А.Н. Пыпина, Ф. Севастьянова, В.И. Семевского, А.И. Серкова, Т.О. Соколовской, В.М. Сырых, Г.Ф. Шершеневича, Н.К. Шильдера, В.Г. Щеглова.

Достоверность документа

В 11-м выпуске «Сборника исторических материалов, извлеченных из Архива Собственной Его Императорского Величества канцелярии», изданном в 1902 году, мы обнаруживаем после записки В.В. Мусина-Пушкина Брюса от 03 февраля 1819 г. записку о масонстве особой канцелярии Министерства Полиции (в тексте канцелярия названа «особой», речь идет об особенной канцелярии министра (с 1817 – министерства) полиции в 1811-1819 гг.) без даты и без автора ^{[4, с. 589; 5, с. 672; 6, с. 719, 7, с. 797]} и приложение к ней под литерой «А» ^{[8, с. 311-314]}.

Записка изложена составителем Н.Ф. Дубровиным (генерал-лейтенант, академик и секретарь (с 1893 г.) Академии наук) ^{[8, с. 291-311]}. Записка опубликована в разделе «К истории масонства» сразу после записки В.В. Мусина-Пушкина Брюса от 03 февраля 1819 г. ^{[8, с. 284-291]}. Характеристики приложению «лит. А» составителем сборника не дается. Приложение представляет собой текст §§64 и 65 Устава Благочиния (но номера параграфов в тексте не указаны), а также правила о том, какие масонские ложи признавать терпимыми, а какие из них следует запрещать. Текст выполнен в виде нормативного документа, состоящего из преамбулы и 13 параграфов. После приложения «лит. А» идут приложения «лит. В», «лит. С» и «лит. D». Автором сборника в 1-м выпуске, изданном ещё в 1876 году, поясняется, что составителем «имелось в виду сгруппировать, по возможности, документы однородного содержания в подлежащие более или менее самостоятельные отделы, и за тем, разместить бумаги[,] принадлежащие к каждому из них[,] в исторической их последовательности» ^{[9, с. VII]}. На основании такого «плана» был составлен Н.Ф. Дубровиным и 11-й сборник ^{[9, c. VIII]}. То есть документы должны быть, по возможности, расположены по теме масонства в «исторической их последовательности». Вероятно, составитель полагал, что записка особенной канцелярии была изготовлена позднее письма В.В. Мусина-Пушкина Брюса, то есть после 03 февраля 1819 г.

При ознакомлении с секретным архивом Собственной Его Императорского Величества канцелярии, находящемся сегодня в фондах Государственного архива Российской Федерации, мы находим тот же самый документ под названием: «Проект условий существования обществ, товариществ, братств и др. организаций, в том числе разрешенной правительством масонской ложи «Владимира к истине» (далее – «Проект условий») ^[10]. Разница с текстом, приведенным Н.Ф. Дубровиным, незначительна: опубликованный Н.Ф. Дубровиным вариант в преамбуле не содержит «§64» и «§65», транскрипция начала XIX века «/:» и «:/» заменена им на «(« и «)»; в §1 слово «клятвенно» заменено на «клятвою», слово «голосом» заменено на «словесно», словосочетание «следующих параграфах» заменено на «следующем параграфе»; в §4 словосочетание «или будут причиняти» изменено на «или будут причинами»; в §6 слово «непозволенность» заменено на «недозволенность»; в §7 словосочетание «не имеет» заменено на «не имел», слова в словосочетании «будут способствовать» поменяны местами; в §8 слово «естьли» заменено на «если», словосочетание «двух годичного» заменено на слово «двух-годичного»; в §9 слова «кто либо» заменено на слово «кто-либо»; в §10 слово «каждогодно» заменено на «ежегодно»; в §§8-10, 12,13 слова «Министр Полиции» у Н.Ф. Дубровина напечатаны с маленькой буквы; есть и другие редакционные правки. Это свидетельствует, что Н.Ф. Дубровин отпечатал рукописный текст «Проекта условий». Ввиду того, что Н.Ф. Дубровин никак не назвал текст приложения «лит. А», можно предположить, что данное название было критически воспринято Н.Ф. Дубровиным либо присвоено тексту позднее.

Очень похожий текст был законспектирован Г.В. Вернадским из Военно-Ученого архива Главного Штаба по каталогу, составленному Бендером ^{[11, лл. 54-55]}.

Документ упоминается и в секретном отношении министра внутренних дел к начальнику главного штаба от 9 января 1826 г. за №13, которое целиком опубликовано Т.О. Соколовской ^{[12, с. 344]}.

С текстом документа знакомился также В.И. Семевский и изложил его содержание в статье «Декабристы-масоны» ^{[3, с. 19, 20]}.

Наименование документа

Документ не имеет названия. В секретном архиве III отделения Е.И.В. канцелярии документ именуется проектом условий существования обществ, товариществ, братств и др. организаций, в том числе разрешенной правительством масонской ложи «Владимира к истине». В самом тексте, в §§9 и 13, положения документа именуются пространно «постановлениями» ^{[8, с.314]}. А.И. Серковым данный документ обозначен как проект «постановления» ^{[13, с. 87]}. Однако вынесение постановлений в практике министерства полиции в 1811-1819 гг. отсутствовало. Практика вынесения постановлений имелась у коллегиальных органов – Сената («Рапорт обер-прокурора Сената Баранова Д. министру юстиции, записка Баранова Сенату и постановление Сената о повышении цен на узаконения, издаваемые Сенатом» ^[14]), Комитета министров («Переписка с военным министром о применении постановления Комитета министров о предоставлении губернаторам пограничных губерний более широких полномочий для наблюдения за населением» ^[15]). Может, имелась в виду принадлежность документа к правовым актам? Ведь в то время любой правовой документ именовался постановлением ^{[16, с. 64; 17, с. 92, 98, 99, 103]}. Очевидно, что «постановление» в данном контексте относится не к названию документа, а к его характеристике как документа, относящегося к разряду правовых актов.

Во-вторых, министерство полиции в то время (1811-1819 гг.) принимало инструкции, циркуляры или циркулярные предписания, которые содержатся в большом количестве в Государственном архиве Российской Федерации (в описи 3а «Секретный архив. Вопросы внутреннего положения и внутренней политики царского правительства 1820-1880 гг.» фонда 109 «Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии» ^[18], в описях 1 «Опись о противоправительственных выступлениях, положении крестьян, об Отечественной войне 1812 г. и др. вопросам. 1810-1826» и 2 «Опись о борьбе со шпионажем, наблюдении за иностранцами и др. вопросам. 1808-1826» фонда 1165 «Особенная канцелярия министерства внутренних дел») ^[19]. Однако текст приложения «лит. А» адресован не столько министерству полиции и его чиновникам, сколько определяет правила создания и деятельности масонских лож в Российской Империи. В нем не имеется соответствующих реквизитов, дат согласования и утверждения текста, установления системы отчетности и меры ответственности должностных лиц. Текст не подпадает под эту категорию актов.

В-третьих, текст приложения не является указом, поскольку также не обладает необходимыми реквизитами. В реквизитах высшего законодательного акта обязательно указываются дата и номер, наименование и фамилия должностного лица, которому адресован указ или высочайшее повеление, текст изложен от первого лица (например, «Главнокомандующему в С.-Петербурге, генералу от инфантерии Вязмитинову. 4 июля за №18» ^{[9, с. 90]} или «Министру полиции Балашову. 28 августа за №52» ^{[9, с. 108]}). В отдельных случаях указывается место высочайшего повеления (например, «Управляющему министерством полиции генералу Вязьмитинову. 20 Января за №51, г. Плоцк на Висле» ^{[20, с. 25]}, «Управляющему министерством полиции генералу от инфантерии Вязмитинову. 24 августа 1814 г. №144, г. С.-Петербург» ^{[21, с. 69]}.

В секретном отношении министра внутренних дел к начальнику главного штаба от 9 января 1826 г. за №13, опубликованной Т.О. Соколовской, документ назван «некоторыми правилами», предначертанными министром полиции масонским обществам в руководство ^{[12, с. 344]}.

В.И. Семевский называет документ «проектом предполагаемого устава» и одновременно «правилами» ^{[3, с. 19,20]}.

В 1917 году Г.В. Вернадский при написании магистерской диссертации на тему «Русское масонство в царствование Екатерины II» конспектировал сведения о масонстве из военно-ученого архива Главного Штаба и дал характеристику постановлению, он назвал его правилами ^{[22, л. 3; 23, л. 13]}. Правда, при переписывании текста правил в другом месте Г.В. Вернадский озаглавливает его как «записка об обществах» ^{[11, л. 54-55]}. С учетом вышеуказанных замечаний для индивидуализации документа не будет ошибкой назвать текст постановления правилами.

Ещё в 1810 году со стороны высших чиновников Александру I предлагалось установить «постоянный, но незаметный надзор» за масонскими ложами посредством «тайных сношений» с министерством полиции, причем знать о надзоре и покровительстве правительства должны лишь «начальники ордена» ^{[24, с. 381-383]}. Соответственно, в процессе принятия правил последние не должны были проходить через официальные органы и их журналы, а являлись основой для негласного, тайного надзора. Вот почему текст правил и не содержит никаких реквизитов, позволяющих идентифицировать его форму среди нормативных источников. Сравним текст правил с текстом указа Александра I о запрещении тайных обществ от 1 августа 1822 г. Текст указа начинается с обращения и преамбулы: «Граф Виктор Павлович. Беспорядки и соблазны, возникшие в других Государствах от существования разных тайных обществ, из коих иные под наименованием лож масонских, первоначально – Цель Благотворения имевших…» ^{[25, л.1]}. Текст заканчивается предписанием должностному лицу: «Вы не оставите зделать все нужные к исполнению сего распоряжения, сообща об оном и другим министрам, для Единообразного по сему предмету руководства. – и реквизитами: Подлинной собственною Его императорского величества рукою написано». Александр <…> Августа 1 1822 Года» ^{[25, л.2]}. В тексте правил таких элементов текста (преамбулы и предписания) и реквизитов не имеется. Однако сами правила налицо. Могли ли правила существовать отдельно от акта, вводившего их в силу? Могли. Существование правил в виде отдельного документа подтверждается практикой министерства полиции, которое могло утвердить правила другим актом, о чем свидетельствуют, например, «Записка Министерства полиции об утверждении правил поселения иностранных переселенцев в Бессарабской обл.» ^[26], «Правила, циркулярные предписания Министерства полиции и переписка с губернаторами по вопросам пропуска через границу» ^[27].

Время составления документа

По утверждению В.И. Семевского, «проект предполагаемого устава» был принят в 1810 году одновременно с объявлением, сделанным министром полиции масонским ложам ^{[3, с. 19, 26]}.

В секретном отношении министра внутренних дел к начальнику главного штаба от 9 января 1826 г. за №13 утверждалось, что правила были предначертаны министром полиции масонским обществам в руководство в 1810 году ^{[3, с. 344]}.

Согласно А.И. Серкову, в ответ на письмо 8 октября 1811 г. М.Ю. Виельгорского к гр. А.К. Разумовскому «мастера всех лож получили проект постановления о масонских ложах» ^{[13, с. 87]}.

Г.В. Вернадский предположил, что правила были составлены в 1815 году, об этом свидетельствует его конспективные записи: «Правила масонских собраний, выработанные[,] вероятно[,] Министром Полиции в 1815..» ^{[23, л. 13]} и «№29 дело №114 1815? Правила для масонских лож» ^{[22, л. 3]}

Чтобы разрешить проблему такого разброса дат в осмыслении историков, обратимся к тексту правил.

В §2 правил читаем: «Изо всех масонских лож терпима в С.-Петербурге одна ложа Владимира к истине». Из этого предложения следует, что при составлении правил в С.-Петербурге существовала ложа Владимира к истине ^{[8, с. 311,312]} (в тексте, скорее всего, имелась в виду Великая ложа Владимира к порядку ^{[28, с. 1049]}). Великим мастером с 1809 (1810) по 1815 гг. этой ложи был единственно И.В. Бебер ^{[28, с. 1050]}, именно ему «благоугодно было повелеть, чтобы все ложи работали под управлением великой Директориальной ложи «князя Владимира к порядку», по древним, в Россию вошедшим актам и чтобы все ложи в России не иначе существовали и заводимы были, как под единственным распоряжением сей великой ложи и управляющего оною Великого мастера Бебера» ^{[29, с. 468]}.

В §10 читаем: «Начальники 4 соединенных лож Владимира к истине должны ежегодно подавать министру полиции списки…». То есть в момент составления текста в союзе было всего 4 ложи: Александра к коронованному Пеликану, Елизаветы к добродетели, Петра к Правде и сама Великая директориальная ложа Владимира к порядку.

В 1812 году, по заверению И.В. Бебера, французские ложи (Соединенных друзей, Палестины в Санкт-Петербурге, ложа Изиды в Ревеле) «примкнули к союзу Великой Директориальной ложи Владимира к порядку», приняв «шведский обряд» ^{[30, с. 189]}. Согласно А.И. Серкову, это объединение произошло в 1811 году ^{[13, с. 88]}. По мнению В.В. Кучурина, французские ложи вынуждены были это сделать, «чтобы продолжить работы» ^{[31, с. 17]}. В 1813 г. к союзу примкнула ложа Нептуна в Кронштадте ^{[24, с. 399]}. Итого с 1813 г. в союзе Великой директориальной ложи Владимира к порядку находилось 8 лож: собственно Великая директориальная ложа Владимира к порядку, Александра к коронованному Пеликану, Елизаветы к добродетели, Петра к Правде, Палестины, Соединенных Друзей, ложа Изиды в Ревеле, Нептуна в Кронштадте.

Отсутствие в тексте сведений о дополнительных 4 ложах (а ими являлись ложи Палестины, Соединенных Друзей, Изиды, Нептуна) объясняется тем, что текст был принят в качестве проекта ещё в 1810-1811 годах, то есть до увеличения числа «терпимых» лож с 4 до 7 (в 1812 г.) и до 8 (в 1813 г.).

Обратимся также к краткой характеристике приложения «лит. А», данной в «Записке о масонстве особой канцелярии Министерства Полиции» ^{[8, с. 307]}. Автор записки особенной канцелярии министерства полиции, по всей видимости, М.Я. Фон Фок, именно он в 1814-1818 гг. был правителем (с 4 октября 1818 г. – директором) особенной канцелярии министра полиции ^{[32, с. 636; 5, с. 672; 6, с. 719; 7, с. 797; 33, с.854; 34, с. 426]}.

1) министр полиции (с 1810 г. им был А.Д. Балашов) «сообщил великому мастеру прилагаемый под литерою А опыт постановления о ложах, не в виде указа или закона»; 2) приложение «лит. А» было передано великому мастеру «как основание последовать имеющего на сей конец устава»; 3) автором записки приложение охарактеризовано как составленное «без нужных сведений» и весьма недостаточное для регулирования деятельности лож; 4) доказательством недостаточности приложения «лит. А» автор записки посчитал «начертание» под «литерой В» в котором «сие постановление на тех же самых основаниях пополнено и сколько можно приспособлено к настоящим обстоятельствам».

Из данных четырех простых утверждений можно заключить, что М.Я. Фон Фок именует приложение «лит. А» «опытом постановления о ложах», которое было не достаточно для регулирования деятельности масонских лож, и поэтому было принято «начертание» под лит. «В». Исходя из содержания приложения «лит. В», в котором указано на терпимость Великой директориальной ложи Астреи ^{[8, с. 316]}, которая была создана 30 августа 1815 года ^{[8, с. 309; 29, с. 474]}, у А.И. Серкова – 20 августа 1815 г. ^{[28, с.1044]}, следует, что приложение «лит. В» было принято не ранее осени 1815 года. К записке относится и приложение «лит. D», в котором приводится текст «Основного договора союза» Великой ложи Астреи, принятого 20 июля 1815 г. ^{[8, с. 329]}, и сообщается о присоединении к договору «в течение 1815 и 1816 г.» ещё нескольких лож: ложи «избранного Михаила в С.-Петербурге», ложи «Александра к коронованному Пеликану», ложи «Иордана в Феодосии» ^{[8, с. 329]}. Это ещё раз свидетельствует, что характеристика правилам как документу в записке давалась в 1817 году. Этот же год составления указывает В.И. Семевский в статье «Декабристы-масоны» ^{[3, с. 9, 10]}. Этот вывод согласуется с собственным наблюдением Ю.Е. Кондакова, который относит время составления записки к 1815-1819 гг. ^{[35, с. 470]}. А вот реформа масонства совершалась на 7 лет раньше - в 1810 г. под руководством М.М. Сперанского, А.Д. Балашова и А.К. Разумовского ^{[8, с. 284-291, 306; 13, с. 74, 75; 24, с. 388; 36, с.124; 37, с. 260-261]}, именно под их руководством составлялись правила. М.Я. Фон Фок не участвовал в реформе масонства, поэтому его оценка, хотя и является ретроспективной, позволяет определить хронологический разбег времени составления документа.

Важно и то, что упомянутое в правилах министерство полиции стало исполнять свои обязанности с 1811 года, об этом свидетельствует издание «Месяцеслова», в котором список должностных лиц второй экспедиции приводится на 13 января 1811 года, а медицинской экспедиции – на 24 ноября 1810 года; штата особенной канцелярии вообще не предусматривалось ^{[38, с. 539, 541]}. Ассигнования на содержание министерства полиции стали выделяться с 1811 года, о чем свидетельствует роспись о доходах и расходах за 1810 и 1811 годы ^{[39, с. 209]}. Министерство полиции начало функционировать только с 1811 г., тогда же был предоставлена роспись о доходах и расходах на 1811 год. На 1810 г. на министерство полиции деньги не выделялись.

Маловероятно, что документ в дошедшем до нас виде был составлен в 1810 году. Дело в том, что §2 устанавливает исключение из требований §1 для союза директориальной ложи Владимира к истине, которая придерживалась шведской системы масонства. Проект И.А. Фесслера и М.М. Сперанского как раз содержал критику шведской системы. Поэтому до высылки И.А. Фесслера и критики М.М. Сперанского в 1811 г. сложно говорить о включении авторами в текст §2 «терпимой ложи Владимира к истине». Именно в 1811 году правительство, по сведениям Т.О. Соколовской, вернуло главе масонов шведской системы И.В. Беберу «просмотренные и разрешенные» «акты масонских обрядов и установлений» и предложило даже свое покровительство ^{[40, с. 174]}. Первые упоминания об исполнении правил масонскими ложами начались также с 1811 г.

Из данных свидетельств можно заключить, что текст правил в существующем виде был составлен в 1811 году, но с 1813 года не учитывал быстрое развитие союза Великой директориальной ложи Владимира к Порядку, в котором, вместо 4, в 1813 году уже находилось 8 лож. Мы не смогли обнаружить сведений о внесении изменений в правила. В 1815 г. были приняты новые правила, которые учитывали сложившуюся в ложах ситуацию (существование двух Великих лож – Великой Провинциальной ложи и Директориальной ложи Астреи). В сборнике они обозначены как приложение к письму В.В. Мусина-Пушкина Брюса под лит. В ^{[8, с. 315-319]}. Согласно наблюдению В.И. Семевского, изменения в «проект предполагаемого устава» были внесены в 1817-1818 годах ^{[3, с. 26]}.

Юридическая сила документа

Вопрос об юридической силе источника является одним из малоисследованных и сложных.

Для начала определимся с общим порядком вступления в силу правовых актов в исследуемый период. На 1810-1811 годы в Российской Империи приходится период правовых и государственных реформ. Существовало несколько вариантов порядка подготовки и принятия законодательных актов. Первый вариант предусматривал наличие в делах законодательных правительственной инициативы, которая осуществляется по общему правилу министрами и в случаях «особенных» по непосредственному Величайшему повелению (§33 Указа об образовании Госсовета от 1 января 1811 г.) ^{[41, с. 68]}. Согласно §220 Указа об общем учреждении министерств от 25 июня 1811 г., министр уполномочен «представлять» о необходимости нового закона или отмене прежнего. Как видно, министры обладали законодательным почином, порядок его применения очень широкий и отводился на министерское усмотрение (§§161, 162 Общего учреждения министерств) ^{[41, с. 108]}. Такой порядок сохранился до 1857 г. С.А. Корф критиковал его и предлагал считать «теоретическим недоразумением» ^{[42, с. 253-254]}. Современный исследователь И.В. Михеева соглашается с ним ^{[43; 44, с. 55]}. По свидетельству Б.Э. Нольде, почин высших административных учреждений осуществлялся без предварительного «испрошения Высочайших повелений» ^[45].

Второй вариант предусматривал концентрацию всех полномочий законодателя (в том числе права законодательной инициативы) в руках монарха. К существованию такого порядка склоняется Г.Ф. Шершеневич ^[46]. Однако, по убеждению И.В. Михеевой, этот период формального закрепления единства в законодательной сфере монарха и министров наступил только с 1857 года ^{[47, с. 15]}.

Третий вариант предусматривал компетентностное нормотворчество министров. По утверждению И.В. Михеевой, министерства имели полномочия «по самостоятельному (без утверждения монархом) созданию правовых норм в пределах обозначенной для них сферы государственного управления» ^{[47, с. 4]}. Министерское делегированное правотворчество при этом носило развивающий характер в виде детализации, конкретизации, дополнения существующих законодательных норм ^{[47, с. 24]}.

Не следует забывать, что, по словам С.В. Кодана, период с 1801 по 1825 гг. в целом являлся реформенным для русского законодательства и государственного механизма, в нем происходили поиск определения конституционных начал в государственном устройстве и модернизация политико-правовой сферы жизни страны ^{[48, с. 7]}. По утверждению И.В. Михеевой, время с 1802 по 1857 год было также периодом «практического поиска границ министерских нормотворческих полномочий» ^{[47, с. 15]}.

Важно и то, что именно «личностные качества и мировоззрение носителей верховной государственной власти» определяли в этот период как принятие управленческих решений, так и законодательных актов ^{[48, с. 8]}. Отсюда вытекают многообразие и многосложность законодательных нормативных правовых актов, которые «а) не имели четкого различия по иерархии и содержанию, потому содержали в себе характеристики как собственно закона, так и подзаконного акта (уставы, положения, наказы, инструкции, указы, мнения Государственного совета и доклады, удостоенные Высочайшего утверждения, правила); б) издавались с возможностью вариативного выбора формы издаваемого акта, которая, в свою очередь, могла быть простой и сложной» (манифесты, доклады, мнения Госсовета, записки и др.) ^{[47, с. 14]}.

Из указанных положений следует, что форма и порядок принятия законодательного акта в 1810-1811 годах не имели решающего значения, они могли быть любыми. А как же дело обстояло с правилами?

Основным источником, проливающим свет на это темное пятно, является записка особенной канцелярии министерства полиции. Касательно законодательного регулирова