Ценностный статус науки в культуре

Яковлев Владимир Анатольевич доктор философских наук профессор, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 117463, Россия, г. Москва, ул. Инессы Арманд, 4, корп. 2 Iakovlev Vladimir Anatolievich Doctor of Philosophy Professor of the Department of Philosophy of Natural Science at Lomonosov Moscow State University 117463, Russia, g. Moscow, ul. Inessy Armand, 4, korp. 2, kv. 7 goroda460@yandex.ru Другие публикации этого автора

В данной работе мы будем исходить из двух принципиально важных положений. Первое – наука в целом является одной из форм социокультурных духовных практик (политика, право, религия, мораль, искусство), обладая в то же время особым ценностным статусом. Второе – научное знание как важнейший эпистемический продукт исследовательской деятельности учёных есть фрактал потенциально бесконечного информационного поля Мультиверса.

В наших предыдущих работах было показано, что в современной философии понятие информации постепенно приобретает статус категории, которая является ключевой при осмыслении объективной реальности, сознания и познания ^{[1, 2, 3]}. Информационная реальность (бытие информации) выражает единство объективной (физической) реальности, которая активно осваивается субъектом в его непосредственных восприятиях (обыденной практике), различных логических операциях, показаниях всё более сложных научных установок и приборов, а также в математических моделях и вычислительных экспериментах.

Исходя из аксиоматически принимаемого положения, что Мироздание едино как поле информационной реальности, жизнь определяется как высшая форма её существования. Живые организмы производят не только синтез вещественно-энергетических носителей на молекулярном и организмическом уровнях, но также несут в себе идеальные информационные программы своего воспроизводства и развития. В ходе эволюционного усложнения психических модулей организмов – чувствительность, рефлексы, инстинкты, память, воля, мышление – расширяются их корреляционные связи с физическими полями, усложняется клеточная структура, генерируются когнитивные навыки и способности. Человеческое сознание (ментальность) как высшая форма развития жизни через познание мира и самого себя вписывается в информационное поле Мультиверса и становится одним из его фракталов.

Особое внимание было также уделено информационно-коммуникативной модели научного познания ^[4]. Учёные постоянно стремятся выразить (зафиксировать) в логико-математических формулах и операциях информационные (информативные) структуры мироздания – возможность, каузальность, предрасположенность (диспозиция), вероятность. Только для Вселенной с её информативной ёмкостью и неисчерпаемой креативностью эти структуры имеют смысл. Их познание подразумевает разработку и принципиально новой – инновационной – эпистемологии.

Информационно-коммуникативный подход к эпистемологии, то есть к теории научного знания, позволяет понять науку как особый тип социокультурных инновационных процессов (программ), порождающих эпистемические, институциональные и коммуникативные новации. Бытие (онтология) науки в сфере культуры – это образец и модель информационно-коммуникативных инновационных процессов во всех сферах человеческой деятельности.

Однако в идеях указанных работ обнаружился и существенный пробел. Вне поля зрения остался аксиологический аспект информации.

Вообще многие аксиологи в настоящее время указывают на глубокие проблемы, связанные с теоретической базой и методологическими подходами при определении таких фундаментальных понятий, как «ценность» и «ценностные отношения», а также разногласий по вопросу о месте и значении аксиологии в общей структуре философского знания.

Это во многом связано с антропологическим кризисом культуры западной цивилизации. Так, известный отечественный философ П.С. Гуревич пишет: «Современные исследователи, как известно, отказываются от целостной и развернутой концепции философской антропологии. Знание о человеке становится все более и более фрагментарным. Это принципиальная позиция постмодернистского рассмотрения человека» ^[5]. Необходимо согласиться с мнением П.С. Гуревича, что отрицание самой сущности человека (Ж.-Л. Нанси) и признание кризиса его идентификации (Дж. Уард), рассуждения о «фрагментарности современного человек» (Ж. Деррида) и провозглашение его смерти как личности (М. Фуко), относится в современной постмодернистской философии не только к отдельному человеку, но и культуре в целом.

Однако новоевропейская культура XV в. формировалась на основе совсем других ценностных ориентиров. Среди основных причин Возрождения (Ренессанса) обычно называют следующие.

Экономические. Рост городов, укрепление их самостоятельности и увеличение количества зажиточных граждан. Переход к мануфактурному типу производства, цеховой организации хозяйственной деятельности и её диверсификация, а также интенсификация торговых связей с Востоком.

Технические. Всё более широкое использование естественных источников энергии и конструирование механических часов. «Переизобретение» пороха (революция в военном деле), компаса (великие географические открытия), бумаги и книгопечатания (информационная революция).

Политические. Так называемые ранние буржуазные революции, борьба нобилей с пополанами, утрата Римом верховенства папской власти, демократизация общественной жизни, постепенное ослабление и упразднение крепостничества.

Кросскультурные. Крестовые походы, затяжные войны с арабами и турками, падение Константинополя, столкновения с цивилизациями Южной Америки. Общее расширение культурного горизонта Европы и повышение уровня её образованности.

Религиозные. Существенное ослабление идеологии католической церкви и снижение её морального авторитета (чехарда пап и антипап, индульгенции), религиозные войны и Реформация (англиканская, лютеранская и кальвинистская церкви). Несмотря на контрреформацию (орден инквизиции И. Лойолы, индекс запрещённых книг, трибуналы) северные страны Европы фактически вышли из-под власти Ватикана, создав новое культурное пространство для свободной творческой мысли.

Все вышеуказанные причины события европейского Возрождения довольно подробно исследованы во многих работах историков и культурологов ^{[6, 7]}.

Однако ценность Ренессанса в целом не определяется какой-то «главной» причиной и даже их совокупностью. Благоприятные условия для быстрого развития существовали и в других, неевропейских, культурах. Более того, как полагают многие исследователи, Европа в XIII – XIV вв. ещё довольно заметно отставала в научно-техническом и гуманитарном развитии от своих ближних и дальних «соседей» по ойкумене.

Не случайно европоцентристски настроенные учёные стремятся отыскать особые причины, якобы присущие именно Западной Европе. И тогда вместо противопоставления света Возрождения мраку Средневековья появляются утверждения об их преемственности и дополнительности, накопленной благости и «намоленности» европейского ареала за предшествующие столетия. Говорят и об имманентной рациональности католической доктрины, отшлифованной в трудах средневековых схоластов, прежде всего Фомы Аквинского, как основы рационализма нововременной науки. В свете последних достижений по расшифровке генома человека высказываются даже предположения о возможной эмерджентной мутации европейского этноса по линии резкого усиления его интеллектуального потенциала, что и породило целую плеяду «титанов», без которых не был бы возможен Ренессанс.

Не исключено – в дальнейшем откроют и другие, скажем, «космические» причины Ренессанса. Однако историческим фактом останется то, что ценность и креативность этого явления носила сингулярный характер, а в дальнейшем получила глобальный резонанс в развитии всей земной цивилизации. «Никогда потребность в полном и радикальном обновлении не только познания, но и всей общественной жизни, не была так сильна и не находила столь разнообразных и страстных проявлений, как в это время, – справедливо пишет В. Виндельбанд, – ни одна эпоха не пережила таких оригинальных и широких попыток нововведений» ^[8].

Мятущаяся «фаустовская душа» (О. Шпенглер) Европы, требующая непрерывного действа рождается и в полной мере проявляет себя именно в эту эпоху. В культуре Возрождения реанимируется ценность принципа «агона» Античности. Европейская цивилизация обретает полноту и динамическое равновесие в системе ценностей социокультурных оппозиций и различных взаимодополняющих друг друга духовных течений. «Тектонический сдвиг в умах» европейцев проявляется, прежде всего, в достижении нового уровня критического рационализма в сфере развития философской, а затем и научной мысли, что является главной ценностью Ренессанса.

Но вначале на первое место в культуре выходит искусство. Уже в XIV в. Данте Алигьери, «последний поэт Средневековья и первый поэт Нового времени» (Ф. Энгельс) в своей эпической поэме «Божественная комедия» подвергает острой критике ценности ортодоксальной католической церкви. Данте утверждает в своём произведении, что судьба не предопределена рождением в определённом сословии, а зависит от творческой устремлённости человека к доблести и знанию, что из всех проявлений божественной мудрости человек – величайшее чудо.

Он мастерски рисует в стихах мрачную картину кругов христианского Ада, где языческие философы находятся в более привилегированном положении в сравнении с папами-грешниками. Так, Демокрит, Авиценна и Аверроэс пребывают в самом лёгком первом круге. Ведёт читателя по этим кругам символическая красавица Беатриче («Блаженность»). Это – первое серьёзное и ответственное «дело», которое поручается земной женщине, олицетворяющей любовь к Богу, в европейской литературе. Из средневековых определений как «сосуда зла», «слуги дьявола», «исчадия ада» женщина превращается в непреходящую ценность любви, света, материнства. Франческа Петрарка в лирических стихах воспевает прекрасную Лауру – воплощение земной красоты и женственности. К женским шалостям с пониманием и сочувствием относится Боккаччо в «Декамероне». Джотто, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело создают в живописи образы земных женщин-мадонн – ценностных эталонов красоты. Новому взгляду на мироздание способствуют открытые в живописи правила перспективы и так называемого «золотого сечения», а также устремляющиеся к звёздам шпили готических соборов.

Подчеркнём, что итогом Ренессанса, зародившегося в Италии в конце XIV в., и на протяжении последующих двух веков охватившего всю Западную Европу, стал эпохальный переход к новому типу цивилизационного развития на основе ценностей гуманизма, активизма, светского образования, научного познания, уникальности и ценности человеческой жизни в целом.

Понятие гуманизма, идущее от Цицерона, становится центральным и важнейшим в философско-этической литературе эпохи Ренессанса и, можно сказать, даёт рождение всему корпусу гуманитарных наук. Суть этого понятия – гуманность, человечность, человеколюбие – состоит в обращении к человеку как венцу мироздания, уступающему в своём совершенстве лишь самому Богу («образ и подобие божие») и бесплотным божественным духам.

В известном с XIII в. трактате Папы Иннокентия III «О презрении к миру, или о ничтожестве человеческой жизни» автор с помощью цитат из Писания пытается убедить смертных в порочности их бытия («Memento mori»). Зло, по его мнению, коренится уже в самих чувствах человека, навечно отягощённого проклятием первородного греха. Гуманисты, прямо не отрицая этот догмат, тем не менее, противопоставляют ему свои жизнеутверждающие работы («Memento vitae») .

Добродетели человека – благородство, достоинство, великодушие, доблесть – определяются метафизическими принципами божественного мироздания. Эти ценности утверждаются в таких великих произведениях того времени, как «Речи о достоинстве человека» (Пико дела Мирандола), «О достоинстве и превосходстве человека» (Джаноццо Манетти).

Креатив самоценности человеческой жизни возводится в абсолют «Вольтером XIV в.» – Л. Валлой. В трактате «О наслаждении» гуманист утверждает, что наслаждение жизнью – высшая добродетель для достижения блага человека и общества.

Веком позже другой «Вольтер» – Эразм Роттердамский – показал в своём трактате «О свободе воли», что нельзя забывать и о несуразицах, нелепостях и глупостях, проявляющихся в так называемых свободных человеческих поступках. Мыслитель стремился показать, что все философские размышления о величии человека не должны выходить за границы рассудка и здравого смысла. В трактате «Похвала глупости» Эразм пытается найти лекарство для преодоления пороков чванства, самомнения и эгоизма. «Госпожа Глупость», как показывает автор, являет бесчисленные лики, наиболее впечатляющее из которых – самодовольство ^[9].

Линию скепсиса и критики, но уже преимущественно в плане познавательных претензий человека продолжил Мишель Монтень. Французский философ-гуманист – первооткрыватель ценности литературного жанра эссе. В своём трактате «Опыты» Монтень в форме заметок, очерков, афоризмов и лаконичных текстов критикует традиционную философию за её схоластичность и псевдознание. Он критикует словоблудие и пустые словопрения и призывает «идти вслед за мыслями». Монтень, солидаризируясь с Эразмом, говорит о самодовольстве и неистребимости человеческой глупости, поскольку люди ничему не верят так твёрдо, как тому, о чём они меньше всего знают.

Философ, активно участвуя в социально-политической жизни Франции в качестве мэра его родного города Бордо, не раз иронизировал по поводу лицемерия и видимости правосудия в трибуналах инквизиции: «заживо поджаривать человека из-за своих домыслов – значит придавать им слишком большую цену» ^[10].

Первая Академия гуманистов во Флоренции (1459 г.), вдохновителем и организатором которой был православный грек из Константинополя Георгий Плифон и ставший впоследствии её главой Марсилио Фичино, занималась переводами с древнегреческого практически неизвестных ещё в Европе античных авторов, прежде всего Платона и неоплатоников. Заметим, что современная гуманитаристика, включая и классическую филологию, в продолжающихся современных исследованиях Античности во многом опирается на информационную парадигму текстов античных авторов, которые были выявлены и введены в культурное наследие человечества благодаря именно гуманистам.

Первые академики практически не интересовались вопросами, связанными с изучением природы. Но вторая Академия, так называемая Козентинская (недалеко от Неаполя), во главе с Телезио, уже ставило целью пополнение естественнонаучного знания и разрабатывала первые исследовательские методы.

Не вдаваясь в дискуссию о ценностных ориентирах и смыслах бытия человека эпохи Ренессанса, сконцентрируем внимание на аксиологических аспектах наиболее рациональной по своим методам части культуры – научно-исследовательской деятельности.

Бесспорно, прав В. Виндельбанд в своём ставшим крылатым выражении: «Современное естествознание – дитя гуманизма».

В XVII в. появляются и развиваются новые отрасли хозяйственной деятельности, а также различные сферы инфраструктуры. В целом новые социально-экономические потребности общества обусловливают необходимость точного знания, что ведёт к появлению естествознания, Генезис фундаментальных наук – это и есть первая научная революция.

Здесь можно вспомнить отечественного видного исследователя Бориса Михайловича Гессена. Он заведовал в 30-е годы кафедрой истории философии науки на физфаке МГУ, работал заместителем директора Института физика АН. Участвуя во втором Мировом конгрессе по истории философии науки в Лондоне, Б.М. Гессен в представленном докладе подчеркнул, что новые направления математики, механика Ньютона, а также химическая наука были вызваны, в целом, потребностями развития капиталистического общества, прежде всего в сфере путей сообщения, горного дела и военного дела.

Научная революция XVII–XVIII вв. знаменует переход от социокультурной парадигмы антропоцентризма к парадигме наукоцентризма. В результате революции эмерджентно возникают все основные компоненты научного знания – эксперимент, логико-математическое доказательство, информационно-коммуникативные структуры, первые важные эффекты практического применения. Формируется научное сообщество, и учёные переходят к всё более масштабному и систематическому «вопрошанию» природы. В теоретическом плане основные идеи этой революции были вначале выдвинуты и разработаны философами Нового времени, многие из которых внесли также существенный вклад в развитие науки.

Так, Ф. Бэкон считал важным ценностным ориентиром науки, в сравнении с философией раннего Возрождения, привнесение и укоренение в общественном сознании идеи принципиального превосходства достигнутого Европой уровня развития по сравнению не только с Античностью, но и с другими цивилизациями. «Было бы постыдным для людей, – пишет в «Новом органоне» Бэкон, – если бы границы умственного мира оставались в тесных пределах того, что было открыто древними, в то время как в наши времена неизмеримо расширились и приведены в известность пределы материального мира, то есть земель, морей, звёзд» ^[11].

О практической ценности всех наук, включая и метафизику, подробно говорится в утопии Бэкона «Новая Атлантида». Здесь описывается «Дом Соломона» как научный и технический центр, главное назначение которого – объективное изучение «творений господних», а также изобретение машин, устройств и технологий, делающих жизнь жителей острова Бенсалем счастливой и творчески насыщенной.

В отличие от утопий Т. Мора и Т. Кампанеллы, где главным был принцип справедливого распределения, акцент в «Новой Атлантиде» делается на социокультурной ценности науки. В произведении Бэкона наука становится, по сути, производительной силой сообщества бенсалемцев, широко и умело использующая на практике то, что сейчас называется био- и нанотехнологиями.

Не умаляя, идущую от Аристотеля, характеристику самоценности научного знания как средства приобщения к гармонии мира, Веруламец дополняет её ценностью социальной – наука определяет прогресс общества во всех его измерениях и должна приносить блага всем людям. В «Новой Атлантиде» глава «Дома Соломона» говорит, что целью бенсалемцев «…является познание причин и скрытых сил всех вещей и расширение власти человека над природой, покуда всё не станет для него возможным» ^[12].

Не случайно, по признанию многих учёных описанный в утопии «Дом Соломона» стал прообразом Лондонского Королевского естественнонаучного общества – первой государственной организации науки.

Главным ценностным креативом философии Р. Декарта явилось формирование нового критическо-конструктивного менталитета европейской цивилизации. Он как философ и учёный первым осознал ценность неразрывной взаимосвязи воли, познания и эмоций человека. Из биографии Декарта хорошо известно, что он, как впоследствии и И. Кант, бòльшую часть своей жизни стремился следовать главным нравственным принципам – самопознания и самосовершенствования. Во благо человека и общества, как писал оптимистично убеждённый Р. Декарт, нельзя и не нужно полагать человеческому уму какие-либо границы. Как справедливо подчеркивает П.П. Гайденко, «…характерная для христианства мысль, что человек создан богом для того, чтобы быть господином над природой, приобретает в 17 веке новую форму. У Августина для того, чтобы человек был достоин этой высокой миссии, ему необходимо благочестие и вера, помогающая ему правильно использовать дарованный ему разум; у Декарта же человеку, прежде всего, необходим Метод, потому что само господство над природой понимается теперь не столько теоретически, сколько практически. Понятие «господство над природой» теперь тоже секуляризовано» ^[13].

Главный мотив творчества Б. Спинозы, так же как и Декарта, – это стремление к познанию истины, которую они оба ставили выше всех других ценностей жизни. Полностью сконцентрировавшись на идеях своего учения («Этика»), Спиноза был равнодушен к лишениям повседневной жизни. Он стремился к полной независимости своего «рацио» от каких-либо идеологических догм и неоднократно предлагаемых денежных содержаний. На своём жизненном примере он реально воплотил в новых исторических условиях открытый ещё Дж. Бруно ценностного креатива этики героического энтузиазма.

По этому поводу Б. Рассел справедливо пишет: «Спиноза – самый благородный и привлекательный из великих философов. Интеллектуально некоторые превосходят его, но нравственно он выше всех» ^[13].

Спиноза считал, что философ-учёный меньше всего думает о смерти физической, считая, что его духовная работа и её результаты, пусть и в обезличенной форме, вольются в высший вселенский Разум, детерминирующий логическую структуру мира.

Отметим, что эта мысль Спинозы, творца новой «космической религиозности», нашла в той или иной форме своё отражение в учениях многих последующих философов и философствующих учёных. Особо можно выделить среди них Л. Фейербаха, В. Соловьёва, Э. Циолковского, В. Вернадского, А.Эйнштейна.

В отличие от Декарта и Спинозы Г. Лейбниц ценности рационального критического мышления реализовал не только в теоретических работах, но и в своей организационной деятельности. Он являлся членом Лондонского Королевского общества и Парижской академии наук, активно участвовал в их работе. Философ также стал одним из главных основателей Берлинской академии наук. Он предложил Петру I, во время одной из заграничных поездок царя, план организации в России академии наук, многие положения которого были реализованы впоследствии при учреждении Санкт-Петербургской императорской академии.

Известно также, что философ вёл длительную и, в конечном счёте, безуспешную публичную полемику с известным английским философом и теологом С. Кларком, за которым стоял Ньютон, в отстаивании приоритета – одной из высших ценностей для учёного – при разработке теории дифференциального и интегрального исчисления. Спор, ставший, по мнению некоторых исследователей, позорной страницей в истории науки, тем не менее, на наш взгляд, выявил важный ценностный креатив личностной мотивации творческой деятельности учёного.

На основе выдвинутой Левенгуком и другими микробиологами теории преформизма Лейбниц формулирует метафизически ценностный принцип неуничтожимости жизни и её целесообразности. Лейбниц таким образом объяснял вектор направленного развития целостного континуума монад-душ к совершенной гармонии мироздания, их активного начала при организации новых физических и биологических тел, когда старая вещная оболочка умирает.

Даже для Бога, согласно Лейбницу, существует логическое ограничение – невозможно создать мир без греха и в то же время наделить человека свободой воли. Ведь в безгреховном мире человек был бы предопределён, что бы он ни пытался сделать, творить только добро. Свобода воли является сама по себе величайшим абсолютным благом, тогда как зло в конечном счёте относительно, его существенно меньше, чем добра, и оно лишь оттеняет добро. Нравственным императивом Лейбниц считает непримиримую борьбу человека со злом, Философ, таким образом, формулирует ценность личностной свободы и самосовершенствования каждого человека как необходимого условия непрерывного роста культурного потенциала и прогрессивного развития всего человеческого общества.

Эти рассуждения философа-учёного, как мы увидим дальше, очень важны для понимания ценностной нагруженности свободы творчества учёного и его личностной ответственности за практическое использование результатов исследовательской деятельности.

Подчеркнём также, что у всех философов и учёных Нового времени (кроме французских просветителей-материалистов – Дидро, Ламетри, Гельвеций, Гольбах) высшей ценностью науки была идея познания Богом сотворённого мира. В XVII в. так называемый Коперниканский переворот трансформируется в научную революцию, которую совершили люди, так же, как и Коперник, искренне верующие в Бога.

Так, Г. Галилей выдвигает свою знаменитую теорию двух книг – книга откровения (Библия) и книга сотворения (Природа). Математика для него, как и для Кеплера, это – априори существующая реальность, которую, следовательно, люди не изобретают, а постепенно открывают и постигают для того, чтобы описать и понять природу. В этом смысле природа есть книга сотворения, а Библия – книга откровения. Галилей убеждён, что «Священное Писание и природа одинаково происходят от божественного Слова, первое – являясь внушением Духа Святого, а вторая – будучи послушнейшей исполнительницей предначертаний Божиих».

Учёный был истинно верующим католиком, считая свою научную деятельность богоугодным делом. Тем не менее, Галилей считал, что учёные, признавая божественный статус происхождения мира, имеют право истолковывать Священное писание с учётом своей экспериментальной деятельности и математических построений.

Вот его рассуждения: «Поскольку Писание во многих местах не только может быть, но и необходимо должно быть истолковано в смысле, отличном от кажущегося значения слов, мне думается, что в спорах о природе Писанию следует предоставлять последнее место, в самом деле, Священное Писание и природа одинаково происходят от божественного Слова, первое – являясь внушением Духа Святого, а вторая – будучи послушнейшей исполнительницей предначертаний Божиих. И поскольку, кроме того, в Писании многое говорится применительно к разумению всякого человека в смысле, отличном от абсолютной истины (если судить с точки зрения буквального значения слов) и, наоборот, поскольку природа неумолима и неизменна и ничуть не заботится о том, будут ли доступны человеческому усвоению скрытые ее причины и образ ее действия, ибо она никогда не преступает пределы законов, на неё наложенных, – очевидно, что те из природных действий, которые ставит перед нашими глазами чувственный опыт, или о которых мы убеждаемся посредством неопровержимых доказательств, отнюдь не следует подвергать сомнению, ссылаясь на места Писания, по буквальному своему значению как будто и не согласные с ними, ибо не всякое речение Писания имеет такую же принудительную силу, какое имеет любое из действий природы…; если Писание и не может заблуждаться, тем не менее, может иногда заблуждаться тот или иной изъяснитель и толкователь его» ^[15].

Галилей всю жизнь занимался научной деятельностью, оставаясь в рамках христианских ценностей и традиций. Он боролся не с религией, а с теми теологами, прежде всего иезуитами, которые пытались монополизировать право на единственно возможное толкование истины.

Представив науку как «богоугодное дело», Галилей, так же как и Кеплер, опирался на библейскую ценность гармоничного богоустроения мира «числом, мерой и весом». Галилей говорит о природе как божественной философской книге сотворения, написанной на особом языке математики. Согласно учёному, познавая мир, человек приближается в своём духовном совершенствовании к Богу.

Нельзя не отметить ещё одну важнейшую христианскую ценность, к которой апеллирует Галилей – это ценность человеческой жизни. Галилей поддерживает идее гуманистов и развивает их, утверждая ценность кратковременности и изменчивости человеческой жизни как необходимого условия развития, максимального творческого напряжения и самоотдачи человека во благо прогресса науки и общества.

Учёный пишет: «Я не могу без большого удивления и даже большого сопротивления слушать, как в качестве атрибутов особого благородства и совершенства природным и целостным телам Вселенной приписывают невозмутимость, неизменность, неразрушимость и т.д., и, наоборот, считают великим несовершенством возникаемость, разрушимость, изменчивость и т.д.; сам я считаю Землю особенно благородной и достойной удивления за те многие и весьма различные изменения, превращения, возникновения, и т.п., которые непрерывно на ней происходят; если бы она не подвергалась никаким изменениям…, то я назвал бы её телом, бесполезным для мира, и, говоря кратко, излишним… в природе; …Те, кто превозносит неуничтожаемость, неизменность и т.д., побуждаются говорить такие вещи, как я полагаю, только великим желанием прожить подольше и страхом смерти; они не думают, что если бы люди были бессмертны, то им совершенно не стоило бы появляться на свет» ^[16].

Великий немецкий учёный И. Кеплер, так же как и Галилей, обосновывал свои астрономические исследования библейскими ценностями – «гармонии, совершенства созданного Богом мира» и «человека, созданного по образу и подобию Бога». Одно из главных сочинений Кеплера и называется «Гармония мира» (1619 г.). Сходство человека с Богом, по мнению учёного, заключается прежде всего в важнейших способностях души к восприятию и познанию сотворённого Богом мира.

Гармония мира, по Кеплеру, выражается прежде всего в геометрических фигурах, построениях и доказательствах теорем. Геометрия, как заключает крупный историк науки Ричард Бриггс, «существовала прежде сотворения мира, она совечна божественному интеллекту. Она есть сам Бог (ибо, что может существовать в Боге, не будучи Богом?). Геометрия использовалась Богом как модель для творения, и она вложена в умы людей вместе с их подобием Богу, – а вовсе не просто поступила в их умы через глаза» ^[17].

А. Эйнштейн, хотя и не разделял взгляды Кеплера на религию, по достоинству оценил мысль учёного о взаимосвязи математики и физики. В своей речи о Кеплере (1930) Эйнштейн говорил: «К восхищению перед этим замечательным человеком добавляется ещё чувство восхищения и благоговения, по отношению не к человеку, а к загадочной гармонии природы, которая нас породила. Ещё в древности люди придумали кривые, которые соответствовали простейшим законам. Наряду с прямой и окружностью среди них были эллипс и гипербола. Последние мы видим реализованными в орб