Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

Формирование советской политической элиты: от смерти Ленина до триумфа Сталина

Болтаевский Андрей Андреевич

кандидат исторических наук

доцент, Международный славянский институт

129085, Россия, г. Москва, ул. Годовикова, 9, строение 25

Boltaevskii Andrei Andreevich

PhD in History

associate professor of the Department of Philosophical and Socio-Humanitarian Disciplines at Moscow State University of Food Production

129085, Russia, g. Moscow, ul. Godovikova, 9, stroenie 25

boltaev83@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 
Прядко Игорь Петрович

кандидат культурологии

доцент, кафедра политологии и социологии, Московский государственный строительный университет

129337, Россия, г. Москва, Ярославское шоссе, д. 26

Pryadko Igor' Petrovich

PhD in Cultural Studies

Associate Professor, Department of Political and Social Studies, Moscow State Construction University

129337, Russia, Moskva, Yaroslavskoe shosse, d.26.

priadcko.igor2011@yandex.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2409-868X.2017.2.17827

Дата направления статьи в редакцию:

02-02-2016


Дата публикации:

18-02-2017


Аннотация: В условиях становления независимого курса России происходит увеличение интереса к спорным и определяющим моментам отечественной истории. Объектом острых дискуссий вновь, как и в годы Перестройки, становится деятельность И.В. Сталина, а так же особенности формирования советской политической системы в 1920-30-е гг. Одни склонны видеть в Сталине тирана, другие называют его выдающимся государственным деятелем. В тоже время массовый интерес к данной фигуре вызывает к жизни различные тенденциозные, иногда фальсифицированные материалы. Авторы в своем исследовании опираются на широкий круг источников: документальные материалы, свидетельства политических и военных деятелей, работы российских и зарубежных специалистов, используя сравнительно-исторический и проблемно-хронологический методы. В сознании среднего россиянина великое в сталинской эпохи – усиление военно-политической мои страны, успехи в развитии промышленности, а главное победа в Великой Отечественной войне – затмевают такие негативные проявления, как массовые репрессии, гонения на церковь и деятелей науки и культуры, разорение в ходе коллективизации «души народа» – крестьянства. В зависимости от социально-политической ситуации в стране историческая память наших граждан будут взывать к жизни те или иные стороны 1920-1950-хх гг., затмевая то, что будет противоречить сложившейся конъюнктуре. Деятельность Сталина можно рассматривать, как создание новой политической элиты, способной противостоять внутренним и внешним вызовам.


Ключевые слова:

Советский Союз, политическая система, бюрократия, Сталин, борьба, Ленин, революция, Вторая мировая война, коммунизм, репрессии

Abstract: The growing interest towards the defining moments in Russian history takes place under the conditions of establishment of Russia’s independent course. The object of fierce discussion, similar to the period of Perestroika, becomes the activity of J. V. Stalin, as well as the peculiarities of formation of the Soviet political system over the period of 1920’s – 1930’s. Some people see Stalin as a dictator, but other consider him a prominent government leader. At the same time, the interests to his persona causes the occurrence of various tendentious and falsified materials. The authors lean on a broad range of sources: documental materials, testimonies of political and military leaders, works of Russian and foreign experts, as well as use the comparative-historical and problematic-chronological methods. An average Russian believe that the great in Stalin’s era consists in increase of the political-military power of the country, success in industrial expansion, and most importantly – victory in the Great Patriotic War. All of these events overshadow the negative manifestations, such as mass repression, persecution of church alongside the academic and cultural figures, as well as devastation of peasantry during the process of collectivization. Depending on the sociopolitical situation in the country, the historical memory of our citizens will reproduce certain events of the period of 1920’s – 1950’s, which obscures the facts that contradict the established conjuncture. Stalin’s activity can be viewed as the creation of new political elite, which is capable of withstanding the internal and external challenges.


Keywords:

Repressions, Communism, World War II, Revolution, Lenin, Struggle, Stalin, Bureaucracy, Political system, Soviet Union

Введение.

Современная Россия на наших глазах активно преобразуется, пытается найти свое место в мире, утраченное в период Перестройки и последующее за ним десятилетие. Подросло новое поколение, которое вновь видит нашу страну сильной и великой, но при этом ожидает не возврата в прошлое – неважно, советское или императорское, а прорыва в будущее. Именно поэтому сегодня в очередной раз наметился интерес к исторической литературе: людям всегда необходимо знать свое прошлое, чтобы идти вперед.

Имя Сталина до сих пор является предметом ожесточенных споров между представителями не только интеллигенции или политической элиты, но и значительной части жителей нашей страны. Несмотря на развернутую в годы Перестройки жесткую критику, в последнее время прослеживается тенденция, заключающаяся в создании объективного образа этого исторического деятеля XX века. Изменяется и общественное мнение. К примеру, в рамках проекта «Имя России» Сталин уверенно занял третье место (мог бы и первое, если бы не были включены дополнительные манипулятивные технологии). В настоящей работе подвергаются анализу ключевые аспекты становления советской политической системы в 1920 – 1930-е гг., то, что в ряде исторических работ называют (независимо от оценок) становлением «сталинизма».

Добавим, что разнообразные документы и воспоминания, активно выходящие в свет последние годы, зачастую несут в себе беллетристические нотки, а иногда имеют и явно сфальсифицированный характер.

Приведем несколько примеров. В 2015 г. издательство «Яуза-пресс» выпустило в свет книгу под любопытным названием «Любовь Орлова. О Сталине с любовью». В предисловии сказано, что сама актриса передала одному из китайских дипломатов четыре тетради рукописей, которые были в дальнейшем изданы под грифом секретности издательством Пекинского университета тиражом в 1200 экземпляров. Случайно найденный в 2013 г. экземпляр стал основой для русского издания. В книге заявляется о романе между Сталиным и Орловой, а сам политик характеризуется следующим образом: «Обаяние Сталина было обаянием вождя. Мудрый, величественный, великий и вместе с тем очень простой, искренний человек»; «Вся жизнь Сталина – пример беззаветного служения народу» [15, с. 245, 112]. Об этом издании в Интернете есть любопытная рецензия Д.В. Суворова [27].

Воспоминания А.И. Микояна, политического долгожителя советской эпохи, опубликованные благодаря его сыну Серго Анастасовичу, удивляют натуралистичностью ряда эпизодов. И в отличие от «мемуаров» Л. Орловой, нарочито пытаются изобразить Сталина в негативном, нередко даже отталкивающем ключе. Так, автор указывает на редкую попытку вождя выехать на фронт, произошедшую вскоре после контрнаступления Красной Армии под Москвой, стараясь упрекнуть его в трусости. Но самым колоритным эпизодом, который, видимо, по логике автора должен окончательно поставить клеймо труса на великом вожде и учителе является картина Сталина, справляющего нужду прямо на Минском шоссе на виду у военачальников из-за боязни мин в придорожных кустах [17, с. 607]. Невольно возникает вопрос: к чему показана данная картина? Может быть, можно было обойтись без нее?

В интересной работе А.В. Антонова-Овсеенко различные ценные факты сочетаются с домыслами и неподтвержденными гипотезами (чего стоит утверждение о том, что Виссарион Джугашвили был выбран в мужья Екатерине Геладзе, чтобы покрыть ее позор). Антонов-Овсеенко целенаправленно пытается унизить вождя и тех его соратников, что уцелели в молоте 1930-х гг. Так, Сталин четко обозначается, как «ленивый от природы» (здесь прослеживается общность взглядов сына репрессированного революционера с другим сталинским антагонистом, Л.Д. Троцким). Более наглядный эпизод, приводимый Антоновым-Овсеенко: «Осенью 1937 г. командир корпуса Ока Городовиков, встретившийся с Буденным, сказал:

– Семен, смотри что делается! Всех подряд берут…

– Не бойся, нас с тобой не тронут. Берут только умных…» [1, с. 295]

Впрочем, излишняя субъективность – важная черта любой мемуарной литературы, как, впрочем, и исследований, осуществляемых теми или иными заинтересованными лицами (к слову идеолог Перестройки А.Н. Яковлев, анализируя роль большевизма в судьбе русского народа, даже Великую Отечественную войну называет кратко «война 1941 – 1945 годов» [36, с. 221], так не хочется отождествлять Великий подвиг с большевиками и Сталиным, в частности). Отметим здесь еще один любопытный факт. Известный отечественный историк О.В. Хлевнюк приводит пример из уже упомянутых воспоминаний А.И. Микояна, когда 29 июня 1941 г. Сталин удалился на Ближнюю дачу, а соратники решились приехать к нему с предложением создать специальный чрезвычайный орган – Государственный Комитет Обороны. По данным сверки архивных источников с опубликованными мемуарами, в текст книги были внесены важные ключевые фразы: «Увидев нас, он [Сталин – автор] как бы вжался в кресло», «у меня [Микояна – автор] не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовывать» [32, с. 205].

В литературе апологетика Сталину противостоит картинам изображения кровавого чудовища, вследствие чего неискушенному читателю крайне тяжело разобраться в панораме ушедшей эпохи, отделить зерна от плевел. Л.М. Млечин, завершая свою книгу-расследование о противоборстве Сталина и Троцкого, заключает: «Люди, которые ненавидят Троцкого, говорят: «Слава Богу, что он не пришел к власти, а то было бы хуже, чем при Сталине». А что, разве могло быть хуже?» [18, с. 351]. Чтобы разобраться в этом, нам предстоит взглянуть не просто на личность вождя, но и на эпоху, на которую пришлась его деятельность.

Расстановка сил после смерти Ленина.

Нельзя сказать, что смерть Ленина застала врасплох вождей ВКП(б), хотя фигура «капитана Земли» (именно так его метафорично назвал в своем одноименном стихотворении С.А. Есенин) безусловно сплачивала представителей партийной элиты. К этому времени реальная угроза для советского правительства потерять власть фактически исчезла: началась полоса дипломатического признания, отечественная интеллектуальная элита, как внутри страны, так и за рубежом, все отчетливей понимала безальтернативность власти большевиков. Так, уехавший из страны М. Горький писал в начале 1925 г.: «Я не вижу, кроме большевиков, никаких сил, способных править Россией. Эмигрантщина – гнилье» [5, с. 109-110]. Близких взглядов придерживался сотрудничавший с большевиками философ, приверженец христианского социализма П.А. Флоренский, признававший безальтернативность Советской власти.

Смерть большевистского вождя послужила спусковым крючком для начала борьбы между его соратниками за доминирование в партии и стране. Именно борьба за власть выступала в качестве основной причины репрессий, которые обрушились на рядовых коммунистов и беспартийных граждан. Даже М.Н. Рютин, в дальнейшим ставший яростным критиком сталинской внутренней политики, на XV партийном съезде в 1927 г. заявил: «Партия не останавливается перед оппозицией, и оппозиция будет отброшена в мусорную яму истории» [22, с. 109].

Апофеозом данной политики как послесталинская советская, так и наследующая ей либеральная российская историография объявляют 1937 г. Однако политика репрессий оказались только одним из проявлений тех глубинных социальных противоречий, которые обнажила гражданская война, особенно на ее завершающем этапе (здесь уместно привести мнение донского историка А.И. Козлова о том, что гражданская война в России началась еще в ходе Февральской революции [11, с. 46]).

Концептуальную схему того, что происходило в партийной элите, дал не принадлежавший к ней белоэмигрант Василий Шульгин: «Их (ленинцев – А.Б., И.П.), конечно, скоро ликвидируют, как только под ними образуется дружина, прошедшая суровую школу. Эта должна уметь властвовать…». На XVI съезде ВКП (б) Сталин вопрошал: «Можно ли вести успешную борьбу с классовыми врагами, не борясь одновременно с уклонами в нашей партии, не преодолевая этих уклонов?» [24, с. 353] А в качестве исторического примера Сталин все более импонировал Ивану Грозному. По его мнению, «мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния» [3, с. 227]. Интересно в этой связи противопоставление Сталина и Троцкого сделанное Л. Фейхтвангером: «Русским патриотом Троцкий не был никогда. «Государство Сталина» было ему глубоко антипатично. Он хотел мировой революции» [30, с. 71].

Говоря об общественном противостоянии, исследователи имеют в виду различные представления о дальнейшем развитии страны: один путь предполагал сохранение традиционного хозяйственного уклада, опору на крестьянскую деревню, другой был связан с идеей социализации деревни, созданием сельскохозяйственных социалистических производств, управляемых государством. В виду этого, возник вопрос о темпах и методах проводимой коллективизации, о необходимости преодолевать сопротивление противников политики партии в отношении крестьянства. Проблема привлечения крестьянства на сторону революции ставилась еще при Ленине. Недовольство большей части российского населения (тамбовское восстание 1920 – 1921 гг., Кронштадт) вынудила большевиков свернуть политику военного коммунизма. После Ленина вопрос о крестьянстве, вопрос о сохранении чистоты большевистской доктрины в крестьянской стране стал вновь актуален. Жертвою экономических дискуссий, имевших вполне конкретные последствия для их участников, стали А.В. Чаянов и Н.Д. Кондратьев. В свете судеб русского крестьянства, проводимой большевиками коллективизации, стоившей миллионов человеческих жизней, следует оценивать внутрипартийную борьбу в 1920 – 30-е гг.

Л.Д. Троцкий первым в “послеленинское” время начал активное наступление на политическую линию четверки лидеров – Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева, И.В. Сталина и Н.И. Бухарина, отстаивая левацкую программу «диктатуры промышленности», идею колонизации силами промышленного пролетариата аграрной в целом страны. Серьезную поддержку доктрина Троцкого не получила. В дальнейшей политической борьбе четверка лидеров распалась. Зиновьев и Каменев попытались оттеснить Сталина, поддерживаемого в то время Бухариным. Отметим также, что каждый из лидеров четверки имел свою группу поддержки среди членов ВКП(б).

XIV съезд ВКП(б) стал ареной борьбы группировки Каменева и Зиновьева с уже ставшими к тому времени многочисленными сторонниками Сталина. Последний вынес дискуссию со своими оппонентами на партийный форум и в целом, не ошибся, получив тем самым поддержку большинства.

Одним из последствий партийной борьбы после Ленина стало отстранение от власти Троцкого. Последний имел бесспорный дар привлекать на свою сторону революционную массу и восхищал близких по духу и по происхождению однопартийцев. В дни февраля 1917 г. меньшевик-межрайонец М.С. Урицкий, например, говорил о нем так: «Вот пришла великая революция (Февральская – А. Б. и. П.), и чувствуется, что как ни умен Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением» [14, с. 78-79]. Вместе с тем русофобские доктрины Льва Давыдовича не могли привлечь на его сторону большинство даже в стане коммунистов. После XIV съезда разгромленные оппозиционеры Зиновьев и Каменев пошли на объединение с Троцким, что их и погубило. Будучи в меньшинстве даже в коалиции с троцкистами, представители «тройки» организовали уличные выступления в 10-ю годовщину Октября, и это было поставлено им в вину: «Оппозиция, опираясь на ревизию ленинских взглядов, от фракционности перешла к созданию своей собственной партии», оппозиция осуществляла «переход к открытой борьбе против режима пролетарской диктатуры, к устройству уличных демонстраций против партии и Советского правительства 7 ноября 1927 г.» [20, с. 313, 311].

В итоге на XV съезде оппозиционеры были исключены из партийных рядов, что, по сути, стало началом постепенного сосредоточения всех реальных рычагов власти у Сталина. Последний по данному поводу завил: «Если теперь выпадут из тележки некоторые лидеры, не желающие твердо сидеть в тележке, то в этом нет ничего удивительного. Это только избавит партию от людей, путающихся в ногах и мешающих ей двигаться вперед… Ну, что же, если кто-то из старых лидеров, превращающихся в хламье, намерены выпасть из тележки, – туда им и дорога!» [24, с. 371] Слова Сталина по сути добавляют штрихи к описанию третьего этапа сложного и противоречивого процесса формирования нового правящего слоя, описанного в свое время М. Восленским: «Первым этапом было создание в недрах старого русского общества деклассированной организации профессиональных революционеров – зародыша нового класса. Вторым этапом был приход этой организации к власти в результате Октябрьской революции и возникновение двух правящих слоев: высшего – «ленинского», состоящего из профессиональных революционеров, и находившейся под ним сталинской номенклатуры. Третьим этапом была ликвидация ленинской гвардии сталинской номенклатурой» [4, с. 218].

Очередное столкновение в среде большевистских элит спровоцировали трудности коллективизации и кризис хлебозаготовок 1927 – 1928 гг. Пунктом разногласий с бухаринской группой стали темпы и методы коллективизации, сохранение единоличных крестьянских хозяйств, принципы создания колхозов, степень их самостоятельности. Бухарин отстаивал идеи нэпа, отсюда его призыв к крестьянству: «Обогащайтесь!». Сталин в это время уже не разделял принципы новой экономической политики. Он и его сторонники взяли курс на ускоренную индустриализацию, создание оборонного щита Советского государства, средства на который в крестьянской стране можно было найти главным образом путем отъема зерна у самих крестьян. Лучше, чем его однопартийцы, зная нужды страны, оценивая сложившуюся политическую обстановку с точки зрения перспектив будущего развития, Сталин приступил к ускоренной коллективизации крестьянских хозяйств. Высокий темп промышленного развития требовал государственного вмешательства. Чтобы преодолеть кризис хлебозаготовок, большевистское руководство прибегало к чрезвычайным мерам. За отказ сдачи хлеба государству привлекали к судебной ответственности. При этом, как уже отмечалось, инициировалось ускоренное создание колхозов и совхозов.

Этап массовых политических репрессий, в том числе по отношению к старой партийной гвардии, начался после убийства С.М. Кирова (роковой выстрел прозвучал 1 декабря 1934 г.). Вначале прозвучало обвинение в адрес тайной организации белогвардейцев, но вскоре в деле появился так называемый «зиновьевский» след.

Политическое убийство одного из видных вождей большевиков дало повод Сталину развязать террор против предполагаемых организаторов этой политической акции: троцкистов и приверженцев бывшего председателя Петросовета. Опираясь на данный пример, важно отметить, что насилие, используемое наряду с социальной демагогией, которой большевики, вступившие друг с другом в отчаянную борьбу за власть, овладели еще накануне Октября 1917 г., стало использоваться в качестве главного инструмента решения политических проблем. Потребовалось создание разветвленного репрессивного механизма. Отсюда, по мнению ряда политологов, второй опорой власти Сталина после партийного аппарата стали органы НКВД.

Сталин действительно использовал сложившийся до него аппарат насилия для укрепления личной власти. Но даже он в дискуссиях с оппонентами не всегда выступал с крайних позиций. Он не стремился, как это делал Троцкий, подчинить все стороны общественной жизни контролю партии и государства. В ходе обсуждения проекта новой советской Конституции Сталин предлагал проведение выборов в Советы по альтернативным спискам, а это на деле обернулось бы отказом от навязывания избирателям единственного кандидата от партии. Сейчас трудно судить, какие последствия для страны имела бы реализация предложений генсека. Вполне возможно, что Сталин выдвигал их как заведомо неперспективные, подобно тому, как в свое время граф Платон Зубов, «который… никаких принципиальных идей не имел», предлагал Александру I подписать «Жалованную грамоту русскому народу» и в ней объявить об отмене крепостного права. Однако здесь мы можем уйти в область ненадежных политических аналогий, не проясняющих картину нашего прошлого.

Между тем, развернувшаяся борьба против «врагов народа» на местах приобретала неожиданные формы. Можно привести примеры и заведомо абсурдных действий партийных чиновников разных уровней в годы массовых репрессий. Секретарь Куйбышевского обкома Н.Г. Игнатов так охарактеризовал на заседании ЦК КПСС работу своего непосредственного руководителя, первого секретаря обкома, П.П. Постышева: «Постышев берет лупу, вызывает к себе представителя райкома и начинает рассматривать тетради, все тетради у нас оборвали, на обложках находили фашисткую свастику и дошли до того, что на печеньях есть олени – фашистские знаки, на конфетах карамель, там цветок, это тоже фашистский знак»[26, с. 164].

Есть веские основания считать, что представление о Сталине как прямом порождении аппарата не во всем соответствует действительности и является схемой, созданной троцкистской и «перестроечной» (во многом сходной с первой) историографией. Картина политической борьбы конца 1920 – 30-х гг. острее и сложнее. Противоборство лидеров большевистской партии – это, прежде всего, соперничество аппаратов. Мощнейшим аппаратом чекистов, личной охраны, референтов и составителей докладов, идеологических сотрудников располагал Троцкий. Бухарин опирался на созданное им сообщество красных профессоров. Свой аппарат был у Зиновьева, руководившего Петросоветом и Исполкомом Коминтерна, у Каменева и у Рыкова. Однако именно Сталину удалось привлечь на свою сторону не только часть партийного аппарата, но и абсолютное большинство партийных низов, и выиграть бой с оппонентами. В чем-то это подтверждает концепцию цитируемого нами Восленского о смене большевистских элит. Здесь уместно привести воспоминания Троцкого о диалоге, произошедшим осенью 1927 г. между Каменевым и председателем ОГПУ В.Р. Менжинским: «Неужели вы думаете, – спросил Каменев Менжинского, – что Сталин один справится с государством?» Менжинский уклонился от прямого вызова: «А зачем же вы тогда дали ему вырасти в такую грозную силу? – ответил он вопросом на вопрос, – теперь уже поздно» [29, с. 269].

Альтернативный путь?

Современные политологи спорят об альтернативных путях развития политической системы и гражданского общества после Ленина. Было ли возможно преодолеть то всесилие партийной бюрократии, которая, оторвавшись от породившего ее социального класса, оказалась силой, в конечном итоге разрушившей Советский Союз? В своих последних работах Ленин видел панацею в широкой демократии, в привлечении рабочих, в том числе и беспартийных (sic!) к контролю над зазнавшейся и потерявшей связь с классом партийной номенклатурой. «Певец революции» В.В. Маяковский дал такой образ подобным людям:

Победу масс, позволивших ему

Надеть незыблемых мандатов латы,

Немедля приписал он своему уму,

Почел пожизненной наградой за таланты.

Контроль беспартийных рабочих и крестьян над партией и госаппаратом, контроль рядовых партийных рабочих и крестьян над партийным аппаратом – вот что красной нитью проходит через все поздние политические работы Ленина. Указана и материальная основа данного контроля: вооружение трудового народа, народная милиция. Надо ли говорить, что основные положения последних политических произведений организатора Октября шли вразрез с идеями и реальными практическими шагами, как Троцкого, так и Сталина по ограничению демократии. Прежде всего, это не соответствовало тенденции к стабилизации режима, поскольку открывало дорогу для дальнейшей классовой борьбы, но уже между олигархической верхушкой (позднее – номенклатурой) и низами трудящихся. Ленин писал буквально следующее: «Пока существуют классы, неизбежна классовая борьба. В переходное время от капитализма к социализму неизбежно существование классов. Поэтому и компартия, и Соввласть, как и профсоюзы, должны открыто признавать существование классовой борьбы и ее неизбежность до тех пор, пока не закончена, хотя бы в основе [нрзб.] электрификация промышленности и земледелия, пока не подрезаны этим корни мелкого хозяйства и господства рынка. Отсюда вытекает, что в данный момент мы никоим образом не можем отказаться от стачечной борьбы» [13, с. 342 – 343]. Так что тезис Сталина, что при построении социализма происходит обострение классовой борьбы, появился не на пустом месте. Вместе с тем, Ленин видел главную угрозу будущему социализма и советского государства в госаппарате и партийной бюрократии, и именно против них он призывал вести беспощадную классовую борьбу. Он считал, что «в суматохе революции госаппарат мог быть засорен псевдореволюционными и даже контрреволюционными элементами» [31, с. 5]. Разумеется, предложения Ленина вели к продолжению революции, а время уже требовало некоторой политической стабилизации, общество, тем более, его правящая верхушка, устали от революционных встрясок. Воплощением такой стабилизации как раз и стал И.В.Сталин и проводимый им курс.

Чистки в армии.

По разному в различные периоды советской истории оценивались чистки, осуществленные НКВД, среди кадрового состава Красной Армии. В настоящем параграфе мы попытаемся привести аргументы, используемые сторонами, участвующими в дискуссиях вокруг репрессий сталинского периода.

В 1936 – 1938 гг. были устранены – расстреляны или отправлены в лагеря – командиры высшего и среднего армейского звена. По общим оценкам это ослабляло боеспособность Красной Армии накануне Великой Отечественной войны. Репрессиям были подвергнуты военачальники, выдвинувшиеся в годы Гражданской войны и хорошо знавшие специфику именно таких внутренних боестолкновений. Вместе с тем, чистки в армии привели к кадровым изменениям. На командные посты выдвинулись полководцы, проявившие себя в дальнейшем на фронтах Второй мировой войны, в сражениях с нацистской Германией и милитаристской Японией.

И, тем не менее, репрессии командных кадров во второй половине 1930-х гг. нанесли Красной армии большой урон. Помимо высших командиров, подозреваемых Сталиным в заговоре, под каток Сталинских репрессий попали те офицеры, которые были далеки от интриг политического руководства.

Обобщая сказанное, можно сделать вывод, насколько роковой была роль репрессий в 1930-е гг. С одной стороны, они стали результатом борьбы за власть, за укрепление режима личной власти генерального секретаря, а с другой, они были условием внеэкономического принуждения к труду, позволяли производить регулярные встряски хозяйственного аппарата, в условиях бюрократической централизации склонного к застою. Репрессии сплачивали советское общество, делали его монолитным перед внешним и внутренним – реальными или мнимым – врагом. Именно такими врагами и стали неугодные Сталину и его окружению командиры Красной Армии. Неоправданные репрессии стали одной из причин неудач Красной Армии в первые месяцы Великой Отечественной войны.

Апологеты Иосифа Виссарионовича говорят о том, что чистки коснулись тех командиров, которые были так или иначе связаны с Троцким, кто участвовал в жестоком подавлении сопротивления большевикам, расправлялся с движением крестьянского вождя Александра Антонова, с восставшими в Кронштадте матросами.