Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Психолог
Правильная ссылка на статью:

Личное прошлое как экзистенциальная проблема

Золотухина Елена Всеволодовна

доктор философских наук

профессор, Южный федеральный университет

344006, Россия, Ростовская область, г. Ростов-на-Дону, ул. Социалистическая, 147

Zolotukhina Elena Vsevolodovna

Doctor of Philosophy

Professor of the Department of History of Philosophy at Southern Federal University

344006, Russia, Rostovskaya oblast', g. Rostov-Na-Donu, ul. Sotsialisticheskaya, 147, kv. 57

elena_zolotuhina@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

Дата направления статьи в редакцию:

17-11-2012


Дата публикации:

1-12-2012


Аннотация: Статья посвящена личному прошлому как экзистенциальной проблеме. Автор рассматривает связь прошлого с другими модусами времени, мотивы обращения людей к прошлому, а также психотерапевтические техники изменения личного прошлого. После представления наиболее радикальных техник и фиксирования проблем, которые они создают для личности, автор предлагает читателю известные в литературе более «мягкие» техники, способные в терапевтических целях интерпретировать прошлое, не меняя памяти.


Ключевые слова:

Прошлое, память, постмодернистская методология, трансформация, психотерапевтические практики, экзистенциальные проблемы, нарративная психотерапия, НЛП, золотые образы, целостность личности

Abstract: The article is devoted to the personal past that is viewed as an existential problem. The author examines the relation of the past to other modes of the time, motives turning people to the past and psychoterapeutic technologies of changing the personal past. After presentation of most radical technologies and description of the problems they might create for one's personality, the author offers to the reader 'milder' technologies described in literature. These technologies allow to interpret the past in accordance with therapeutic goals but without changing the memory.


Keywords:

narrative psychology, existential problems, psychotherapy methods, transformation, post-modern methodology, memory, past, NLP, golden images, personal integrity

Введение

Личное прошлое – это то, что есть у каждого человека. У нас может не быть денег, успеха или любви, признания или самоуважения, но личное прошлое есть всегда. Оно есть – очень большое, долгое – у старика и маленькое, короткое, но вполне реальное – у ребенка. Интересно, что меня, автора этой статьи, в детстве прошлое волновало куда больше, чем сейчас. Наверное, потому, что меня стало рано пугать время, его текучесть, его способность уносить навсегда вещи, события и людей. Мне хотелось его сохранить, все, вплоть до мелочей, вплоть до воспоминания о разбитом графине с лепным виноградом на боках: ведь именно этого графина больше никогда не будет! Личное прошлое – это часть нас, наш опыт, наша жизнь, и по тому, как мы видим свое прошлое, хотим ли мы снова его переживать, по тому, что именно в нем нас манит, зависит наше понимание себя, благополучие сегодняшнего дня и надежды на день завтрашний. Иногда нам страстно хочется изменить прошлое, сделать его более гармоничным, чтобы не страдать. Иногда хочется и вовсе кое-что забыть. Все это – не просто «темпоральные проблемы», но экзистенциальные проблемы, связанные с нашим проживанием в потоке непрерывных изменений, и некоторым из этих проблем посвящена предлагаемая читателю статья.

Внимание к прошлому: мотивы обращения

Неисчезающее настоящее

Однако, что такое прошлое? Где, за какими горами оно находится? Правда ли, что его совсем нет, что оно унесено рекой времени, сожрано злым Сатурном, который уничтожает все, что породил? Или все не так страшно?

Проблема восприятия и переживания времени в 80-х годах минувшего века была хорошо описана в книге отечественных авторов Е.И.Головахи и А.А.Кроника «Психологическое время личности». В ней излагается причинно-целевая концепция психологического времени показывающая, что «времена», попадающие в фокус нашего внимания, выступает не как разорванные, квантованные «прошлое», «настоящее» и «будущее», а как единый и неразрывный комплекс содержаний, как некое «растянутое настоящее». Настоящее не сужается до мгновения, потому что в результате нашего целеполагания нами постоянно актуализируются и воспоминания, и мечты.

«Большинство событий, - пишут Е.И.Головаха и А.А.Кроник, - находится в процессе как бы становления, т.е. их реализация уже началась, но еще не завершилась. Исследование выявило противоречие между пониманием события как определенного изменения, более или менее значительного перелома в привычном течении жизни и отражением в сознании личности этого изменения как растянутого порой на долгие годы и десятилетия процесса. Детальный анализ событий с точки зрения их качественного содержания показал, что противоречие это мнимое. Большинство событий фактически содержало два разделенных временем изменений в жизни человека, первое из которых было отражено в сознании как начало названного испытуемым события, а второе – как его окончание» [1].

Внимание, таким образом, оказывается в определенном смысле чрезвычайно растянутым, так как оно интегрирует в нерасторжимую целостность длинную цепь событий, между которыми могут пролегать годы. Более того, оно оказывается еще и синтетическим, поскольку существует такой феномен как парциальность, который выражается в том, что события прошлого или предполагаемого будущего сплетаются с событиями, относящимися к настоящему. «С точки зрения причинно-целевой концепции, - пишут авторы, - в обнаруженном феномене нет ничего неожиданного, поскольку принадлежность события к психологическому настоящему зависит не от хронологической локализации, а от удельного веса актуальных связей в поле данного события. Естественно, что актуальность хронологически более отдаленных событий может быть выше актуальности менее отдаленных. Это и приводит к возникновению парциального настоящего, к чередованию «настоящих» и «ненастоящих» событий, к парадоксам типа «прошлое после настоящего» или «будущее до настоящего» [2].

Е.И.Головаха и А.А.Кроник упоминают в своей книге, что представление о единстве времени было дано еще Блаженным Августином, но удивительно, до какой степени точно и современно он пишет об этом: « Совершенно ясно теперь одно: ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен, прошедшего, настоящего и будущего. Правильнее было бы, пожалуй, говорить так: есть три времени настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего это память; настоящее настоящего — его непосредственное созерцание; настоящее будущего — его ожидание» [3].

При этом Августин, употребляет слово «внимание», подчеркивает важность направленного внимания для выделения модусов времени в длящемся настоящем сознания. Он показывает, что при всем единстве, связности и «однопорядковости» времен, направленность нашего внутреннего взгляда все же выделяет их как нечто относительно самостоятельное, как некие «рубрики» внутреннего мира. В переводе звучит также термин «внимать»: «Каким же образом уменьшается или исчезает будущее, которого еще нет? каким образом растет прошлое, которого уже нет? Только потому, что это происходит в душе, и только в ней существует три времени. Она и ждет, и внимает, и помнит: то, чего она ждет, проходит через то, чему она внимает, и уходит туда, о чем она вспоминает. Кто станет отрицать, что будущего еще нет? Но в душе есть ожидание будущего. И кто станет отрицать, что прошлого уже нет? Но и до сих пор есть в душе память о прошлом. И кто станет отрицать, что настоящее лишено длительности: оно проходит мгновенно. Наше внимание, однако, длительно, и оно переводит в небытие то, что появится. Длительно не будущее время — его нет; длительное будущее, это длительное ожидание будущего. Длительно не прошлое, которого нет; длительное прошлое это длительная память о прошлом» [4].

И уже в ХХ веке в 30-е годы о связи и непрерывности времен говорит К.Ясперс: «Мгновение как простой момент временного, текуче; будучи представлено объективно, оно не более, чем исчезает, оно есть ничто; его можно желать как переживания в его изолированности, и все же оно как простое переживание из-за своей необязательности непременно должно стать ничтожным в силу своей самодостаточности. Все дело, скорее, заключается в том, чтобы оно как историчное явление экзистенции сохранилось благодаря тому, что оно принадлежит к совокупности являющейся непрерывности. Подлинное мгновение как высокое мгновение есть вершина и артикуляция в экзистенциальном процессе» [5].

Рассматривая далее отношение людей к своему прошлому, мы постоянно будем учитывать этот особый характер темпорального внимания: луч внимания всегда находится в настоящем, но способен в то же время и охватывать континуум «прошлое-настоящее-будущее», и буквально творить прошлое, которое неизбежно опосредуются нашим сегодняшним интересом и целью.

Зачем обращаться к прошлому?

Думается, «созидание прошлого», то есть, его актуализация в памяти уходит корнями в животный мир, дочеловеческую реальность. Без определенного рода памяти о прежних впечатлениях нет научения, нет опыта, а животные, как известно, тоже учатся и обладают как «злопамятностью», так и способностью обнаружить в настоящем то, что было знакомо по опыту минувшего. Но, конечно, только для человека, что в свое время отмечал М.Шелер в работе «Положение человека в космосе», открываются прошлое и будущее как некие пространства. Прошлое способно не просто «всплывать как факт» в памяти, а развертываться и проживаться вновь при одновременном сохранении знания о том, что это – прошлое. Эту тему постепенного, пошагового проживания прежних событий, способных переживаться и как прошедшее, и как настоящее, еще раньше рассматривает и Э.Гуссерль в "Лекциях по феноменологии внутреннего сознания времени» (1905 г.).

Когда же прошлое созидается нашим вниманием особенно активно, становится подлинным аттрактором, властно притягивающим наш взгляд?

Исследователи памяти пристально обращаются к подобной теме. Так В.Нуркова, изучающая автобиографическую память, задается вопросом «Зачем человеку помнить свою судьбу?» и отвечает, перечисляя интрапсихологические и экзитенциальные функции памяти [6] : 1. Саморегуляция; 2. Формирование «Я-концепции», 3. Осознанное построение или выбор индивидуально приемлемых жизненных стратегий; 4. Установление интервала самоидентичности личности; 5. Самопознание посредством автобиографического анализа; 6. Смыслообразование; 7. Самоопределние; 8. Историческая и культурная самоотнесенность; 9. Осознание уникальности своей жизни; 10. Финальная интеграция личности.

Говоря иными словами, человек обращен к собственному прошлому и актуализирует его, когда у него: есть потребность вспомнить что-либо вдохновляющее; создать представление о самом себе; выбрать наилучшие из использованных способы поведения; отграничить один этап жизни от другого; узнать проявившиеся собственные качества; понять свое предназначение; дать себе определение, соотнестись с исторической ситуацией и культурой, осознать непохожесть своей жизни на другие; подвести итог и создать интегральное резюме собственного существования.

Другой автор Д.Лоуэнталь, занимаясь вопросом об увлечении историей, спрашивает «Зачем мы стремимся в прошлое?» и отвечает: «Знать, как и почему события произошли именно так как они произошли – достаточный мотив для того, чтобы попытаться стать их свидетелем» [7].

То есть мы хотим понять корни сегодняшних обстоятельств, найти механизм их появления, их объяснение.

Тем не менее, бывают ситуации, когда прошлое буквально захватывает нас, переплетаясь с настоящим, так сказать, «берет в полон», и не ради ментально выдвигаемых целей – объяснения или умственного понимания, а ради «вчера-сегодня-переживания», где отрицаемое «сегодня», хотя и не исчезает, но оттесняется на второй план доминирующим «вчера». Я не претендую на то, чтобы перечислить все такие ситуации и укажу лишь некоторые из них, относящиеся как к индивидуальному уровню, так и к уровню социокультурных отношений.

  1. «Пребывание в прошлом» в религиозно-мифологической традиции

Традиция потому и традиция, что она способна постоянно и неуклонно возвращать человеческое внимание к прошлому, создавая и пересоздавая мифологические события, находящиеся у истоков данной культуры. «В религии, как и в магии, - пишет известный религиовед М.Элиаде, -периодическое повторение чего-либо означает главным образом, что мифическое время идет именно теперь и может длиться бесконечно. Каждый ритуал имеет свойство совершаться сейчас, сию минуту. То время, которое ритуал воскрешает или в честь которого совершается, делается настоящим, «пред-стоит» перед нами, так сказать, как бы давно ни происходили породившие ритуал реальные события. Страсти Христовы, его смерть и воскресение не просто вспоминаются во время служб на Святой неделе — они происходят именно в эти моменты перед «имеющими глаза». И твердый христианин должен ощущать свою современность (выделено мной – Е.З.-А.) тем трансисторическим событиям — воспроизведенные заново, они вызывают в текущую реальность момент теофании» [8]. Так или иначе внимание раздваивается и его «ритуальная» составная создает на фоне эмпирического мира, его бытовых деталей «вторую реальность» - реальность мифа, имеющую огромное ценностное, сакральное значение. Происходит актуализация того, что стоит « у начала времен» или является вневременным, и эта архаическая древность оттесняет в область «фона» то, что является непосредственно чувственно ощутимым. Переживание сакральных событий тем и интересно, что оно становится достоянием личной истории, и каждый способен стоять у истоков мироздания, в личном переживании взойти на Голгофу и воскреснуть с Христом. Мифологическое социокультурное прошлое способно превращаться в индивидуальное, причем такое, которое оказывается сдвоенным «прошлым-настоящим»., бесконечно воспроизводимым в каждой единичной душе. Это такое «прошлое-настоящее», в котором «очи повернуты назад» и целью является оживление прошедшего.

2.Утешение прошлым.

В индивидуальной жизни прошлое нередко оживает, освещенное вниманием, когда настоящее оказывается слишком грустным, безрадостным, бесперспективным. Воспроизводясь фаза за фазой, вспоминаясь от эпизода к эпизоду, прошлое начинает заменять настоящее, оно становится не только «приятным воспоминанием», но единственным прибежищем, эскапистским укрытием от сегодняшних бурь. Целевой и ценностный центр личности смещается по временной оси, время как будто переворачивается, оборачивается, актуальными становятся события далеких лет, а не те, которые происходят сегодня. Прошлое оказывается на месте настоящего, занимает его «ценностное пространство», только в этом прошлом все же трудно оставаться постоянно. Человек ищет опору в отдаленных событиях, но действительность все же выталкивает его в текущее сегодня. Будущее в этой ситуации как бы вырождается, оно не существует, впереди стена.

Ярким примером такого обращения к былому является стихотворение в прозе И.Тургенева «Как хороши, как свежи были розы». Автор вспоминает раннюю юность, своих друзей и подруг, а затем пишет: « Встают передо мною другие образы. Слышится веселый шум семейной деревенской жизни. Две русые головки, прислонясь друг к дружке, бойко смотрят на меня своими светлыми глазками, алые щеки трепещут сдержанным смехом, руки ласково сплелись, вперебивку звучат молодые, добрые голоса; а немного подальше, в глубине уютной комнаты, другие, тоже молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино — и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара Как хороши, как свежи были розы......» Однако идиллия прерывается горьким настоящим: «Свеча меркнет и гаснет... Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ... Мне холодно... Я зябну.. И все они умерли... умерли... Как хороши, как свежи были розы...» [9].

Герой Тургенева заворожен прошлым, он переживает прекрасные впечатления юности, но его внимание к минувшему не может отменить горечи настоящего. Прошлое – единственная драгоценность, но оно лишь тщится заманить настоящее. Отсутствие будущего вносит в тему утешения нотки трагедии.

В то же время, у целого ряда авторов можно встретить мысль о том, что, например, прекрасное детство, проведенное в окружении заботливых любящих взрослых и добрых сверстников, становится психологическим оплотом человека на всю жизнь. Литературными примерами подобных отношений с прошлым являются книги хороших писателей о собственном детстве, такие как произведения А.Бруштейн «Дорога уходит вдаль» или «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля. Какие бы трудности и испытания ни встречал человек в этом случае на пути, свет прошлого продолжает сиять через все преграды и удары судьбы. Именно в таких случаях прошлое оживает как утешительное и вдохновляющее. Оно доминирует по эмоционально-ценностной значимости над сегодняшними испытаниями, но не заслоняет собой сегодняшнего дня. Погружаясь в такого рода вдохновительные воспоминания, человек способен активно переживать те притягательные реалии, которых, возможно, на данный момент рядом с ним нет. Однако прошлое утверждает их нерушимое бытие. «Только тому, - пишет В.Франкл, - что сохранено в прошлом, не грозит кануть в небытие. Действительность спасается от исчезновения, становясь прошлым» [10].

«Плескание» в прошлом

С сознательным и охотным «плесканием» в прошлом, с его коллективным воскресением мы сталкиваемся в любой компании однокашников, встречающихся через много лет. Десять лет выпуска, тридцать лет школы, юбилей старого товарища… На встречу могут собраться весьма успешные люди, которым вовсе незачем утешаться былыми годами, когда, возможно, они были не так обеспечены и сильны как сегодня. Тем не менее, большинство охотно приходит на «сеанс коллективной магии», когда вместо взрослых солидных дяденек и тётенек снова возникает школьный класс или студенческая группа с теми прежними отношениями – прозвищами, шутками, дразнилками, которые были когда-то. Всплывают типичные групповые мифы и воспроизводятся до деталей ( иногда вызывающих споры) события минувших лет. «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли…» На несколько часов все внимание направляется назад по временной оси. То же самое происходит в дни семейных торжеств, когда начинаются воспоминания о том «как дедушка и бабушка познакомились». Можно сказать, что «плескание в прошлом» - это символическое омоложение, приведение в действие лозунга « возраста не существует!» Такое воспроизведение минувших дней как бы выводит время за скобки, делает возможным сделать юность вечной, воспроизводящейся, бессмертной. При этом вспоминаться могут как прекрасные, так и горькие моменты, но «все мгновенно, все пройдет, что пройдет, то будет мило» (А.С.Пушкин). Трудные ситуации и тяжелые переживания былого видятся на временном расстоянии как шаги на пути, как эпизоды, подготавливающие настоящее и будущее, как кадры кинокартины. Образуется некое благорасположенное «остранение»: умом мы помним все на фоне эмоциональной нейтральности или позитивности.

Погружение в прошлое возможно ради вдохновения и подъема настроения, даже если это прошлое сравнительно недавнее. Оно может актуализироваться вниманием индивидуально, выступать в виде приятной грёзы, вспышки позитивных образов и эмоций. Погружение в приятное прошлое может быть избирательно-творческим: внимание тогда отсеивает все, что не приносило позитивных переживаний и оставляет только самое приятное – словно вытаскивает конфетку из ненужной обертки. Уже здесь внимание становится подлинным творцом, создавая блаженный мир прошлого, из которого убраны все пятна и тени.

3.Самоутверждение прошлым

Внимание к прошлому, призванное обосновать сегодняшнее самоутверждение, в наибольшей степени обнаруживает себя как активность, а точнее – фантазирование. Взгляд вспоминающего направляется не на реальные события, а на прежде всего на позитивную интерпретацию собственной прошедшей истории. Внимание дифференцированно выделяет светлые стороны, активно увеличивает их, оставляя в тени, вытесняя в область «фона» или в душевное подполье все, что не входит в сотворяемый сценарий. Вполне вероятно, что воображение украшает прошедшие события либо заменяет их сочиненной историей, призванной укрепить и повысить собственный статус сегодня. В этом случае рациональность и «память ума» как правило не работают. Человек хвастается, стремится быть значимым и уважаемым, благодаря сконструированной реальности минувшего, и это страстное желание не принимает ни сомнений, ни недоверия. Жажда самоутверждения проецируется в будущее, поэтому тот, кто старательно бахвалится сфантазированным прошлым, боится и ненавидит насмешку. Постановка под сомнение замечательного прошлого в случае недоверия бросает тень и на настоящее, и на возможное будущее.

Этому своеобразному «фантазийному вниманию к прошлому» в немалой степени посвящена пьеса М.Горького «На дне», хотя у ее персонажей позитивного будущего нет, а есть только текущий момент жизни..Вот небольшой эпизод из этой пьесы, который вполне может служить иллюстрацией к сказанному. Настя рассказывает своим пребывающим вместе с ней «на дне» сотоварищам о своей роковой любви:

«Настя . И говорит он мне страшным голосом: «Драгоценная моя любовь…»

Бубнов . Хо-хо! Драгоценная?

Барон . Погоди! Не любо – не слушай, а врать не мешай… Дальше!

Настя . «Ненаглядная, говорит, моя любовь! Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за любовь к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…» А леворверт у него – агромадный и заряжен десятью пулями… «Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! – решился я бесповоротно… жить без тебя – никак не могу». И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой… Рауль…»

Бубнов (удивленный) . Чего-о? Как? Краул?

Барон (хохочет) . Настька! Да ведь… ведь прошлый раз – Гастон был!

Настя (вскакивая) . Молчите… несчастные! Ах… бродячие собаки! Разве… разве вы можете понимать… любовь? Настоящую любовь? А у меня – была она… настоящая! (Барону.) Ты! Ничтожный!.. Образованный ты человек… говоришь – лежа кофей пил…

Лука . А вы – погодите! Вы – не мешайте! Уважьте человеку… не в слове – дело, а – почему слово говорится? – вот в чем дело! Рассказывай, девушка, ничего!» [11].

В конце пьесы история недоверия и насмешки повторяется с Бароном, которому тоже не верят по поводу его исчезнувшего богатства и издевательски подначивают его. Люди, фантазирующие и сообщающие вслух фантазии о своем прошлом, всегда рискуют получить в ответ недоверие и иронию. Хотя сами они способны поверить в собственный не существовавший героизм или не бывшую «великую любовь». Внимание в этом случае творит реальность прошлого настолько «по мотивам», что этого не могут не замечать окружающие.

Впрочем, сказанное не отменяет возможности для честного и реалистичного человека спокойно вспоминать собственные жизненные достижения. В этом случае удовлетворенность собой имеет веские основания.

Интересно, что внимание к измысленному «былому величию» характерно не только для отдельных персон, желающих эксплуатировать этот сомнительный багаж, но и для целых народов. Феномен современных националистических мифологий свидетельствует о неукротимом желании идеологов этно-национальных групп иметь непременно «великое прошлое». Десятками насчитываются народы, возводящие свое происхождение к скифам, к древнему Вавилону и к другим ушедшим в историю цивилизациям. Как правило, доказать это родство оказывается невозможно, но «сочиненное прошлое» становится предметом гордости, чувства собственной значительности и откровенного превосходства над другими – гордыни. Чем менее можно проверить достоверность рассказываемого – тем гордыня сильнее. В результате возникают абсурдные ситуации, когда представители разных народов спорят вплоть до драки по поводу того, кто из них «исконнее», чье прошлое – древнее и круче, опровергают чужое «древнее происхождение», утверждая свое. Разумеется, научные исторические данные при этом никого не интересуют, их охотно фальсифицируют, потому что «великое прошлое» имеет чисто психологическое значение. Хотя я бы не сказала «психотерапевтическое» - раздутая коллективная гордыня – скорее, тип невроза.

Завершая краткое рассмотрение мотивов эмоционально-ценностного погружения в минувшее, мы уже коснулись проблемы его спонтанного изменения, инициированного задачей сегодняшнего самоутверждения.. Рассмотрим эту тему подробнее, акцентировав то, как она анализировалась в культуре, чтобы затем обратиться к разным видам намеренных и сознательных трансформаций прошлого, которое было оценено как нежеланное.

Понимание прошлого: постмодернистский и традиционный подход

Тема творческого отношения к личному прошлому – одна из оригинальных и своеобычных тем современной культуры, активно поднятая авторами ХХ века. Именно в ХХ веке с одной стороны, бурно развиваются психологические и психотерапевтические школы, а с другой стороны, в теоретическом сознании формируются постмодернистские представления о реальности как множестве возможных «жизненных миров» или параллельных личностных вселенных, о размытости и оборачиваемости пространственно-временных координат, об отсутствии «генерала» в ризоматическом мире, где все связано со всем (Делез, Гваттари). Физические открытия первых десятилетий столетия вкупе с «психоделическими опытами» интеллектуалов 60-х – 70-х годов ( С.Гроф, Дж.Лилли, О.Хаксли, М.Фуко) изменили картину мира и в немалой степени подорвали классический образ стабильного универсума, где прошлое – незыблемо, настоящее творится в данный момент, а будущее являет собой горизонт открытости. Человек, обращенный писателями, философами и психотерапевтами к собственному внутреннему миру, почувствовал свою силу в вопросе перекройки и трансформации фундаментальных характеристик своего опыта, тесно связанных с общей представлением о реальности. Будущее можно спроектировать. В настоящем мы можем и должны быть свободными. Прошлое возможно переделать на такой лад, какой нам по душе. Это не важно, что оно прошло и в каком-то смысле не существует. Именно потому, что оно не более, чем образ, оно может подвергнуться любым смысловым операциям – может быть изуродовано либо украшено, по другому понято, осмыслено на новый лад. Оно может стать таким, каким никогда не было, но мы скажем себе, что так и было, потому что все представления текучи как вода.

Обратим внимание на то, что великий Марсель Пруст, почитаемый как автор, положивший начало литературному направлению «потока сознания», еще остается в классической парадигме представлений о времени и личном опыте. Когда его герой движется «по направлению к Свану», он пытается увидеть и вновь пережить время своего детства, но не стремится сделать его иным. В то же время в «постпрустовские времена», когда опыт и реальность стали отождествляться с текстом, с наррацией, прошлое становится лишь материалом, причем не только для рассказа, но для пере-сказа, для интерпретации и сочинительства, для мифологизаций и подобия игры в «испорченный телефон», где я-вчерашний передаю мне же-сегодняшнему фантазийную историю моей собственной жизни.. «Постмодернизм, - пишет В.П. Руднев, - был первым ( и последним) направлением ХХ века, которое открыто признавалось в том, что текст не отображает реальность, а творит новую реальность, вернее, даже много реальностей, часто вовсе не зависимых друг от друга. Ведь любая история, в соответствии с пониманием постмодернизма, - это история создания и интерпретации текста. Откуда же тогда взяться реальности? Реальности просто нет. Если угодно, есть различные виртуальные реальности. Поскольку реальности больше нет, постмодернизм разрушил самую главную оппозицию классического модернизма – неомифологическую оппозицию между текстом и ральностью, сделав ненужным поиск, и, как правило, мучительный поиск границ между ними. Теперь поиск прекращен: реальность окончательно не обнаружена, имеется только текст» [12].

Вопрос о личном прошлом, его экзистенциальном статусе, его месте в человеческом опыте всегда обсуждался в рамках классических и модернистских представлений именно «по-прустовски» - как вопрос о сохранении, сбережении того, что существует в нашей памяти, в нашем опыте как целостной совокупности впечатлений текущей жизни. Я.Э.Голосовкер, воспевающий возможности человеческой имагинативности, увлеченный темой воображения и говорящий о «мифе своей жизни», тем не менее, имеет в виду не произвольные измышления событий и обстоятельств. Напротив, вполне в духе Хайдеггера и Х.Ортеги-и-Гассета, толкующих о жизненном проекте, миф жизни для Голосовкера – это проект, который реализовался в прошлом и реализуется в настоящем. Он пишет: «Есть жизни, которые таят в себе миф. Их смысл в духовном созидании: в этом созидании воплощается и раскрывается этот миф. Творения такой жизни суть только фазы, этапы самовоплощения мифа. У такой жизни есть тема. Эта тема сперва намечается иногда только одним словом, выражением, фразой. Это слово и выражение суть только пункт или ядро словесного контекста, пятно на фоне. Затем тема развивается (красной нитью). Фраза может превратиться в этюд, брошенный намек - в явный сюжет. Так возникает мифотема. Она мелькает среди иных сюжетных тем, иногда особенно отчетливо возникает на срывах при жизненных коллизиях. То она скользит волной среди волн, а еще чаще скользит под волной, как автобиографический подтекст, то она вычерчивается предметно. Она становится заглавием, лозунгом. Наконец, она воплощается в полное творение: возникает развитие мифотемы. Теперь мифотема становится целью и смыслом» [13]. Мы знаем, что Голосовкер прошел через большие страдания и потери, но его главным пафосом было восстановить в целостности свои идеи, свою прошлую жизнь, а не придумать другую ее версию – версию без потерь и страданий.

Для другого выдающегося автора второй половины ХХ века философа и психотерапевта Виктора Франкла, перенесшего долгое заключение в фашистском концлагере, прошлое, каким бы оно ни было, тоже представляет ценность. Он пишет: « «Роман», прожитый каждым индивидом, остается несравненно более грандиозным произведением, чем любое из когда-то написанных на бумаге. Каждый из нас так или иначе осознает, что содержание его жизни где-то сохраняется и оберегается. Таким образом, время, сменяющие друг друга годы не могут повлиять на смысл и ценность нашей жизни. Прошедшее – это тоже вид бытия, и, быть может, самый надежный» и чуть ниже «Все, что было хорошего и прекрасного в прошлом, благополучно там сохраняется» [14].

Таким образом, и в ХХ веке выдающиеся авторы-философы провозглашали ценность прошлого «таким, как оно было».

Однако, было бы наивно думать, что постмодернизм как веяние времени возник на пустом месте и не опирается на реальные интерпретативные возможности памяти и воображения, которые лишь стали более доступны и наглядны для человека ХХ века. «Поднять руку» на неприятную картину личного прошлого можно лишь имея серьезные когнитивные предпосылки, а не просто каприз или своеволие (что же касается светлого и приятного прошлого, то, как правило, люди предпочитают его помнить таким, как оно было, хотя есть и искушение его еще приукрасить). Рассмотрим три естественные предпосылки постмодернистской установки на «пересмотр картины прошлого».

Виды обыденного пересмотра прошлого

1. Спонтанная трансформация памяти

Не для кого не секрет, что человеческая память избирательна, что помним мы далеко не все, по крайней мере, в нормальном состоянии сознания. Многое забывается, многое неуловимо меняется, смещаются акценты воспоминаний, на первый план выходят моменты, которые раньше оставались в тени. Обращаясь к прошлому, люди повествуют о своих подвигах и победах, позитивных качествах и правильных поступках, в то время как на самом деле поведение их было не столь безупречным, а успехи не настолько велики. В данном случае речь не идет о прямой лжи и сознательном обмане, просто воспоминания «на крыльях фантазии» взмыли высоко, и если человек слишком расфантазировался, то современники-свидетели могут его и поправить. Впрочем, ему ничто не мешает с поправкой не согласиться. В художественной литературе не раз встречается образ эдакого потешного старичка, который без тени сомнения повествуют окружающим о своих небывалых подвигах в прошлом. Иногда – о победах