Проблема коллективизации в Прибалтийских республиках в советской историографии 1970-1980-х гг.

Кананерова Елена Николаевна ORCID: 0000-0002-6218-2618 кандидат исторических наук доцент, кафедры исторических наук и архивоведения Московского государственного лингвистического университета 119034, Россия, г. Москва, ул. Остоженка, 38, оф. стр.1 Kananerova Elena Nikolaevna PhD in History Associate Professor, Department of Historical Sciences and Archival Studies, Moscow State Linguistic University 119034, Russia, g. Moscow, ul. Ostozhenka, 38, of. str.1 ekananerova@yandex.ru Другие публикации этого автора

Проблема коллективизации в Прибалтийских республиках в советской историографии 1970-1980-х гг.

Введение

В статье освещаются достижения советской исторической науки 1970-1980-х гг. в исследовании проблемы коллективизации в прибалтийских республиках. Объектом иcследования стало развитие советской исторической парадигмы. Предметом - развитие советской исторической науки в контексте изучения послевоенной коллективизации в Прибалтике в 1970-1980 гг. в условиях ресталинизации.

Актуальность исследования обуславливается необходимостью осмысления достижений советской исторической науки в изучении данной области, установления малоизученных тем, вопросов, в изучении которых проявились идеологические установки того времени. Проблема финального послевоенного этапа коллективизации в Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии, в отличие от хорошо изученной коллективизации 1930-х гг., лишь в наши дни стала объектом внимания современных исследователей. Кроме того, актуальность связана с необходимостью на современном этапе изучать коллективизацию в западных республиках и районах после Великой Отечественной войны по причине обострившейся обстановки на постсоветском пространстве, в которой тенденциозно используются факты из истории СССР.

Советская историография 1940-1960-х гг., посвященная коллективизации в Прибалтике и на Западной Украине были предметом отдельного исследования автора. Хронологические рамки данного исследования обусловлены политическими процессами, протекавшими в это время в стране, в частности ресталинизацией 1970-х гг. с одной стороны и распадом страны с другой.

Целью исследования было выяснить направление развития историографии коллективизации в Прибалтике в 1970-1980-х гг., изучить эволюцию тематики и оценок в условиях окончания «оттепели» и прекращения ревизии сталинизма. Для достижения поставленной цели применялись как общенаучные методы: анализ, синтез, индукция, типологизации и идеализации, так и собственно историографические принципы и методы: принцип историзма, проблемно-хронологический метод изложения, сравнительно-исторический, историко-генетический, историко-системный, метод периодизации.

Новизна работы заключается в том, что автор впервые проводит анализ советских исторических трудов исходя из современной парадигмы, опираясь на опыт изучения коллективизации 1930-х гг. историками научной школы В. П. Данилова.

В связи с тем, что данная тема не становилась предметом специального исследования автор обращается к советским историографическим обзорам и современным исследованиям развития исторической парадигмы в целом. В ходе исследования было впервые установлено противоречие между подробными статистическими сведениями и идеологизированными выводами о характере коллективизации и «раскулачивания» в Прибалтике.

В 1970-1980-х гг. предприняты первые попытки историографического осмысления коллективизации в прибалтийских советских республиках. Г. А. Шаджюс, А. Ефременко и авторы «Истории советского крестьянства» выделяют следующие этапы развития историографии проблемы: 1940-1953 гг., когда в процессе аграрных преобразований создаются статьи, брошюры непосредственных участников социалистического преобразования сельского хозяйства ^{[17, с.30]}. Научные работы этого периода посвящены отдельным аспектам коллективизации.

После 1953 г. благодаря расширению источниковой базы и критике сталинизма в предшествующий период расширяется тематика, подробно изучается первое послевоенное десятилетие развития советской деревни и появляются критические оценки мер по подъему сельского хозяйства ^{[14, с.9]}. 1950-1960-е гг. — время систематического изучения проблемы, что позволило создать целостную картину процессов, происходивших в прибалтийской деревне в переходный период ^{[17, с.31]}, определить состояние сельского хозяйства республик до начала аграрных преобразований, выявить характер сельского хозяйства накануне преобразований, цели и характер, принципы аграрной реформы, изучить опыт первых довоенных колхозов, проследить изменение численности и состава крестьянства в послевоенные годы, выстроить периодизацию коллективизации, ее предпосылки и классовую борьбу в процессе ее проведения, изучить различные аспекты колхозного строительства ^{[18, с. 56-59]}. А. Ефременко высказывает мнение о том, что деятельность партии изучена хорошо, но «процесс сплошной коллективизации освещен в общих чертах» ^{[19, с. 8]}.

Предпосылки, факторы, методологические основы развития историографии коллективизации в Прибалтике в 1970-1980-е гг.

Советская историческая парадигма сложилась в 1940-e гг. под влиянием сталинского Краткого курса истории ВКП(б) ^[1], монополизировавшего право задавать направление и рамки развития советской исторической науки на долгие годы ^{[2, с.256-271]}. В основе советской парадигмы лежала задача теоретически обосновать решения руководства партии, страны и лично вождя при конструировании социалистической системы. Это делало работы 1940-1950-е гг. иллюстративными, ищущими конкретные примеры, подтверждающие постулаты «Краткого курса».

Советская историческая парадигма претерпевала изменения, подвергалась как эрозии 1960-х гг., так и попыткам сохранить монолитность методами идеологического принуждения 1970-х гг.

«Хрущевская оттепель» кратковременно и частично открыв архивы заронила зерно сомнения в том, что официальная оценка событий — истина в последней инстанции. В существующей советской парадигме сложилось новое направление ^{[3, с.78—81]} или новая исследовательская программа ^{[4, с.15]}, которая перенесла внимания с проблемы политики партии на анализ объективных процессов истории советской деревни (социально-экономических, демографических и культурных проблем).Однако уже во второй половине 1960-х гг. прекратилась критика сталинизма и культа личности И. В. Сталина и широко распространились разгромные компании под видом защиты марксистско-ленинской теории от ревизионистов.

«Брежневская ресталинизация» вновь закрыла историкам доступ к документам, которые подрывали советскую парадигму, ужесточила государственный и партийный контроль над наукой, способствовала развитию консервативных взглядов. Для аграрной историографии 1970-1980-х гг. характерны возврат к упрощенным сталинским моделям, замалчивание «неудобных» проблем, завышение оценок развития СССР, в том числе развития сельского хозяйства на базе коллективизации, некритичная оценка деятельности КПСС ^{[5, с 229]}.

Тем не менее в 1970-е гг. продолжали работу историки-«шестидесятники». Идеи нового направления не были реализованы из-за противоречий в политической сфере и половинчатости ревизии сталинизма. В результате противостояния историков нового направления «шестидесятников» и нового официального направления в лице С. П. Трапезникова дискуссия сосредоточилась вокруг оценки государственной аграрной политики.

При изучении работ этого периода обращает на себя внимание тот факт, что наряду с обязательными ссылками на труды В. И. Ленина ^{[6, С. 73]}; ^{[7, с.168]}; ^{[8, с.675]}; ^{[9, с.16]}; ^{[10, с.37]}; ^{[11, с.52]}; ^{[12, с.122]}; ^{[13, с.284]}; ^{[6, С. 280]}, появляются ссылки на работы С. П. Трапезникова, возглавлявшего неосталинистское направление в институте истории Академии наук ^{[14, с.358]} Ссылаясь на труды В. И. Ленина историки делают акцент на ленинских принципах коллективизации, ленинском кооперативном плане как теоретических основ проводимой коллективизации, что не соответствовало действительности.

В научный оборот в 1970-1980-е гг. хотя и вводятся новые документы, все они исходят от партии и правительства, в том числе ЦСУ Литовской ССР; партархива Института марксизма—ленинизма при ЦК КПСС (ПА ИМЛ); архива Государственного историко-революционного музея Литовской ССР (Архив ГИРМ ЛитССР), местных архивов таких как государственный архив Харьюского района (ГАХР). Опыт изучения коллективизации 1930-х гг. показывает, что основную роль в коллективизации и «раскулачивании» принимали органы государственной безопасности. Именно в их архивах откладывалась документация о реализации политики партии на местах. Вероятно, по этой причине в работах советских авторов 1970-1980-х гг. отсутствует не только описание «раскулачивания», но и точные данные о численности «раскулаченных», местах высылки и их дальнейшей судьбе ^[15].

В 1970-1980-е гг. новые сборники документов практически не публикуются. Исключение составляет многотомное издание (36 томов), продолжающееся с 1961 г. «История коллективизации в СССР», содержащее официальные документы ^[16]. Последние тома издания посвящены коллективизации сельского хозяйства в республиках Прибалтики. В сборниках 1960-х гг. под влиянием XX съезд КПСС. публиковались материалы, отражавшие негативные стороны коллективизации и аграрной истории СССР, публикации 1970-начала 1980-х гг. стали вновь отражать сталинскую интерпретацию событий.

В 1970-е гг. по проблеме коллективизации в прибалтийских республиках в основном издавались статьи, сборники по итогам конференций, многие из которых проводились при местных отделениях Института Истории АН СССР. В 1970-1980-е гг. были подготовлены обобщающие работы по истории партии прибалтийских республик, истории каждой из прибалтийских республик, в которых проблема коллективизации рассматривалась в контексте социально-экономического развития СССР и послевоенного хозяйственного восстановления.В1980-е гг. были подготовлены коллективные монографии, где коллективизация в прибалтийских республиках рассматривалась как завершающий этап единого процесса социалистического переустройства советской деревни в СССР.

Изучение этапов и предпосылок коллективизации в прибалтийских республиках в работах 1970-1980-е гг.

Несмотря на сужение идеологических рамок в середине 1970 годов на фоне спада темпов производства в сельском хозяйстве аграрная проблематика приобретает особую актуальность.

В 1970-е гг. историки выделяют три основных этапа коллективизации: 1940-1941 гг. — аграрные преобразования, начало социалистического строительства; 1944-1948 гг. – ликвидация последствий ВОВ; подготовка коллективизации. Эти этапы совпадают с этапами, выделенными в 1940-1960-е гг. Рамки сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса расширены до 1949-1953 гг. ^{[17, с. 31-32]}. В 1980-е гг. в процессе коллективизации как отдельный этап выделяют «организационно—хозяйственное укрепление колхозов в начале, середине 1950 годов» (укрупнение). [13 с.292]; ^{[14, с.20]}; [13 с.321]

Рассматривая цели коллективизации советские авторы 1970-1980 годов акцентируют внимание не на экономической составляющей - ликвидации хозяйственного отставания, вовлечении в обработку всей наличной земли как авторы работ 1960-х гг., а на политической — необходимости разгрома кулачества — социальной базы буржуазно-националистического подполья и его террористических банд» [19 с.27].

Исследователи 1970-1980-х гг. развивают тезис о неизбежности коллективизации, но признают, что предпосылки коллективизации в прибалтийских республиках были подготовлены партией ^{[13, с.285]}; ^{[14, с.132]}, т.к. «условий для непосредственного перехода к социализму в широких масштабах не имелось» ^{[9, с.15, 20]}; ^{[13, с.285]}. Историки высказывают мнение о том, что «… социальная перестройка деревни к началу 50-х годов … опередила техническое перевооружение сельского хозяйства» ^{[13, с.326]}. Косвенным подтверждением этого являлось и острая нехватка специалистов даже к 1950 г. ^{[20, с.105]}; ^{[20, с.203]}. «Используя на своих полях тракторы и другую технику МТС, крестьяне воочию убеждались в преимуществах машинной обработки земли…» ^{[21, с.94]}. Важнейшим фактором, сдерживавшим развитие механизации сельского хозяйства, стало хуторское землепользование ^{[21, с.94]}. Интересно мнение М. Рубина, о том, что коллективизация «открывала широкие перспективы для механизации». ^{[21, с.92]}. В «Истории советского крестьянства» говорится, что «в 1945-1948 гг. полевые работы были механизированы на 4—8%, в 1950 г. — на 20,8 %» ^{[14, с.131]}. Исходя из этого мы можем сделать вывод, что не механизация была предпосылкой коллективизации, а наоборот, колхозы создавались как потребители продукции машиностроения.

Важнейший вопрос советской историографии — проблема предпосылок коллективизации. Первой предпосылкой коллективизации по мнению авторов 1970-1980-х гг. была аграрная реформа 1940-1941 гг. В ходе реформы были отменены выкупные платежи за землю, ликвидировано капиталистическое землевладение и созданы условия для перехода к социалистическому землепользованию, изменившая распределение земли в крестьянских хозяйствах, лишив зажиточные хозяйства более чем трети их земли и передав большую часть их имущества бедняцким хозяйствам ^{[20, с. 83]}; ^{[20, с. 94]}; ^{[20, с. 99]}; ^{[20, с. 177]}; ^{[20, с. 192]}. Авторы подчеркивают, что были установлены нормы землепользования не более 30 га, изъятые излишки земель передавались в земельный фонд и оттуда трудящимся крестьянам. В общем в Прибалтике крестьянским хозяйствам было передано 1723602 га земли значительная часть, живого и мертвого инвентаря ^{[6, с. 122]}; ^{[6, с. 127]}. После ВОВ по мнению исследователей реформа приобрела «политическую направленность. … в отношении активных врагов советской власти имела карательный характер» ^{[20, с. 102]}.

Как и исследователи 1940-1960-х гг. историки подчеркивают особую роль партии в подготовке предпосылок к коллективизации в условиях преобладания индивидуальных хуторских хозяйств ^{[13, с. 270]}; ^{[13, с. 273]}; ^{[13, с. 293]}; ^{[13, с. 302]}, подчеркивая острую нехватку партийных кадров после ВОВ, и определяя источники пополнения ^{[22, с. 10]}; ^{[22, с. 31]}; ^{[22, с. 32]}; ^{[22, с. 48]}.

По мнению многих авторов 1970-1980-х гг. важнейшей предпосылкой, коллективизации была идеологическая работа партии, в том числе экскурсии единоличников в колхозы и повышение культурного уровня колхозников за счет кружков самодеятельности, концертов, спектаклей, которые прививали культурные нормы и новую систему коллективистских ценностей. «В осеннее—зимний период 1949-1950 гг. на краткосрочных курсах и семинарах учебу прошли 21688 работников» [23 с. 144]. «В Литовской ССР в 1949-1951 гг. было подготовлено свыше 16,6 тыс. трактористов и других механизаторов» [9 с. 28].

Исследователи отмечают, что по мере становления колхозного строя рос и уровень благосостояния колхозников ^{[24, с.158]}. на трудодни в колхозах Литвы выдавали в 1947 г. по 5,5 кг зерна и по 4 руб. деньгами, мясо, молоко, сахар, в 1948 г. от 3-5 до 9,5 кг зерна и по 4,5 руб. деньгами, колхозники приобрели коров ^{[19, с.25]}; ^{[25, с.178]}. Эстонские колхозники получили в 1948 году на 1 трудодень по 6,11 кг зерна, 4,9 картофеля, 3 кг сена и по 3 руб. 20 коп. деньгами ^{[8, с.685]}. Но авторы признают, что потребовалось время, чтобы эти процессы стали ощутимы для крестьян, убыточные хозяйства были ликвидированы только после в 1965 г. ^{[26, с.91]}.

А. П. Ефременко и А. Руусман развивают обозначенную в 1940-1960-е гг. тему крестьянской кооперации выделяя кредитную, сельскохозяйственную, торговую, молочную, перерабатывающую, животноводческую, производственную (использование сельскохозяйственных машин), сложившиеся еще в годы «господства буржуазного производства» ^{[7, с.168]}; ^{[19, с. 11]}; ^{[26, с. 173]}. С приходом к власти большевиков кооперация была взята под контроль государства и преобразована в 1941 г. в товарищества ^{[7, с.169]}, чтобы использовать традиционные формы крестьянского объединения для подготовки к коллективизации ^{[27, с.62]}. По мнению А. П. Ефременко в кредитной кооперации в Литовской ССР — 10—13,8 % хозяйств, в других – 12—13,5% в 1947-1949 гг.; А. Руусман определяет, что в Эстонской ССР до 1940 г. — 1/3 крестьянских хозяйств, в 1948 г.1/3 крестьянских хозяйств входили в машинную кооперацию ^{[19, с.172]}; ^{[26, с.174]}; ^{[19, с.13]}; ^{[26, с.175]} В. Ю. Каралютин отмечает, что в 1949 г. в сельскохозяйственных, кредитных и молочных товариществах состояли 70 % крестьянских хозяйств Латвийской ССР ^{[27, с.60]}. Кооперативная линия добровольной коллективизации была отвергнута в условиях сплошной форсированной коллективизации, не исчерпав себя ^{[26, с.176]}.

А. П. Ефременко как предпосылку коллективизации, отмечает облегчение налогового бремени на трудовые крестьянские хозяйства ^{[19, с.7]}. Члены колхозов освобождались от сельхозналога или платили по сниженной на 50 % ставке ^{[14, с.136]}. Кроме того, в статях и монографиях упоминается кредитование, которое наряду с налоговой политикой способствовало коллективизации. До начала сплошной коллективизации трудящимся в Эстонии было выдано более 170 млн руб., в Литве — 240 млн руб. ^{[14, с.122]}. Свертывание кредитования началось в 1948 г. в преддверии форсированной коллективизации ^{[20, с.194]}; ^{[20, с.196]}.

Несмотря на то, что в абсолютном большинстве советских публикаций 1970-1980-х гг. говорится, что к началу 1949 г. в республиках Прибалтики созрели условия для массовой коллективизации» ^{[14, с.137]} темпы добровольной коллективизации свидетельствуют об обратном. Историки вслед за решениями партийных съездов повторяют догматические позиции о вызревании предпосылок для развертывания сплошной коллективизации, что явно указывает на идеологические рамки сталинизма, которые сохранили свои позиции в рассматриваемый период. Изредка можно встретить попытки объективной оценки. «Для крестьянина не так просто было покончить с вековыми привычками и вступить в колхоз» ^{[19, с.20]}. Подводя итог сравнению изучения предпосылок коллективизации в историографии 1970-1980-х гг. и 1940-1950-х гг., можно отметить, что предпосылки, названные авторами обоих периодов идентичны, но в 1970-1980-е гг. произошло углубление их изучения.

Изучение темпов, особенностей, принципов и методов коллективизации в прибалтийских республиках в работах 1970-1980-е гг.

Большинство советских исследователей 1970-1980-х гг. рассматривают проблему темпов коллективизации, начиная с аграрной реформы 1940-1941 гг., когда движение было не массовым ^{[13, с.287]}. К концу 1947 г. в Прибалтике насчитывалось 74 коллективных хозяйства в конце 1948 г.- начале 1949 гг. в Латвийской ССР коллективизировано 10,2% хозяйств, в Литве — 3,8 % хозяйств, в Эстонии — 5,8%, к 25 мая в Эстонской ССР коллективизирован 71,1 %, в январе 1951 г. — в Латвии 96,1%, в Литве 89,2%, в Эстонии 91,6 % хозяйств ^{[14, с.287],[6, с.298]}; ^{[28, с.29]}.

А. Ефременко, А. Руусман, В. Савченко предпринимают попытку комплексного анализа причин медленных темпов добровольной коллективизации, называя среди них задержку создания общественного хозяйства, несвоевременное обобществление земли средств производства, хуторское расселение, недостаток опытных и квалифицированных кадров, низкую организацию и дисциплину, отсутствие благоприятных эконмических условий (мало вложений государства, слабая материальная заинтересованность, низкие заготовительные цены), недочеты планировании и руководстве сельским хозяйством. Такая характеристика, несомненно, перечеркивает утверждение об учете ошибок и опыта коллективизации 1930 гг. ^{[9, с.29-30]}. Таким образом речь идет о незрелости предпосылок для коллективизации. Большинство же авторов продолжают объяснять ускорение темпов коллективизации в 1949 г. вызреванием предпосылок и ростом сознательности крестьянства ^{[13, с.313]}.

Принципы коллективизации, провозглашаемые в работах 1970-1980-х гг. вслед за постановлениями ЦК ВКП(б), такие как «никакой торопливости», «полная добровольность», привлечение в колхозы в первую очередь бедняков, колхозное строительства на базе современной сельхозтехники, не вполне соответствовали действительности ^{[13, с.303]}; ^{[14, с.135]}. Данные о темпах коллективизации, приведенные выше опровергают добровольный характер коллективизации. Только принуждение ускорило темпы коллективизации в 1949 г.

Характеризуя особенности коллективизации в Прибалтийских республиках исследователи 1970-1980-х гг. традиционно отмечают, что агарная политика местных компартий опиралась опыт братских республик и «ошибки прошлых лет». Коллективизация в Прибалтике «не знала спадов и отливов». Вместо разнообразия коллективных форм хозяйства (артель, коммуна, тоз) после ВОВ организовывалась универсальная сельскохозяйственная артель. Особенностью коллективизации в Прибалтике стали более сжатые сроки проведения: 4 года против 8 лет в 1930-е гг. ^{[14, с.144]}. «Отличительной чертой коллективизации в Литве было то, что наряду с быстрыми темпами организации колхозов шел одновременный процесс хозяйственно-организационного укрепления колхозов, который в старших республиках советских республиках занял более длительное время» ^{[12, с.124]}.

Основным методом коллективизации авторы изученных нами работ называют кампании, т.е. принудительные и форсированные методы построения социализма, характерные и для 1930-х гг., в том числе кампании по зимнему ремонту техники, лесозаготовкам, выборам, госзайму, весеннему севу, массовой коллективизации и выявлению кулаков ^{[20, с. 84]}; ^{[20, с. 165]}; ^{[20, с. 166]}.

Не все темы, связанные с коллективизацией в Прибалтике, по мнению исследователей 1970-1980-х гг. были изучены одинаково. Проблемы сплошной коллективизации «освещены лишь в общих чертах» ^{[14, с.8]}.

Эволюция представлений о нарушениях при проведении коллективизации и критериях и численности кулацких хозяйств в прибалтийских республиках в работах 1970-1980-е гг.

Важнейшей проблемой в историографии 1970-1980-х гг. стал вопрос нарушений при проведении коллективизации, о которых в историографии 1940-1960-х гг. лишь вскользь упомянуто как о единичных фактах. Большинство исследователей 1970-1980-х гг. также отталкиваются от мысли, что колхозы создавались в Литовской ССР «без перегибов, на здоровой почве, не допускалось обобществления мелкого скота, птицы, предметов быта», с учетом опыта старших республик, что «извращения политики партии» не носили массового характера и «пресекались быстро и решительно» ^{[20, с. 122]}.

А. П. Ефременко признает, что имело место давление на крестьян через механизм упорядочивания артельного землепользования, когда еще до начала массовой коллективизации крестьянам, воздержавшимся от вступления в колхозы, отводились земельные участки за 10-12 км, в 4 раза урезались участки ЛПХ по сравнению с колхозниками ^{[19, с.33-34]}. О чрезмерном использовании административных мер пишет в своей статье и В. Малишкаускас ^{[23, с.143]}.

В трудах «Очерки истории коммунистической партии Эстонии», «Построение социализма в советской Прибалтике» и «Истории советского крестьянства» речь идет о фактах занесения в списки кулаков и гитлеровских пособников лиц, не относящихся к ним ^{[13, с.306]}; ^{[6, с.303]}; ^{[14, с.141]}.

А. Ефременко, А. Руусман, В. Савченко отмечают не массовые случаи «штурмовщины, администрирования, нарушение принципа добровольности» ^{[9, с.26]}.

Вопрос численности кулачества и критериев его определения является первостепенным в рассмотрении «раскулачивания» как инструмента коллективизации.

Все авторы 1970-1980-х гг. согласны во мнении, что по итогам возобновления аграрной реформы после ВОВ изменилась социальная структура крестьянства, хотя некоторые оценки не вполне адекватны. Например, Э. А. Жагар пишет, что в Латвии большинство крестьян были безземельные или малоземельные» ^{[29, с.44]}. В большинстве же работ даны трезвые, подкрепленные архивными данными сведения. Численность кулаков Латвии в 1940 г. оценивается в 17%. в Эстонии к 1939 г., до начала социалистических преобразований — 28 % бедняцких хозяйств (1—10 га земли, 11,4% от всех лошадей, 11,8 % всех коров), 46,7 % — середняцких (10-30 га земли, 43,9 %